Доброе утро.
Каждое ли утро бывает добрым? Вряд ли. Вообще само название этого приветствия, особенно когда тебя из сладких объятий Морфея тревожная трель будильника вырывает в темное зимнее утро рабочего дня, да еще понедельника, да еще, если вдруг, как говорится, выходные прошли не зря... звучит весьма и весьма двусмысленно. Да, какое тут на фиг доброе... В лучшем случае хмурое... Вот в армии, там все гораздо честней. Там тебе никто не говорит «доброе утро», там в ходу другое слово. Попробуйте, прошепчите над ухом крепко спящего товарища, имеющего за плечами хотя бы годик казарменной жизни, это магическое слово «подъем» и если он сразу же не проснется, то сильно заворочается, это уж точно. Нет, в большинстве своем утро добрым не бывает, правильно гласит народная мудрость. Хотя ощущение доброго утра оно, конечно есть. Вот хотя бы, например, в субботу, когда на работе все что намечено и даже больше оного за прошедшую неделю сделано, ты проснулся сам, без будильника, за окном хорошая погода, а впереди два выходных дня. Такое утро действительно можно назвать добрым. Так или примерно так думал еще далеко не старый, но уже отставной полковник (ОП) солнечным морозным московским утром, собираясь выводить на прогулку свою собаку. Псина, всем своим видом выражающая крайнюю степень любви к хозяину, сидела под входной дверью. Что нам стоит собраться? Втиснуть тело в уже не первой свежести, но еще приличного вида армейский зимний камуфляж со споротыми нарукавными эмблемами принадлежности к силовым структурам, впрыгнуть ногами в «трофейные» американские сапоги полярного летчика (до -38 по Цельсию, если переводить с Фаренгейта), на голову черную спортивную шапочку и вперед! Да утро действительно было добрым. Тридцатиградусные морозы уже спали и 17-19 градусов ниже нуля вкупе с восходящем ярким солнцем воспринимались просто чудесно! Сегодняшний утренний маршрут прогулки был маршрутом выходного дня. Это значило, что нужно дойти до киоска, купить субботний номер «СЭ», сделать кружок побольше, порадовать собачку, можно, плюнув на мороз, ведь потеплело и баночкой пивка побаловаться...Но человек предполагает, а Всевышний располагает... В ближайший киоск «СЭ» не привезли. Перемолвившись с симпатичной киоскершей ОП шагнул к переходу, чтобы пройти к следующему киоску. Улица вливалась в ТТК (третье транспортное кольцо г. Москвы), по которому несмотря на относительно раннее время уже во всю бурлил автопоток. На переходе горел красный. Машин не было, можно было бы и перейти, тем паче, что никто из проносящихся по ТТК, не показывал стремления свернуть с него, но собака должна быть воспитанной и поэтому она по команде «стоять» ждала вместе с ОП зеленого. Вот и зеленый, команды «вперед» и «рядом»... Стремительное продвижение этого размытого сероватого силуэта ОП заметил буквально последним уголком своего периферийного зрения...Резкий рывок поводка, шаг назад, визжа тормозами серая иномарка промелькнула в считанных сантиметрах от ОП и носа его собаки, выкатилась на ТТК и замерла метрах в 5-4-х впереди, так и не решившись с ходу влететь в бешено засигналивший поток... Бешенство, так можно охарактеризовать чувство, охватившее в первое мгновенье ОП...Под его воздействием они с ощетинившейся собакой непроизвольно рванули к раскорячевшейся после торможения иномарке...Но рассудок возобладал над чувствами... Почему-то сразу вспомнилась атака польских улан в 39 г. с шашками на немецкие танки... В голове вертелись только малоцензурные слова... Остановившись метрах в 2-х от иномарки и рыкнув собаке «СТОЯТЬ!!!», ОП снял перчатку и вынул из кармана мобильник, проимитировав звонок. Сразу оговорюсь, что ОП, за годы своей службы никоем образом не относился к «продавцам полосатых палочек» и имел весьма приблизительное представление о характере их службы. Але, Петрович, это я, подожди, не докладывай, запиши пока не сменился и передай по смене... ОП старался говорить как можно громче. Да записывай. 8-55, пересечение Башиловской ул. с Нижней Масловкой. Темно-серая мазда, госномер ..., регион 77, примерно 97-99 год выпуска. Тонированное стекло «штурманской дверцы» слегка опустилось. Проезд перекрестка на запрещающий сигнал светофора, превышение скорости, попытка наезда на пешехода,... как на кого, бля... на кого..., на меня...свидетель киоскерша, я сейчас ее данные возьму. Так передай по смене. Проверить по полной программе. Слышишь по ПОЛНОЙ ПРОГРАММЕ! На угон, техсостояние, водителя на медицинское освидетельствование. И все строго, СТРОГО по инструкциям, вежливо, но по полной, будет пытаться откупиться сразу протоколируйте и вызывайте прокуратуру. Все. Передай по смене. Мне немедленно доложить результаты. Я на трубе. Все. Давай. Пока. ОП пошел к киоску. Обсудили с киоскершей манеру езды некоторых отмороженных московских водителей. Мазда наконец-то вывернулась на Н. Масловку, но не поехала по ТТК, а припарковалась в метрах 15-ти. Неуверенно открылась дверь. Водитель хотел было выйти, но затем видно передумал. Дверь закрылась, машина тихо поползла по Н. Масловке, затем свернула налево, на Полтавскую... Возвращается, испугался... Что ж, по крайней мере в эти выходные на дорогах родной столицы одним мудаком будет меньше... Утро снова начинало понемногу становиться добрым...

Женщинам границы посвящается!
Наш НЗ был зверь! Ну не то чтобы уж совсем, но в вопросе внешнего вида и дисциплины он был беспощаден не только к нам, но даже и к членам своей семьи! И это притом, что отправляя нас на службу, всегда повторял: - Сначала стреляй, а потом иди смотреть кто там лежит! И при всём том он был страстный любитель кино - ну может же быть у человека страсть, пусть даже этот человек и в погонах! И особенно любил он актрису Людмилу Марковну Гурченко - прямо жизни без неё не чаял! Не сомневаюсь, что узнай Людмила Марковна о таком поклоннике, вся наша застава с поэтическим именем "Акация" имела бы честь лицезреть её, что называется, живьём. Но после долгого перерыва Гурченко впервые появилась на экранах только в фильме "Старые стены", и наш НЗ где-то этот фильм раздобыл! На нашей заставе был летний кинотеатр мест так на 50 - под сенью деревьев - их у нас было много, отсюда и позывной! И вот НЗ, естественно, не упустив возможность похвастаться перед соседями и отрядом новым фильмом, пригласил всех, так сказать, на премьеру! Надо ли говорить, что все женщины правого фланга 45-го Серахского ПО восприняли эту новость "на ура"! Вместе с мужьями они заявились в полном параде к нам! Это было нечто!!!! Впервые за 1,5 года мы увидели гражданских женщин - и обалдели! По сравнению с ними все признанные мировые красотки были просто тьфу! Не упустила такого случая и жена нашего НЗ - Елена. А надо сказать, что дама была очень строгих правил - всегда в длинном среднеазиатском халате, наглухо застёгнутом на все пуговицы. И вот час премьеры! В первых рядах НЗ с зам. нач штаба, рядом жены и офицеры, сзади мы все. И тут от офицерского дома по дорожке, которую мы каждый день мыли до блеска, послышался стук женских каблучков. Мы повернули головы на звук и обомлели! Елена, в миниатюрном платьице, открывавшем её стройные ножки на высоченных шпильках, в шикарной блузке с обалденным декольте произвела впечатление разорвавшейся бомбы! Сказать что все обомлели, значит не сказать ничего! Она скромно подошла к мужу, нашему НЗ, и присела на скамейку рядом с ним. Последовала пауза. Киномеханик не решался без команды начать, а команды всё не было. Наконец НЗ наклонил голову к супруге и в вечерней тишине мы все услышали нечто вроде сдавленного рычания. Елена нервно дёрнула плечиком. Рычание повторилось с большей силой. Елена фыркнула. Тут последовал уже прямо-таки львиный рык! Елена встала, и демостративно качая бёдрами, пошла по дорожке назад. Челюсти у всех, включая офицеров, опять отвалились. Через 45 секунд - жена пограничника всё-таки! - она появилась в длинном халате, наглухо застёгнутом! Общее наше возмущение НЗ прекратил одной командой: - Начинай! Фильм все посмотрели благополучно, но своё одобрение жене НЗ мы выразили аплодисментами в её адрес, на что НЗ за спиной показал нам кулак! Кулак кулаком, но на следующий день шеф был чрезвычайно доволен как фильмом так и жизнью! Довольна была и Елена. И вообще, на заставе "Акация" все ходили и восхищались женой НЗ! Видно потому, что настоящие женщины всегда достойны восхищения. Ну а жены офицеров-пограничников и подавно! Перед ними можно только снять свою пограничную шляпу - панамку!

Мурашки!
( сухопутное происшествие на морской практике с прологом и эпилогом).

Пролог: И в наших субсеверных широтах бывает лето. Не принято считать Питер севером, но и южным городом не назовешь. То лето, вернее, тот июль был очень жарким. Особенно тяжело в наших краях из-за повышенной влажности. Кругом болота, озера, а в центре Залив. И все это парит... Так вот, причиной этому происшествию была невыносимая летняя жара...

Практика! Наверное, все, кто учился, вспоминают практику с особыми чувствами. Но нет более непредсказуемой практики, чем в военно-морском училище.
К примеру, вам говорят, что всего на две недели где-нибудь в Охотском море. В результате, через два месяца вас вертолетом снимают в середине Индийского океана и транзитом через Дели и Москву везут вместе с разным барахлом в грузовом отсеке военно-транспортного самолета. Для тех, кто не знает: там нет туалета, но и герметичности тоже нет. Поэтому необходимо, сняв кислородную маску, попасть в щель грузового люка.... Ну, не промахнулся, и хорошо...
Или стоит крейсер на якоре в западной части большого теплого моря. Курсанты на практике - загорают. Объявляют построение - раздают автоматы, устраивают несколько тренировочных стрельб. Затем строго напоминают то, чему учили на первом курсе - способы боевого применения морской пехоты. Потом раздают патроны, гранаты, сухой паек сажают в шлюпки - и вперед...
Уже в шлюпке говорят, что один маленький свободолюбивый народ обижает другой маленький и еще более свободолюбивый. Но тому народу помогает весь мировой империализм, а другому народу помочь некому, кроме горстки необученных морских курсантов. В полный штиль, под палящим тропическим солнцем, в шлюпках на веслах эта похоронная процессия входит в территориальные воды чужой страны. ( Крейсер предусмотрительно в терводы не входил - он слишком дорого стоит). Корабль уже стал маленьким в дали, а грести еще 12 миль на веслах, и курсанты в раскаленных касках уже не думают о том, что ждет впереди - просто скорее бы берег.
И вдруг над крейсером взлетает красная сигнальная ракета - "ОТБОЙ! ВОЗВРАТИТЬСЯ НА КОРАБЛЬ!!!"
Ну, что тут скажешь? Война уже кончилась... Хорошо, что хорошо кончается!
Правда, сам я именно в этих приключениях не участвовал, но не всем так везет. Правда, и на мою долю досталось различных эпизодов помельче. Много и долго можно рассказывать о практике, но, пожалуй, в другой раз. И потом, это все происходило в море или под ним, а я обещал рассказать историю сухопутную.
Курсантов ВМФ учат многому и по-разному, нужному и не очень, но всех нас учат водить корабли. И конечно, сначала маленькие - катера, а уже потом большие. Так вот, эта практика была катерной. Вечером после ужина толпа курсантов погрузилась в электричку и уже через двадцать минут, весело пыля по дороге, под вечерним, но все еще палящим солнцем, подошла к шлюпочному каналу Ломоносовского порта.
Чтобы понять, немного истории. Все знают, что Великий Петр был просто без ума от морских забав. Он принудил всех знатных вельмож содержать свои яхты и катера (в то время - гребные и парусные) и даже раздал им весь мелкий флот. Это сейчас яхта - престиж и богатство, а в те времена головная боль и ужас! Тем более что Россия и ее народ были чисто сухопутными. Но чтобы никто не уклонялся, был издан указ: прибывать на праздники только морским путем. Если дворцы стояли близко к воде - это не сложно, а если дворец на горе? Так вот по такому случаю рылись каналы, не взирая на затраты и целесообразность. Но каналы требуют ухода. Они зарастают, осыпаются и т.п. Не миновала эта участь и шлюпочный канал в Ораниенбауме. Часть его засыпали, часть стала болотно-сточной канавой, а устье стало принадлежностью порта, в которой на тот момент и стояли наши катера. Это раньше он должен был служить "парадным входом" и вести к дворцу, а теперь находится он, как говорят "за углом и направо" от железнодорожной станции. С одной стороны пейзаж разнообразит бесконечный, изобилующий дырами и "колючкой" забор судоремонтного завода, а с другой живописно раскинулись различные склады и другие постройки не совсем понятного назначения, которые обычно отличают железную дорогу от остальной цивилизации.
Катера для практики, надо отметить, были не такие уж и маленькие. В них, не считая всего необходимого для экипажа и машины, были два кубрика на 10-12 человек и два штурманских класса. Я с несколькими своими одноклассниками расположился под палубой в кормовом кубрике. Погода, как я уже упоминал, была очень жаркая, и за день металл катера впитал в себя достаточное количество солнечной энергии. И теперь, вечером, щедро излучал его во все стороны, но с особенной настойчивостью в жилые помещения. Полное отсутствие движения воздуха, также не повышало комфортабельность нашего обиталища. По-прибытии нас сразу порадовали тем, что пресной водой пока не заправились и раньше утра мы не получим ни капли. Вообще-то это не удивительно для моряка, потому что в этом заключается один из главных парадоксов мореплавания. "Кругом вода" - как поется в песне, а ни напиться, ни помыться. В море-океане потому что она соленая, а в заливах и реках грязная. Но жидкость, содержащуюся в шлюпочном канале, просто язык не поворачивается назвать водой. Чтобы представить - это вещество напоминало хорошо переваренный гороховый супчик, как по цвету, так и по густоте...
Пока мы сидели, болтали и курили на юте - все ничего, однако, когда, спустившись в кубрик, мы попытались уснуть, нас окружала атмосфера хорошо протопленной парилки, при этом без всякой надежды на холодный душ. Естественно, о купании в канале не могло быть и речи.
А в это время в другом кубрике выше верхней палубы, когда отбились (поясняю, ОТБИЛИСЬ, значит легли спать после отбоя, а совсем не то что вы подумали) никак не могли поверить, неужели насекомые в белье? Лишь когда спустя час стихли механизмы, стало ясно - комарики! Много, очень! Яркое впечатление - нарастающий многотональный, слегка интерферирующий шум пикирующей твари, в мучительном полусне он воскрешал в памяти фильмы о войне и истошный вопль атакующей пехоты - урААААА!!!
Если писать сухим языком военных сводок, уснуть не представлялось возможным.
Тогда решили, несмотря на духоту, задраиться (закрыть дверь и иллюминаторы), включить свет и попытаться перебить гадов всех до единого. Шум, грохот и вопли подняли с подушки голову крепкого уральского парня, который сквозь сон спросил, мол, в чём дело, мужики? Битва на мгновение стихла...
Не знающий его, поверил бы молодецкому сну и недоумению, да и то, если бы истинное положение вещей не выдавало бы его лицо, всё распухшее от укусов. Никто ему не ответил, и спустя секунды сражение закипело с новой силой.
Тёплой белой ночью, дыша свежим воздухом, изредка отмахиваясь от опоздавшего на пир вампира, вахтенный на верхней палубе со злорадным интересом наблюдал, как за запотевшим иллюминатором в тесноте размахивали полотенцами и тельняшками братья по оружию.
Я же практически никогда не страдал бессонницей, тем более, в молодые годы, и отсутствие комаров в нашем кубрике позволило мне довольно быстро уснуть. Конечно, тяжелое забытье в духоте можно назвать сном. В течении полутора часов меня преследовали "душители", "утопители" и "потрошители" (к счастью, мы еще не ведали тогда о Фредди Крюгере и прочем... ), пока наконец я со стоном, весь мокрый, не очнулся в душно-могильном сумраке, подсвеченном мертвенно-синей лампочкой. Из темноты доносились сдавленные вопли моих товарищей и раздавались глухие удары по подушкам и матрасам в безуспешной борьбе с ночными кошмарами. После долгих и мучительных попыток вновь отключиться, в конце концов осознав, что снова уснуть здесь не удастся, я выполз по вертикальному трапу на ют.
Здесь разительная перемена обстановки требует лирического отступления в моем повествовании. Белая ночь при ясном небе в начале июля. Мало того, что это само по себе прекрасно и уже описано много раз литературным, живописным и музыкальным языком. Но, видимо, таковы свойства человеческой памяти, в том, что прекрасное воскрешает приятные воспоминания. А сколько романтических воспоминаний навевает белая ночь! Они же в свою очередь рождают надежду, ведь дальше может быть еще лучше и еще...
Ну так вот, в эту прекрасную ночь, когда светло почти как днем, я весь мокрый и противный сам себе выполз на ют. На леерах с полотенцем в руках сидел Валерка. На его лице без труда читались те же ночные страдания и муки. Перекинувшись парой слов, мы решили соединить свои усилия в поисках воды для мытья. На секунду я нырнул в душный кубрик за полотенцем. И мы отправились на поиски источника прямо в чем были, т.е. в тапках, трусах и с полотенцами на перевес. До залива было довольно далеко, и в связи с близостью порта там наверняка поверхность воды переливалась всеми цветами радуги. Решив не терять понапрасну время, мы пошли искать колонку с водой вблизи частного сектора, который виднелся вдали у железной дороги. Интуиция нас не подвела. Пред нами предстала идиллическая картина вроде тех, которые мелькают за окном, когда едешь в поезде дальнего следования. Деревянный домик с высокой крышей и темными окнами. Вокруг дома небольшой садик. Перед домом большая поляна, ограниченная слева несколькими сараями и забором. У забора стоят всяческие железнодорожные приспособы, непознаваемого для простого смертного назначения : черно-белополосатые шесты, цветные знаки круглые, квадратные и ромбические со светоотражателями и без, а так же десятка три четырехметровых жердей. Эта картинка сразу породила в сознании единственную для нее подпись: "Домик путевого обходчика".
Но самое главное, посредине поляны стоял источник божественной влаги - простая колонка с водой. Но для нас она как оазис в пустыне. Поскольку было около трех часов ночи, мы не стали утруждать себя приличиями и полностью оголились, развесив свои одежды и полотенца на заборе. Казарменная жизнь способствует полному исчезновению условностей в одежде. И, к примеру, на корабле где-нибудь в океане запросто можно встретить идущего по коридору из душа абсолютно голого мужика. Тем более, что подобная духота преследовала нас и в кругоевропейском походе. Несмотря на наличие железного занавеса в то время, мы могли смело говорить, что купались в водах Мраморного, Эгейского, Тирренского и Средиземного морей. При этом, не уточняя, что это была забортная вода из шланга при полном отсутствии солнца, голубой дали, пляжа и девушек.
При нажатии на тугую рукоятку из колонки хлынула тугая струя ледяной воды, от которой сводило даже руки, не говоря о более нежных частях тела. Приходилось одному держать ручку, пока другой плескал на себя водой. При этом мы, естественно, издавали звуки, которые Герберт Уэллс приписывал марсианам-оккупантам, когда они впрыскивали в себя кровушку очередной человеческой жертвы. Вообще-то со стороны мы, скорее всего, напоминали стаю диких шимпанзе со всеми их жестами, воплями и скачками. Мы ведь были уверены, что нас никто не слышит и уж точно не видит. Ну кто из нас мог подумать, что тихий домик путевого обходчика скрывает в своих недрах монстра. Подошла моя очередь в помывке. Повторив с не меньшими эмоциями все упражнения под струей, я стал вытираться. К этому времени Валера оделся, если можно так назвать натягивание трусов на предназначенное им место, собрал полотенца и мыло. Вот тут-то боковым зрением я заметил, что в домике беззвучно открылась дверь. И в нашу сторону стремительно стало двигаться человеческое существо. Не до конца опознав цель, я сделал самое естественное движение - потянулся к одежде. Мои трусы висели в пяти метрах на заборе. Где-то с этого момента начал работать эффект замедления времени, который как вы наверное знаете, проявляется в ситуациях, угрожающих жизни. Все события стали более отчетливыми и действия осмысленными, сознание фиксировало все происходящее с высокой точностью, как на кинопленку. Значит, ситуация действительно была критической! К этому времени существо заметно приблизилось и обернулось горбатой старушкой, которая громким шепотом семиэтажно материлась, при этом не глядя ни на меня, ни на Валерку. Разглядев ее, у меня даже появилась мысль вступить в переговоры. Но бабульку стало как-то непонятно для меня сносить влево к забору. Я потянул трусы на себя, чтобы покинуть поле боя, но не тут-то было. По верху забора была протянута нитка "колючки", которая как минимум семью зубьями вцепилась в мое имущество. От рывка колючки вошли в ткань намертво. А бабушка была непроста и влево взяла не зря, ведь именно там стояли длинномерные жерди, которые украшают всякую железнодорогу. Со всей широтой русской души старушка, продолжая материться себе под нос, наскоро выбирала из нескольких жердей, ту, которая потолще и подлиннее.
Не упуская из виду бабку, я краем глаза видел, что инстинкт самосохранения отбросил Валеру от меня в сторону отступления метров на двадцать. Он яростно сдавался, то есть размахивал над головой белым полотенцем и одновременно делал популярное гимнастическое упражнение "прыжком, ноги вместе -ноги врозь". При этом он истошно вопил: "Вовка, беги! Бросай трусы! Она тебя убьет!!!" Человек очень инерционен, и наверно, поэтому я, собрав свою волю в кулак, методично одну за другой стал отцеплять колючки от трусов.
"Рааз!" - отцеплена первая. Бабушка наклонилась вперед.
"Два!"-протянула руки к жерди.
"Триии!" - третья колючка отпустила. Бабуля тронула жердь, та ей не понравилась, наверное, недостаточно толстая и длинная... .
"Четыре" - старушка выбрала другую... покрепче...
"Пять!" - дубина народной войны, которая переломила хребет наполеоновской армии, пошла вверх!
"Шеееесть!" - замах двигался к кульминации!
Все происходило как в дурном сне: мистическое освещение белой ночи, орущий Валерка, я зациклившийся на трусах, и медленно, словно меч палача поднимающаяся над моей спиной палка. Обнаженный человек всегда чувствует себя особенно беззащитным, а если его жердиной по голой ...? Вот тут-то и появились на моей спине те самые МУРАШКИ. Правда, были они величиной с хорошего майского жука, но на затылок, спину и ниже выскочили молниеносно и впрямь как муравьи на защиту своего муравейника, подтверждая свое благородное наименование. Вряд ли им бы удалось защитить голую спину своего хозяина, но они самоотверженно пытались. И вот в тот самый момент (N7), когда наконечник орудия возмездия проколол небо в точке называемой зенитом, я смог освободить свой любимый предмет одежды от последней колючки. Старушкина жердина и я поступательное движение начали одновременно, но тут уже победила молодость. И свист рассекаемого дубиной воздуха остался в двух-трех метрах позади. Какой это был старт!!! Какой рывок! Время тут же вернулось к исполнению своих прямых обязанностей. Валерка для очистки совести пробежался рядом со мной еще метров двадцать. Потом мы перешли на бег трусцой, затем на шаг и все кончилось хорошо....
Пока мы дошли до катера, мурашки тоже расползлись по своим делам кто куда, но про них я уже не забуду никогда.

Эпилог. Спустя много лет, на даче недалеко от Ораниенбаума мы с сослуживцами отмечали несколько дней рождения сразу. И для завязки разговора было предложено каждому имениннику рассказать занимательную историю из своей жизни, которая наиболее его затронула и потому запомнилась навсегда. Я начинал первым. И, видимо, близость к тем местам, а скорее всего потому, что все описываемые события отпечатались в моей памяти, как на кинопленке, я начал этот рассказ...

Были "паркетного" крейсера N65 или "Экономика не для всех"

Исчезли многолюдные митинги с городских площадей, отгремели сенсационные разоблачения «ужасов советского режима» и давно слез с танка первый президент России. Почему-то также стыдливо умолкла плеяда «экономистов нового, демократического толка», ранее обещавшая стране немедленное экономическое процветание. Результаты их трудов офицеры «паркетного» крейсера ощущали на своей шкуре, сравнивая постоянный рост цен с не спешащей набирать реальный вес вопреки всё увеличивающемуся количеству нулей, да ещё и выплачиваемой с задержками зарплатой.
Не удивительно, что разговоры в кают-компании всё чаще начали сводиться к вопросу, как же выжить в этих непростых условиях. Однако кое-кто из офицеров чувствовал себя в суровом мире рыночной экономики как рыба в воде.
- Ну что вы всё ноете: «Зарплату не платят! Зарплату не повышают! Цены растут! Семью кормить нечем!» - лениво вещал не смеющим возразить лейтенантам помощник командира по снабжению. - Просто надо грамотно деньги тратить. В первую очередь самое необходимое покупать. А оставшиеся деньги можно в оборот пускать. На оптовом рынке партию товара купил, в ларьки сдал, навар получил. Не то, что раньше талоны отоварил - и не жужжи. А сейчас - только не ленись, столько путей открыто.
- Блин, Илья, вот кого б угодно послушал, только не тебе про раскрутку с зарплаты рассказывать, - разозлился услышавший ПКСа ракетчик.
- А что такое? - картинно обиделся снабженец. - Я на такую же зарплату, как и все, живу. В тех же магазинах отовариваюсь.
- Конечно, конечно, - вмешался в разговор с другого конца стола механик, - только скажи тогда, сколько сейчас в магазине буханка хлеба стоит?
- Двадцать рублей, ой, нет, сорок, - засомневался ПКС, - или пятьдесят. Точно - пятьдесят.
- Давно уже сто пятьдесят. Вот и выходит, Илюш, что ты последний раз хорошо если полгода назад в магазине что-то покупал, - добил снабженца механик.

Потоп
На взгорке красовался десяток коттеджей, сложенных из красного кирпича. Они укрепились на фундаменте и заложенной природой монолитной каменной плите.
Испокон веку там сельчане не строились. Ни огорода вскопать, ни колодца пробить. Лопата снимает тонкий верхний слой земли, а потом только дзинькает, аж искры сыплются. А вот теперь там понастроили теремки новые скороспелые богачи. Им огороды и колодцы до лампочки. Они не огородами живут. Гранит пробили глубоко, метра по три высотой подвалы получили, и под землёй обустроили для себя бильярдные, бани, гаражи. Ограда вокруг домов, не менее чем на метр вкопанная в грунт из штучного, в три кирпича материала. Ну и сами коттеджи по три этажа вверх. Навезли много стройматериалов, обустраивались прочно, надёжно, надолго.
На этой стройке половина села хорошо заработала себе на хлеб, поэтому и были известны такие подробности, какой марки и сколько цемента было потрачено, какое расположение и количество комнат, какие чудеса прячутся в подвалах новых домов.
Там же работали и Федюня с Борисычем, удивляясь возможностям больших денег, сокрушаясь, что такие дома никто и никогда не построит для простых людей, понимая, что стройка идёт в основном не на те деньги, что честно заработаны горбом.
Уже многие привыкли, что пройдохе и вору губернатору дела нет до того, как выживает сегодня село. От него никто не ожидал ни помощи, ни поддержки. Боялись, как бы он не разрешил скороспелым богачам из столицы у села отнять последнее.
Хозяйства разрушены или переданы почти даром ловким кавказцам. Обманом выманены земельные паи. Денег на строительство дорог, ремонт моста, расчистку русла реки, водопровод и газ село не видело с момента прихода к власти губернатора, который сумел продержаться два срока и готовился пробиваться на третий.
Поэтому грустно было на душе у селян. Обсуждая, матерились на ситуацию сорокатрёхлетние мужики Федюня и Борисыч. Вспоминали прежнее, процветающее, богатое село, хоть и кривую, но искреннюю заботу старого, теперь несуществующего государства. Очень жалели и сокрушались о том, как сильно разрушена армия.
- А пацаны! Ты видел, кого призывают? Он на ногах от недоедания не стоит. Автомат тяжелее, чем сам призывник! - горячился Федюня, укладывая финскую керамическую плитку на пол невероятной по красоте сауны. - Его не то что враг, его дождь наповал убьёт! Армия, мля...
- Да, братуха, хреново. Если чо, помощи ждать неоткуда, - соглашался Борисыч. - Только не они виноваты, что им самим сейчас помощь нужна. А мне так хочется хотя бы на пару недель попасть опять в ту, нашу, настоящую армию!
- И мне, - подхватил Федюня.- Может и не на два года службы, может и не стоять на тумбочке, а просто пробежать, как в рейде, плечо в плечо, с автоматом и полной выкладкой, к общей цели, всем вместе!
Ах! Глянули друг на друга - у каждого молодой блеск в глазах, щёки зарумянились. Эх.... Не будет больше никогда той армии и той страны...
Матерились, плевались, и... продолжали работать на строительстве у новых богачей, чтобы хоть как-то прокормить семьи.
- Я не против богатых, - кивал на фантастическую сантехнику Федюня, - я хочу, чтобы не было бедных. Ведь наворовано же!- разводил руки в стороны, как бы стараясь показать в подвале особняка, как много наворовано.
- У нас и украдено, а ты думал? - соглашался с другом Борисыч. - Ты понимаешь, не так бы было обидно и страшно, если бы они делились, - кивнул головой наверх, имея в виду и хозяев стройки, и вообще всех новых богачей. - Хотя бы отдавали деньги на поддержку армии.
- Да... Держи карман...
За пару недель работы Федюня и Борисыч вместе с бригадой поставили мощную дамбу, укрепили бережок. Так, чтобы коттеджи устояли в любой стихии. Да только новые селяне, соблюдая свои интересы, этой дамбой наделали беды. Речка не особо спокойная, журчит на перекатах, новый путь себе пробивает и подтачивает потихонечку высокий берег, от которого до домов простых людей метров пятьдесят осталось.
Где тонко, там и рвётся. И порвалось. Порвалось там, где годами не решались вопросы и накапливались проблемы.
Дожди лупили нещадно две недели подряд. Из-за того, что русло не чистили уже лет десять, на дне накопилось много всякой дряни, которую несёт со своими водами любая река. Уровень воды из-за этого препятствия поднялся неимоверно. А полную беду сотворила вода, которая из водохранилищ выше по руслу перехлестнула через плотину, сломала укрепления и ринулась вниз огромной волной. Вот этой волной почти мгновенно и смыло нижний берег села. Те дома, что покрепче, держались ещё несколько суток. Стояли покосившиеся, зачерневшие нанесённым илом и сползли-таки ночью в реку, в несущуюся бешеную воду.
Как игрушечный был в секунду снесён старый деревянный мост. Закрутила, завертела его бешеная вода и разорвала в щепки.
И село оказалось отрезанным от внешнего мира.
Дождь не утихал. Вода нашла себе ещё один путь - большой участок земли с пригорком стал островом.
На острове метались пойманные в ловушку стихии люди, дома которых пожрала вода. Ни перебраться на «большую землю», ни защитить себя на «острове» они не могли.
С берега односельчане пытались два раза отправить смельчаков в лодках, но первую лодку перевернул, а вторую разбил бешеный удар бурно несущейся воды. Больше рисковать не стали, решили ждать, пока поток станет не таким стремительным.
Из центра села по связи просили помощи у кого только могли, рассказывали, в какую беду попало село.
Ничего... Вторые сутки уже пошли, а ничего. Только «держитесь, держитесь, держитесь».
А как тем бедолагам на острове держаться? Да и в самом селе... Особых запасов продовольствия в сельпо никогда не было. По мосту перебрались бы в сухие районы, продержались бы, а без моста - никак. Беда!
Не знали в отрезанные водой сельчане, что в такую же беду попали два десятка сёл и три города, что главный российский спасатель вставил знатных драндюлей дураку-губернатору, и сам президент лично облетал место бедствия на вертолёте и драндюлей от себя губернатору добавил.
Знали только, что движутся на помощь военные из близ расположенных частей и гонят уже сутки специальную спасательную тяжёлую технику.
Люди защищались, как могли. Около островка пострадальцев установили круглосуточное дежурство. Наготове держали лодки, друг друга через полсуток сменяли по десять человек. Постоянно держали наготове костёр, запасы одеял и продовольствия, улучая момент, когда можно было бы двинуться на помощь. Время от времени кричали слова поддержки в самодельные рупоры, но что им отвечали с острова, не слышали - шум большой страшной воды заглушал крики.
Заступили на дежурство Федюня, Борисыч, школьный учитель, сын почтарки, конюх, агроном. Дрова для поддержания костра пошли заготовить два механизатора, конторский работник и сельский бухгалтер.
Дело шло к вечеру. Затянутое чёрными тучами небо немного прояснилось. Мужики попивали горячий чай, сваренный в котелке над огнём костра, постоянно поглядывая на бурный поток воды.
-Да, несладко им там, - кивнул в сторону острова Борисыч.
- Что уж там... Всего лишились люди... - поддержал разговор Федюня. - Оттуда бы ещё исхитриться и как-то их вытащить... Зато у этих полный порядок, - он злобно мотнул головой в сторону засветившихся тёплым электрическим светом окон коттеджей. - Я ведь ходил к ним, звал, чтобы подежурили.
- Да? Ну и как?
- А никак... Собак выпустили во двор и всему разговору конец. Наша беда их не касается. Да и вообще, не наши они...
- Ну, ничего, придёт время... - начал Борисыч и сам оборвал себя. - Ты ничего не слышишь?
- Вроде шум какой-то...
- А ну, тихо, мужики!
Откуда-то с севера донёсся явно слышный рёв моторов тяжёлой техники.
- К нам?
И уже уверенно - радостно:
- К нам! Да вон они! Мужики! Помощь пришла! Наши!
Из-за поворота вывернули армейские машины, показались люди. Много людей. Замелькала военная форма и оранжевые куртки спасателей.
Подъехали и, сообразив, какая сложилась ситуация, начали быстро действовать.
Вот уже полетели в воду и развернулись первые понтоны, вот уже установлены первые палатки для оказания медицинской и другой необходимой помощи.
Разом помолодевшие, сбросившие два десятка лет, Федюня и Борисыч были опять вместе с армией, были среди своих. Они опять были солдатами, такими как в учебке в Прибалтике, такими, как позже, в Афганистане. Они слышали слова команды, и отзывались:
- Есть!
Торопились выполнить её, как если бы они опять были солдатами срочной службы.
Они вместе с понтонёрами наводили переправу: связывали, тянули, крутили гайки. На берегу тянули полотно палаток, вбивали колышки, носили одеяла.
Плечо к плечу с крепкими рослыми солдатами несли брёвна, доски, проворно изготавливали настилы.
И вода уже была не страшной, исчезло чувство брошенности, ненужности, беззащитности. Вместе, одной единой командой, помогая перебираться со злополучного острова, несли на руках замёрзших мокрых детей, передавали их на руки медикам, и опять, вместе с парнями в армейской форме бегом выполняли команды, которые своевременно, продуманно и чётко отдавал моложавый майор.
Уже стемнело, когда по освещённой фарами военных машин переправе двинулись в обе стороны люди и техника. Село было спасено.
Около догорающего костерка Федюня и Борисыч выжимали мокрые рубахи, торопливо одевали их на разгорячённые тела, выливали воду из сапог, собирались идти домой.
- Смотри-ка, Борисыч! А ведь у нас отличная армия сегодня! Я как будто опять вместе со своими побывал! - блестел глазами улыбающийся, помолодевший Федюня.
- Почему «как будто со своими»?А кто же они? Сынки! Свои и есть!- улыбался Борисыч. - Вот эти, - кивнул Борисыч в сторону притихших коттеджей,- и губернаторы, приходят и уходят, а народ остаётся. Был и будет! И мы с ним тоже! Навсегда!

Сергей Скрипаль и Геннадий Рытченко.