О пользе и вреде хомяков

А начиналось все замечательно, душевно даже где-то.
Не спросясь, как обычно, нахлынуло потепление, защекотало душу весенними запахами, показало край голубого неба... Задул удивительно свежий ветерок, что-то где-то закапало и побежало, и организму жутко захотелось весны...
Ну или хотя бы посидеть с другом...
Знаете, так душевно бывает, когда встретишься, наконец, со старым товарищем, с которым и живешь-то в двух шагах, а вот видишься...

Вечер, домой идем уже, не спеша, воздух прохладный кушаем...
Хорошо так, тепло на душе... Нет, ну приняли, конечно, этого у нас уже не отнять... Пока сами не отдадим... Но тепло же от другого...
Тут, собственно говоря, все и началось...

Леха посмотрел на зоомагазин:
- А знаешь... Вот хочу хомячка купить... Ага... Желаю таки наконец, чтобы кто-то меня любил бескорыстно всей душой, а я, значит, в ответ заботой его окружал и вниманием.

Как оказалось потом, эта фраза, внося диссонанс в налаженный бардак, приоткрыла дверь в таинственный микрокосм флоры и фауны... Или просто фауны... Нет, без флоры не звучит... Короче, приоткрыла... Но по порядку...

Зашли в магазин.
Побродили. Быстро, по запаху, нашли клетки с хомякообразными.
Аншлага у них почему-то не наблюдалось, никто не давился, не тянул жадные руки, не кричал надрывно в голос, что, мол, давно здесь стоял!... У этого шкурка траченная!... Дайте того - пожопастее!... Странно... Да и ассортимент, прямо скажем...
Их вообще было только два...
- Смотри, - говорю, - вот тебе совершенно замечательные хомяки... выбирай любого и пошли.
- Ты что? - забастовал Леха, - они старые уже! Только начнешь заботиться - сдохнет на хрен!
О, мы какие... О вечности думаем.

Ну ладно, потоптались еще, близоруко приглядываясь...
Смотрим, клетка, и под ней надпись: «Джунгарский хомяк».
У Лёхи глаз заблестел:
- Вот! Вот!!! Я всегда о нем мечтал! Он маленький и не волосатый! Поди мало ест! То что надо!

Поди... Если бы у меня были такие критерии выбора друга, Лёха бы в них точно не вписался.

Ну, начали приглядываться - в клетке, как будто, никого, тишина и миазмы.
Отлавливаем девушку в дресс-коде, спрашиваем, мол, где, собственно, сами джунгарики изволят быть? Доложите, что мы просим аудиенции.
Девушка подозрительно оживилась, ручками всплеснула, радостно говорит:
- Один как раз остался!
Споро натягивает толстенную перчатку и начинает ворошить в мусоре.
Тут бы нам призадуматься, да куда там... Тепло же на душе, помним, да? Короче, повели себя как чумички - не насторожились.
А девчонка уже нащупала животное за мягкую складку и потащила на свет...
Мать моя... У него было такое лицо...
«Маминысуки!! - кричало лицо, - я же, наконец, таки остался один! В своей! Однокомнатной! Квартире! Никто не мешает спать! Не надо биться за еду! За туалет!... И тут нате вам...»
- А он не старый? - насторожился Лёха.
- Нет! Что вы! - испугалась девушка. - Свежий!... Только вот буквально недавно вылупился!... Два месяца!
И убедительно кивала на каждом слове головой, опасаясь, что мы передумаем.
Странно, подумал я, а рожа у хомяка - конченого пройдохи...
- Мальчик? - не успокаивался Лёха.
- Да! - девушка хотела перекреститься, но ей мешал хомяк.
Не зная, как это доказать, она повернула хомяка лобком вверх и надавила на пузико...
- И чего? - спросили мы с Лёхой, - там было все гладенько.
Девушка оскалилась и надавила сильнее. Чего-то откуда-то полезло...
- Эй, гражданочка! - солидарно возмутились мы. - Не надо так с мужчиной! У всех бывают разные обстоятельства, холод там, или еще чего...
Вопрос был решен.
Дальше нас понесло... Новоиспеченному другу радостный Лёха купил клетку, к клетке колесо, миску для воды, миску для еды... Продавщица, видя, что мы не в себе, применила гипноз... В результате мы зачем-то купили еще:
Охапку сена.
Пакет высококачественных опилок.
Пакет корма для попугаев... (Ничего не спрашивайте, сам не знаю, зачем).

И перлись мы обратно, волоча в руках и зубах этот скарб и радостно улыбались, как будто совершили очень замечательный поступок.
Под хомячка нам выдали картонную коробочку с дырками, и потекший душой Лёха нежно спрятал друга за пазуху. По дороге я издевался над ним: что, мол, дырки в коробочке слишком большие, и что хомячок уже давно выпал и раздавлен его глупыми ногами. Леха в ужасе останавливался, складывал вокруг себя вещи и лез проверять...
...Вечером он долго названивал мне, восторженно что-то бубнил и спрашивал, можно ли назвать хомяка Вованом?
Я был категорически против.

На следующий день Лёха позвонил мне на работу...
Я, конечно, сразу поинтересовался, как там Лёха-джуниор поживает, обласкан ли? Сытно ли кормлен? Регулярен ли его стул?

Оказалось, хомячок, не откладывая дело в долгий ящик, причинил Лёхе радость...

Придя, домой, Лёха зарядил клетку сеном, на дно положил газету и щедро сыпанул жменю корма для попугайчиков...
Жменю этот Хлеборезкин неожиданно быстро заточил, а газету стал рвать на мелкие кусочки и разбрасывать по периметру, причем некоторые кусочки вылетали наружу и весело порхали по квартире как революционные листовки. В буйстве этой круговерти казалось, что хомяк пищит: «Долой сатрапа!» «Свободу хомякам России!»
Потом оказалось, что корм для попугайчиков подействовал на животное как-то неожиданно: оно залезло в колесо и побежало...
В течение первого часа Лёха улыбался и радовался за питомца... Через два начал прибавлять звук в телевизоре... Через три попытался заговорить с остервенелым спортсменом...
Через четыре Лёха заклинил палочкой колесо.
Что тут началось...
Хомяк оказался совершенно асоциальной личностью! Скандалистом!
Он стал трясти клетку, требуя продолжения «колесика», и противным голосом верещать.
«Щя придушу» - оскалился Лёха и полез в клетку рукой.
Джунгарский хулиган принял какую-то боевую стойку и выставил вперед зубы.
- Ах ты, маленькая блядь! - умилился Лёха. Все усложнялось.

- И? - спросил я.

Тогда, чтобы забыть обиды, Лёха дал ему кость из супа...
Это была роковая ошибка.
В хомячьем глазу блеснул хищник... Он грыз её, ласково обнимая, вздыхал, поглаживал лапкой, прятал, передумывал, перепрятывал снова, опять грыз, что-то благосклонно попискивал, но больше уже не орал.
Потом он начал таскать её по клетке.
Лёха пытался заснуть - заснуть не получалось, кость гремела и резонировала в ухе... Хренов зоолог застонал и открыл дверцу, намереваясь прекратить шум.

Раздался рык - зверь охранял кость.

Лёха плюнул, натянул на голову подушку и забылся сном...

Во сне он видел хомяка.
Тот стоял на задних лапах, вцепившись передними в прутья клетки, и орал:
- Эй, тётка!... Тётка! Спишь, что ль?!!... Невесты в вашем городе есть?!!

Лёха открыл глаза... Хомяк стоял на задних лапах, вцепившись передними в прутья и вращал маленькими злыми бусинками.
- Сволочь волосатая... - выдохнул в утреннюю мглу Лёха.
Получилось жалобно.
- Я не тётка! - почему-то оскорбился он.

Потом мы рассмотрели варианты обучения хомяка онанизму, в результате которого он, конечно, станет потерянным для общества существом. Но зато перестанет шуметь по ночам...
Лёха это предложение категорически отверг и сказал, что подозревает в «корнете девушку».
- Мотивируй! - потребовал я.
- Во-первых, пипиську же нам таки не показали?!! Вооот! А во-вторых - хозяйственный - как мыло!
Оказалось Лёха, от щедрот большого сердца подарил ему старый носок, который хомяк принял благосклонно и куда-то сразу дел.
- Он не мог съесть! - клялся Лёха, - Всё... Гнездо вьёт... Рожать собрался...
Это словосочетание ему очень не понравилось, и Лёха зачастил:
- Понимаешь, я прочитал, что они в возрасте месяц уже половозрелые! А когда мы покупали, продавщица сказала, что ему два! Сечешь?! Его... Её же там целый месяц уже... А последняя и осталась наверное потому что шхерилась от всех, в щель забилась... Бля, я скоро стану папой... Тебе нужен хомячок?... Два хомячка?

Хомячки мне были не нужны, и Лёха стал давить на жалость:
- Я задыхаюсь, - потерянным голосом сообщил Лёха, - эта тварь не даёт мне убрать в клетке... У нас миазмы по всей квартире... Я пью чай - он пахнет хомячком... Я ем колбасу...
- Хорош! Меня сейчас вырвет!
Но Лёха бубнил как сомнамбула:
- ...она тоже пахнет хомячком... и телевизор... и мама... нам выбьют дверь сотрудники СЭСа и станут поливать всех хлоркой, - продолжал он сгущать краски, - А потом они вызовут гринписовцев, и те четвертуют меня за негуманное обращение с этой сволочью... зачем ты подговорил его купить?
- Ты стал неинтересным собеседником, - посетовал я. - Даааа... Твой мирок сузился до размеров этой маленькой волосатой жопы! Нам что, больше не о чем поговорить?!!
- Я не могу ни о чем говорить, у нас воняет хомяками... Приходи в гости?
- Соберись! Ты чего, не можешь проявить смекалку?
- Не могу, - признался Лёха. - Животное охраняет кость. Оно опасно. У него явно склочный характер. Может быть, его, поэтому никто и не покупал. А может быть, покупали, но он грыз детей, и его приносили обратно... Одна надежда - нас обманули, что он молодой...

А под конец разговора Лёха спросил:
- А хочешь, я дам тебе послушать, как оно верещит?
Я не хотел, но кому это было интересно?
На том конце провода Лёха сопел и брякал клеткой, пугая хомяка засунутой рукой. Долгое время ничего не происходило.
Потом заорал сам Лёха.

Но все же, прислушавшись, можно было уловить в этом крике нотки радости...
Так думаю...
В любом случае, Лёха хотел заботы о ближнем, он её получил.

Переменный ток

Главное для командования что? Донести до подчиненных Истину в максимально доступной форме, и чтобы после этого все работали. У нас в больнице последнее время формы общения с начальством незамысловаты:
Начмед: "Вы говно!"
Доктор: "Осмелюсь не согласиться! Я специалист высшей категории".
Начмед: "Нет, все же вы говно!"
Доктор: "Чем докажете?"
Начмед: "Вы не работаете хорошо, а работаете как говно".
Доктор: "Позвольте, даже говно за такую зарплату работать не будет. Почему в прошлом месяце урезали ночные, а?"
И так далее.

Непродуктивный диалог. Зряшный. Кто кому чего доказал? Никто никому ничего. А все из-за того, что стиль не отработан. Ну что за первичный посыл? Суконный язык, никчемная аллегоричность, вялая образность. Начальство плоское у нас как палтус.

Вот в армии дело обстоит получше. Внешняя ужатость в мундир и скованность уставом требует сублимации. Сублимируют многие отцы-командиры в словоформы, эпохальные фразы и афоризмы; словоформы эти зачастую являются блестящими импровизациями. Много в армии талантливых ораторов.

Доходил до меня рассказ Олега (это известный человек, про его подвиг с алказельцером я уже писал) о его службе на Байконуре в конце восьмидесятых.

Байконур - место далекое и романтичное. Служить там, с одной стороны, трудно, а с другой - почетно, к тому же, потом, дембельнувшись, можно хвастаться и привлекать внимание девушек, таких хороших и нужных.

Как известно, одной из главных целей дембеля является изготовление дембельского альбома. Чем он красивее будет, тем сподручнее потом хвастаться. В этот альбом вклеиваются различные фотографии, отражающие содатский быт ("Я под кустом с автоматом", "Я верхом на межконтинентальной баллистической ракете", "Я ем суп" и так далее), рисуются всевозможные рисунки, большей частью отражающие содатские фантазии, прикручиваются различные армейские артефакты приемлемого размера.

Байконурская часть не была исключением, там тоже все хотели красивый дембельский альбом. Чем его украсить, как не деталью от космического корабля? Правильно, ничего лучше для дембельского альбома извеку не придумано.
Олег признавался, что ему было страшно смотреть на стартующую ракету. Он ждал, когда же она ебанется, потому как по человеческой логике ракета с таким количеством отсутствующих деталей должна ебануться сразу. Даже не взлететь, а просто печально завалиться на бок.

Но в этом и есть гений наших ракетных ученых. Спроектировать ракету так, чтобы она взлетала невзирая на то, что половину деталей с нее спиздили - на это способны только гении. Хотя есть подозрение, что Олег просто невозбранно пиздел.

Медные уголки, плата с микросхемами в виде закладки, транзисторы в качестве скрепок - бойцы старались как могли. Альбомы весили по нескольку килограммов, ими можно было обороняться от превосходящих сил противника. Конечно, кто пошустрее, тот добывал побольше деталей, и альбом у него хорошел гораздо быстрее. А кто менее проворный... Знаете, есть такой народ, до чужого добра жадный, бывали случаи варварского потрошения чужих альбомов. Поэтому их прятали.

Ну куда в казарме спрячешь? Не под матрас же, ворище туда первым делом полезет. Поэтому старались прятать на территории части. Кто в пищеблоке в крупу закапывал, кто в сортире тайник делал, кто толь на крыше расковыряет, да под него сунет. Ну и следили, ясное дело. Кто с мечом к нам придет за дембельским альбомом, тому крышка, а некоторым рецидивистам так и вовсе пиздец.

Один особенно умный узбек додумался спрятать альбом в трансформаторную будку, и это был последний умный поступок в его жизни, потому что электричество не терпит такой фамильярности. Когда боец очередной раз полез проверять, на месте ли альбом, шесть тыщ вольт сказали своё слово. Капут случился сразу.

Ну, дело такое, деликатное, время еще советское было, каждый такой случай - ЧП, тем более в такой части, стратегически важной. Прислали на разбор последнего полета несчастного узбека проверяющего из Москвы, генерала с инспекцией.

Генерал первым делом пообедал, а потом вызвал командира и замполита части и примерно их наказал словами, обещав наказать еще строже после проверки, возможно, и не словами уже. На робкие попытки оправдаться: "Да мы же ему, долбоебу, говорили, что нельзя...", генерал отрубил: "Не умеете вы с личным составом работать в воспитательном плане! Запретительный метод при руководстве дембелем малоэффективен, он умеет уже класть с прибором на ваши запреты. Вот вы не задумывались, в каком роде войск служите? В вы-со-ко-тех-но-ло-гич-ном, блядь, в вы-со-тех-но-ко-ло... Видите, даже слово такое, с налету не возьмешь! Объяснять нужно, доводы приводить, с физической точки зрения там, химической, еще какой?.., подключать свои технические знания, доказывать. Чтобы понимали! Взывать к сознательности".

После этого генерал потребовал выстроить личный состав на плацу.

Речь свою он начал так:
- Переменный ток, товарищи бойцы, он на то и переменный: нет-нет, да и ебанёт!!

Бойцы слушали его как бандерлоги. Это был настоящий обветренный оратор.

-------
прислано с согласия автора
http://hagnir.livejournal.com

Шутка

90-е годы, Южно-Таджикистанская археологическая экспедиция. Октябрь. Копали мы тогда городище Тахт-и-Сангин, которое находится буквально в точке слияния Вахша и Пянджа, образующих Амударью. Правый берег Аму - наш, левый - афганский. Причем, с нашей стороны все как положено: колючка, КСП, дорога, по которой патрульные «шишиги» ездят. А у них - так, берег и берег, вдалеке кошары какие-то. И там, и там - горы. Это все для рекогносцировки.
Сам я копал в тот момент шурф 2х2 метрах в пятистах ниже по Амударье от места основных работ. От шурфа до пограничной колючки - два десятка шагов. В подчинении у меня - двое рабочих, студентов из Питера. Отличные ребята, работящие, непьющие. И увлекались оба немножечко буддизмом. Головы брили, ходили в широких светлых штанах и босиком. Кто знает, в тех краях в октябре нормальная температура днем +35, да еще и горы. Ну, а я - простой русский человек, носил кеды, «колониальные» шорты, нож на поясе (после лопаты - главное орудие археолога). Панама на голове, бородка. Экспозиция закончена.
Вы заметили, что в буржуйских боевиках вертолет всегда появляется откуда-то снизу? Из-за горы, из-за домов, в общем, как бы выныривает. Так эффектнее, потому что неожиданно.
Копаем мы свой шурф, как вдруг с северной стороны выскакивает родной до боли «крокодил» в желто-коричневом камуфляже и спокойно летит вдоль Аму, немного забирая к горам. То есть по отношению к его курсу мы заметно ближе к афганской территории.
И тут в моих буддистов вселяется неожиданный кураж. То есть один начинает исполнять какой-то шаманский танец. Второй падает за отвал, хватает лопату и из ее черенка начинает выцеливать вертолет. А я стою и наблюдаю это дуракаваляние.
«Крокодил» в ответ «дружески» кивает и начинает заходить прямо на нас.
И только тогда я вижу на его пятнистой бочине отнюдь не красную звезду, а черно-зелено-красный треугольник.
АФГАНЕЦ.
Со стороны, наверное, это смотрелось неплохо. Со страшным криком «Воздух, блядь!» я начал сталкивать студентов в шурф. Впрочем, вертолет надменно отвернул и ушел дальше на юг.
«А грифу кажется, что это ползут по скалам муравьи».
Мне потом объяснили, что по взаимному согласию афганские вертолеты, патрулируя границу, немного залетали на наш берег.
Пуштунского я не знаю, но могу точно перевести на русский то, что подумал афганский пилот: «Ты пошутил? Ну, и я пошутил».

Неравная схватка

Авиационный техник самолета Слава Бякин был не просто нудным. Он был до чрезвычайности нудным. Он был крайне и невыносимо нудным. Даже его милейшая терпеливая жена - великомученица Екатерина - и та сбежала от него к молодому летчику соседнего полка. Слава знал все: от гинекологии до космоса, и от мировой экономики до микробов (причем знал всех микробов лично и поименно). Самое нудное, что своими познаниями Слава настоятельно делился с людьми находящимися рядом и при этом он безбожно фантазировал (да просто врал!). После его монотонного рассуждающего и поучающего голоса появлялось стойкое ощущение попадания собственной обувью в продукты канализации, а во рту появлялся отчетливый привкус уксуса.

Нелюбовь к Славику сослуживцы выражали по-разному: кто-то старался просто его не замечать, кто-то сразу с безопасной дистанции посылал несмолкающего говоруна туда, куда русские люди ходят ежедневно, помногу и с видимым удовольствием. Технический состав, весьма гораздый на выдумки, втихую изводил Бякина розыгрышами и мелкими пакостями: то ему, дремлющему, свяжут контровкой штиблеты, то душистым раствором хлорки слегка оросят его остывающий обед. Но никто и ничто не могло вывести Славу из равновесного занудного состояния. И его голос липким мотивом звучал на аэродроме, в столовой, в штабе, сводя с ума всех присутствующих при этом.

В ту пору прославленный авиационный полк, воинственно бряцая оружием, вступил в полосу ответственных учений. Особенность запланированного летно-тактического учения состояла в том, что на стороне "ихних голубых" (мы-то свои, "красные") играла часть специального назначения. Все знают по фильмам и книгам про этих чудо-воинов: стреляют на косой взгляд и невнятный звук, могут не питаться (или только лягушками и змеями), не спать (или только на бегу), под водой не горят, в огне не тонут. Не снимая буденовки, парашюта и акваланга, сразу в бой. Кирпичи на голове (чужой и своей) разбивают в мелкую крошку. Так что иностранные береты всех раскрасок, японско-китайские ниндзи и якудзы оптом отдыхают, нервозно покуривая в сторонке.

По поводу ожидающегося нападения на аэродром озабоченное командование полка предприняло ряд решительных мер, направленных на усиление охраны и обороны аэродрома: у кривого от постоянных автомобильных таранов шлагбаума дополнительно выставили несокрушимого воина с потертым штык-ножом и заинструктировали вусмерть личный состав. Особенно в запугивании авиаторов преуспел замполит полка (офицер удивительной судьбы!), познавший в юности тяжесть срочной службы в Воздушно-десантных войсках. Мастер художественного слова и надувания мыльно-идеологических пузырей чревовещал так убедительно, что временами самому становилось страшно: "Подберутся они незаметно, как тени, хоть днем, хоть ночью, часовых всех скрутят, связь перережут. А когда наступит время "Ч" - взлетят на всех наших объектах заминированные сигнальные ракеты, они ворвутся на КДП и нагло ткнут автоматом в нос командиру. Все, накрылся аэродром женским тазом".

Народ выгнулся и непомерно напрягся во всеобщем стремлении к бдительности. Тут же в угаре этой бдительности изловили проезжающего мимо аэродрома инвалида. Инвалидную мотоколяску арестовали, а комендант аэродрома пристрастно допросил задержанного. Хорошо, что вмешался командир полка, а то бы в запале довели испуганного деда-ветерана до инфаркта. Затем на вершине близлежащей сопки был замечен наездник на низкорослой забайкальской лошади. Незамедлительно было организовано стремительное преследование на дежурном тягаче. Но стремительный тягач метров пятьсот дымно агонизировал и чахло умер, а всадник с головой (вероятно, это был местный ковбой бурятской национальности), обнаружив погоню, проворной точкой скрылся за горизонтом. В такой изматывающей обстановке, когда повсеместно мерещились коварные агрессоры, закончился еще один день учений.

Бякин неторопливо выполнил послеполетную подготовку на своем подопечном самолете и отбуксировал его на эскадрильскую стоянку. При отсутствии слушателей, которых ему так не хватало, Слава, сидя на поросшем жухлой травой склоне железобетонного укрытия, подставил позднему нежаркому солнцу свое бледное лицо и предался глубоким размышлениям о глобальных проблемах человечества. В таком положении его и прихватили. Неведомая силища грубо спеленала вялого мыслителя брезентовым чехлом, и щедро награждая весьма ощутимыми пинками, куда-то потащила. Пленника долго несли на руках, затем, видимо подустав, поволокли по траве. Молчаливые диверсанты бросили свою ношу, и для острастки еще разик-другой буцканули по Славиному страдающему седалищу. "Притащили в свое шпионское логово, пытать будут", - затравленно подумал Бякин. Нестерпимо ныли побитые бока. Едкий запах керосина, идущий от брезента, затруднял дыхание. Время затаилось, и Слава затаился вместе с ним. Узнику чудились какие-то подозрительные шорохи, шаги, звуки осыпающейся земли. Верный воинской присяге воспитанник ленинского комсомола старший лейтенант Бякин для себя твердо решил ни под какими пытками не выдавать военные секреты родной воинской части. Но время шло, а диверсанты все не приходили. Слава начал натужно кричать, когда уже не стало сил протолкнуть свой крик через плотную материю, он стал громко визжать. Когда визг перешел в неясный хрип, жертва диверсии оставила попытки привлечь к себе внимание и только изредка похрюкивала и подрыгивала затекшими ногами.

В конце летной смены инженер эскадрильи устало обошел стоянку и, к своему удивлению, обнаружил незачехленный самолет. Немолодой майор витиевато поупражнялся в сквернословии, заодно упомянул тихим словом всю родню нерасторопного техника, обошел вокруг железобетонного укрытия и с удивлением обнаружил за колючей проволокой ограждения мычащий мешок. Распеленав брезент, он ошеломленно уставился на появившееся из свертка измазанное и взопревшее Славино лицо.

В курилку, где расположился технический состав, ожидавший отъезда с аэродрома, Славик ворвался как нежданное расстройство желудка. Постояв мгновение в центре круга, он обвел всех суровым взглядом и завопил срывающимся фальцетом:
- Сидите, курите, козлы маслопупые, технота замусоленная, ветошь бэушная, верблюды вы татаро-бурятские! И уже с неподдельным трагизмом и слезой в голосе укоризненно добавил:
- Где же вы все были, когда я один на один со спецназом дрался? От дружного хохота крыша курилки поднялась и чудесным образом повисла в воздухе. Поруганная жертва террора непонимающе закрутил головой, силясь понять реакцию на его речь.

Когда отсмеялось, обхохоталось и оборжалось, многострадальный Славик узнал, что захват аэродрома не состоялся, ибо "чудо-рейнджеры" условного противника заблудились в бескрайней степи (слава Забайкалью, где вместо дорог зачастую просто направления), а роль матерых террористов сыграли его давние сослуживцы. Техник соседнего самолета из родной эскадрильи и механик-прапорщик, скрытно подобравшись к надоевшему всем однополчанину, накинули на него брезентовый чехол, пару раз протащили вокруг его же укрытия и выбросили за проволочное ограждение. Ну, под шумок скоротечного захвата попинали слегонца (то-то душу отвели).

От такой подлости и несправедливости человеческой Слава Бякин, может быть впервые в жизни, замолчал. Он честно изображал обиженную на весь мир немую рыбу ровно неделю, и когда в части уже вздохнули с облегчением, Бякин занудил с удвоенной силой. И его нудный и противный голос вновь взвился над очаровательными забайкальскими далями, убивая на лету еще по-летнему резвых мух.

http://aviabvvaul.narod.ru/083/smolin_raznoe.htm

Прислал: Steel_major с разрешения автора

Эх, Петька, как нас раскидала "гражданка"...

Несколько лет назад отвечал я в структуре нашей фирмы за кабак. Самый натуральный был кабак, ресторан, забегаловка - называйте как хотите.
Так вот, сообщают мне как-то, что некий г-н Иванов хочет меня видеть. Утром заходил. Вечером опять зайдет. По каким делам - неясно. Кто такой - еще более неясно. Зачем я ему - тайна покрытая мраком. Что о себе сказал - что зовут Иванов.
Вечером меня не было. На следующий день рано утром тоже не было. Прихожу к обеду и опять: вас г-н Иванов дожидался, сказал, что придет позже.
Дал я указания если опять разминемся - спросить этого Иванова, что ему надо. Но... как вы можете догадаться, и на третий, и на пятый день таинственный Иванов кружил-кружил и не давал ни бита информации ни о себе, ни о своем деле.
И настал наконец день, когда встретились мы с этим Ивановым. Я выбегал куда-то по делам и очень спешил. А у пропуска навстречу мне выбегает секьюрити и с облегчением орет: Вот, г-н Борода, наконец-то вас г-н Иванов дождался!..
Г-н Иванов оказался незврачным мужчиной средних лет, с абсолютно незапоминающейся внешностью. Он взял меня за пуговицу и страшным шепотом поделился тайной: он торгует трюфелями и может поставить нашему уважаемому ресторану любые количества сего деликатеса.
- Большое спасибо, - попробовал я вырваться из его цепких лап, - но, понимаете, я во-первых очень спешу, а во-вторых - ничего в трюфелях не смыслю. Так что потолкуйте, пожалуйста с нашим шеф-поваром, и если он будет не против, то я уже "за".
Г-н Иванов скривился:
- С поваром?..
- Не судите опрометчиво! - процитировал я Евангелие и господина кардинала. - Наш шеф человек более чем опытный...
И это было правдой. В свое время Данчо состоял в личном штате тов. Живкова и готовил не только для Самого и членов его семьи, но также частенько и для его гостей, среди которых бывали не последние представители прогрессивных и реакционных сил планеты.
Когда грянул гром, он как раз вышел на пенсию в невысоком офицерском звании. А до того состоял в штате Пятого управления ГБ, так называемого Управления Безопасности и Охраны (УБО).
Всего в структуре госбезопасности было шесть управлений: Первое (разведка), Второе (контрразведка), Третье (военная контрразведка), Четвертое (экономический шпионаж) и наконец, функции собственно кровавой гебни выполняло т.н. Шестое управление. В Пятом же служили либо гориллы-телохранители, либо всякий дворовый люд, вроде шоферов, поваров и прочих горничных.
Уже будучи молодым пенсионером, наш Данчо сменил несколько мест работы - преимущественно довольно престижных мест тусовки "новых болгарских". Некоторое время даже крутил самостоятельный бизнес, но к описываемому времени погорел и прибился к нам, поражая посетителей испеканием полутораметровых сомов и фаршировки перца фасолью.
И в этот самый момент, когда я тщетно пытался освободить свою пуговицу из пальцев г-на Иванова, Данчо (легок на помине!) появился в дверях.
- Вот! - воскликнул я. - Се человек, который вам нужен. Данчо, позволь тебе представить г-на Иванова...
Г-н Иванов впился наметанным взглядом в благодушную физиономию нашего шеф-повара и процедил:
- Где-то мы с вами раньше встречались...
- Возможно в ресторане Дома кино? - широко улыбнуся тот.
- Нет, я там не бываю.
- В Клубе банкира?
- Нет.
- В гран-отеле "София"?
- Нет, нет...
- В "Хилтоне"?
- Да нет же...
- Ну, тогда, значит, скорее всего - в УБО.
- Нет - сокрушенно сказал г-н Иванов. - Я из Четвертого управления...