Пароходство полезло наружу.

КАКАО, ЦВЕТЫ И ПИАНИНО

Каждая профессия дает человеку какие-то навыки, абсолютно не нужные ему в быту и личной жизни. Кассирша супермаркета, доставая из домашнего холодильника вязанку сарделек, автоматически ищет кассу, чтоб пробить себе чек. Училка русского по гроб жизни будет таскать в уме красную пасту, машинально исправляя повсеместные "созвОнимся" и "ложить". Водители пассажирских автобусов, руля личным транспортным средством, набитым женой, детьми и собакой, норовят держаться крайнего правого ряда. При этом они жутко матерятся, когда специально обученная нога всякий раз давит на тормоз при приближении к автобусной остановке.

Если вы меня спросите: "Лора, а что тебе дала работа моряком загранзаплыва? Ну, кроме богатого людоведства и человекознатства, конечно?", то я отвечу: "Я никогда ничего не ставлю на край". Заштормить же может, понимаете ли.

Кроме того, работа в пароходстве навсегда отбила у меня симпатию к какао. Потому что в одно паршивое воскресенье, в классический шестибалльный шторм, я им вымыла палубу в столовой команды и кают-компании, и с тех пор от запаха какао меня укачивает.

Вы знаете, в торговом флоте по воскресеньям на завтрак дают какао с сыром. В понедельник - картошку с селедкой. Картошку можно собрать с палубы руками, а какао - оно ведь жидкое. Я сделала всё, как учили: постелила на столы по три мокрых простыни, чтоб стаканы, тарелки и чайники надежно присосались к горизонтальной поверхности. Но поверхности было всё по фигу. Она то и дело становилась перпендикулярной и норовила сбросить с себя жратву вместе с сервировкой. В какой-то момент она избавилась от пятилитрового чайника с какао. Я видела, как это было. Я расклинилась буквально в двух шагах, когда "боцманский" стол резко ушел вниз, а чайник завис в воздухе, терпеливо дожидаясь возвращения стола. Но он туда не вернулся, он рванул куда-то вправо. При этом со стола посыпались стаканы и сыр, а чайник, еще чуток полевитировав, медленно и печально опустился на палубу крышкой вниз.

Я не помню, почему кретин-старпом не отменил в тот раз завтрак: обычно, когда палуба и переборки начинают меняться местами, корм экипажу выдают сухим пайком. Но на самом деле до сухпая почти никогда не доходит: больше всего на свете моряки любят нормально пожрать. Может быть, еда заменяет им половую жизнь, которая в рейсе если и есть, то называется медицинским термином. Наверное, они думают так: если еще и полноценное четырехразовое питание заменить онанизменной сухомяткой, то тогда незачем и жить. Таким образом, жратва в рейсе - это смысл и цель жизни экипажа. Поэтому даже при шести баллах моряки имеют в обед борщ. Как его в таких условиях готовят - спросите у меня, я расскажу.

Борщ привязывают к плите верёвками с четырёх сторон, делая что-то типа растяжки. Когда плита уходит из-под ног борща, он повисает в воздухе, раскачиваясь на веревках, и ржет над вашими попытками спасти свою шкуру и уползти от него, кипящего на весу, подальше. Если борщ добрый, он не стремится догнать вас. Но злые борщи никогда не жалеют человека. Я знаю повара, которому в Японии (она была близко) снимали шкуру с жопы, чтоб залатать ею прорехи на животе и груди: борщ догнал повара спереди. Откуда потом брали шкуру, чтоб залатать прорехи на поварской жопе, я точно не знаю, но думаю, что с жопы старпома. Это была его обязанность - проследить соблюдение техники безопасности.

Еще я могу рассказать, как собирают с грязной палубы - в шторм чистых палуб на камбузе не бывает - падшие котлеты и, вымыв их под краном, гримируют ярко-красной субстанцией по имени "Сухарики специальные". К мокрым котлетам перчёная сухарная крошка прилипает особенно хорошо, делая их похожими на оскальпированные бычьи яйца, но подавать экипажу немытые котлеты - грех. Хуже, когда падают макароны: их очень долго собирать и сложно отряхивать. Но фиг с ними, с макаронами, борщом и котлетами. Лучше о цветах.

Цветы, как известно, растут только при том условии, если они посажены в землю. Мне, видать, было сильно нечего делать, когда я решила считать себя ботаником и натаскала в пустовавшие цветочные ящики кают-компании то ли 100, то ли 200 ведер земли. Нет, я вру: ведер было не менее 250-ти, но лично я принесла не более трёх: проникшийся моим эстетством старпом поднял всех свободных от вахт и работ матросов и заставил их заполнить ящики землей с причала, на котором сиротела гора чернозёма. Натаскали 2,5 тонны земли человек пять, и заняло это у них примерно час. У меня, когда я в одиночку выкидывала землю за борт, на это ушла ночь. Утром пароход приходил во Владивосток, а вы еще не знаете, что такое Санитарные Власти.

Санвласти - это пиздец.

Так что лучше уж о какао.

Какао величаво вышло из упавшего вниз башкой чайника и затопило столовую команды. Широкими, воняющими шоколадом волнами оно ходило от переборки к переборке, билось о ножки припаянных к палубе столов и выплескивалось через комингс в открытую дверь буфетной . На волнах, обнажающих в периоды отлива мёртвый сыр, качались пластмассовые салфетницы и деревянные зубочистки. Всё железное - вилки, ложки, ножи и подстаканники с сахарницами - трусливо сбилось в углу, намертво расклинившись там между диваном и телевизионной тумбой. Всё стеклянное разбилось и шуршало осколками под слоем какао.

- Ты в пароходстве работала, - говорят мне, - это же такая романтика!
- Идите на хуй, - обычно молчу я в ответ.

"Что стоишь? Приборку кто будет делать? Миськов?" - поинтересовался старпом.

Поясняю: Миськов в пароходстве был вместо Пушкина. Миськов был начальником пароходства.

Я отцепилась от стола, ступила на переборку (в обычное время это стена) и пошла по ней в буфетную за ведром и тряпкой.

Нет, давайте лучше опять о цветах. Дело в том, что на каждом своем пароходе я сажала цветы. И они росли. Они росли, потому что всё, что им надо для жизни - это свет, вода и земля. Земли на том пароходе было - см. выше - две с половиной тонны. И она вся оказалась на палубе кают-компании, потому что пять незакрепленных пятиметровых ящиков-клумб выскочило из стальных подставок и запрыгало меж столов.

Нет, давайте о какао. Оно оставалось в столовой команды, но пока мы говорили о цветах, я собрала его всё. Палуба была липкая, но какао на ней уже не было. Ведро, в которое я выжимала тряпку, стояло в буфетной, привязанное за ручку двери в столовую команды. Напротив этой двери - следите за траекторией моего пальца - из буфетной выходила еще одна дверь: дверь в кают-компанию. Она тоже была открыта. Туда, в открытую дверь кают-компании, и улетело ведро с какао, отвязавшись от двери столовой команды.

Теперь о цветах. Они все еще стояли по местам в своих многоцентнерных ящиках. Уже почти все позавтракали, кроме капитана: он сидел за своим столом напротив двери в буфетную и ел сыр-какао, когда в кают-компанию влетел снаряд с добавкой. В торговом флоте никто не носит форму, но наш капитан ходил весь в белом, как в Пиратах ХХ века, и всю дорогу сдувал с себя соринки. Ведро с какао продолжило бы лететь дальше и упало бы в клумбу, кабы на его глиссаде не встретилось белое препятствие, жующее сыр. Я видела его глаза. Глаза капитана, увидевшего, как в него летит помойное ведро.

И наконец, в последний раз о какао: я его ненавижу.

И в последний раз о цветах. Ящики с цветами и землёй, без которой они не могут жить, повыпрыгивали практически сразу после того, как какао из столовой команды переселилось в кают-компанию. Так что никаких романтических шоколадных волн на этот раз не было: что там каких-то пять литров против двух с половиной тонн.

Весь в мокрой почве, как будто только что выкопавшийся из могилы, капитан встал из-за стола, взял из прикрепленного над столом кольца-салфетницы льняную салфетку и промокнул ею у себя в районе груди что-то совершенно неразборчивое для моего глаза. Наверное, каплю какао. И вышел из кают-компании, сказав мне "спасибо". Что хорошо в торговом флоте - там все говорят "спасибо".

Я еще не ревела, когда вошел старпом и спросил, не Миськов ли сегодня будет делать приборку в кают-компании.

Обед и ужин в тот день все-таки отменили. Экипаж удовлетворялся галетами и бланшированной в масле сайрой.

На утро, когда мы стояли на рейде Владивостока, а ноги и руки у меня отсутствовали по причине ночных земельных работ, к борту судна подошел катер. Я не боялась замечаний от санвластей: в кают-компании, столовой команды и буфетной не осталось и следа от вчерашнего разгрома. Нежно пахло хлоркой. Не сумев остановиться после выгрузки за борт 2,5 тонн чернозема, я, впавши в какую-то разновидность гипермобильной комы, вылизала объекты своего заведования до ненормального блеска, выискивая по углам микроскопические комочки земли и истребляя запах какао. Несколько раз за ночь в кают-компанию заглядывал старпом и, убедившись, что я не нуждаюсь в помощи Миськова, уходил.

Толстая тётка с бородой и в белом халате, пройдясь по кают-компании, открыла крышку пианино и провела пальцем по клавишам.

- Пыль, - строго сказала она, глядя сквозь меня на страпома. Тот хмыкнул и пожал плечами:

- Давно не играли.

958-й

Чего больше всего не любят военные летчики? По моим наблюдениям, они просто терпеть не могут следующих вещей, в порядке убывания:

1. Замполитов;
2. Прыгать с парашютом;
3. Строевую подготовку.

Почему прыжки на втором месте? А они случаются реже, чем политподготовка и конспекты первоисточников, но все же чаще, чем строевая подготовка, о которой летчики вообще имеют туманное представление. Во "времена далекие, теперь почти былинные", весь летно-подьемный состав должен был сделать 2 прыжка в год, дабы, случись аварийная ситуция, не метались судорожно по самолету, а с чувством уверенности в завтрашнем дне спокойно бы этот самолет покидали. Но какой же летчик не любит прыгать с парашютом? Да никакой, исключения крайне редки! Поэтому, когда к нам прилетал Ан-2 для выброски летчиков - у начальника ПДС на столе тут же возникала пачка справок от докторов толщиной с «Войну и мир», из коих следовало, что практически все экипажи нашего полка являются сборищем если не полных инвалидов, то безнадежно больных всеми известными и неизвестными науке болезнями, делающими их участие в прыжках невозможным. Те же, кто был безнадежно здоров или безнадежно ленив, вызывались добровольцами в наряды, командировки, к черту на рога, т.е. туда, куда никто в трезвом уме по своей воле бы не подался. И бродил в такие дни по полку призрак, призрак прыжков с парашютом, пугая всех членов экипажей. Оставшихся в наличии неудачников мы с Божьей помощью и десантировали во имя укрепления оброноспособности страны и повышения собственного благосостояния.

На этом, однако, дело не заканчивалось. Ежегодно мы устраивали шоу для летчиков в виде показательного покидания Ил-76, когда все экипажи выстраивали вдоль взлетки, а мы сначала выбрасывали с парашютом манекен с высоты 60 метров (дабы продемонстрировать, что спасательный парашют открывается и с такой малой высоты), а потом сами с 800 метров покидали самолет во все возможные для этого люки, с целью продемонстрировать им, как удобно и безопасно покидать аварийный самолет. Судя по тому, что летчики при этом, по большей части, смотрели на нас как неполноценных, мы были не весьма убедительны в этой роли. Наверное, это смотрелось бы более убедительно, если самолет при этом горел или разваливался на части, но планово гробить в год по самолету - такого позволить себе не могла даже могучая плановая экономика, поэтому приходилось довольствоваться нормально летящим аппаратом. И вот, подошла пора для этого мероприятия в этом году, завтра будем пытаться в очередной раз убедить летчиков в том, как это хорошо, приятно и безопасно - покидать родной самолет в аварийный люк.

Давно замечено, что у военнослужащих, достаточно долго прослуживших в армии, развивается своеобразное «седьмое чувство», безошибочно указывающее им на приближение какой-либо работы, после чего включаются тайные, неисследованые резервы военного организма, в результате которых военнослужащий чаще всего просто дематериализуется на ваших глазах.. У нашего Деда, после 18-и «календарей», это чувство было развито до рекордных размеров, поэтому когда он ворвался в нашу каморку, где мы с Вованом мирно резались в национальную ВВСную игру, сиречь - нарды, и шепотом сказал, что что-то намечается, мы не сомневались ни секунды. Быстро оповестив начальника склада ПДС Витюню о том, что нас вызывает начштаба (мы были в его прямом подчинении, а его самого после обеда сыскать было невозможно, этот вариант был отработан нами в совершенстве) мы быстренько «дематериализовались». Материализовавшись обратно к концу дня, мы обнаружили Витюню в состоянии очень близком к маниакально-депрессивному психозу (он как маньяк метался по классу ПДС, в крайне депрессивном состоянии и психовал), и он нам поведал душераздирающюю историю о пришествии нач. ПДС дивизии в крайне взмыленном состоянии. Как оказалось, нас осчастливил свом появлением Командующий Всея ВТА, и он осчастливит нас персонально еще больше путем своего присутствия на нашей показухе, так что пока нас не было, тут имела место быть раздача слонов и ЦУ по полной программе. Выяснилось, что проблема была в том, что наш начальник ПДС полка кому-то одолжил нашего «Иван Иваныча», это такой парашютный манекен который я в свое время притащил из Кировобада, где его забыли испытатели (ну, не совсем забыли, а я им «помог», но это другая история) и его по сей день не вернули. Когда наш начальник ПДС заикнулся было об этом, дивизионный шеф ему обьяснил доходчиво и популярно, что если завтра не будет манекена, то он собственноручно сбросит нач. ПДС с 60 метров вместо манекена. Воодушевленный такой перспективой, нач. ПДС полка тут же поставил задачу Витюне: манекен должен быть готов к завтрашнему полудню, а когда тот попытался возразить, то нач. ПДС полка ему обьяснил, что в случае отсутствия манекена он будет для этого использовать труп самого Витюни, после чего с чистой совестью отправился домой, оставив Витюню в тяжких думах.

Поскольку упереть откуда-либо нормальный манекен не представлялось возможным ввиду краткости отпущеного срока, а из нас четверых нормально обращаться со швейной машинкой мог только я, мы тут же открыли аукцион на изготовление чучела, предлагая Витюне сделать его всего лишь за 3 литра самогона и закусь, да и то не корысти ради, а токмо во имя спасения его драгоценной жизни. Но если вы думаете, что знаете хохлов, так я вам скажу: «Таки нет, если вы не жили в Мелитополе!». Вот уж где хохлы - всем хохлам хохлы! Даже под угрозой быть сброшеным с 60-ти метров в мертвом виде Витюня торговался по меньшей мере полчаса, и сдался на 2-х литрах и кильке в томате, не забыв выторговать свою долю в процессе распития. Отправив его за гонораром, мы приступили к творческому процессу. Поскольку никто из нас не имел представления, как изготавливаются манекены, мы попросту решили сотворить что-то человекобразное, на что можно надеть парашют. Расстелив на полу старый брезентовый «квадрат», мы положили на него Вована в позе распятого Христа (кандидатура Деда была отвергнута из-за его щуплости), обвели его мелом, прикинули что вот тут - нужно прибавить, тут - убавить, вырезали все это, я сел за швейную машинку и через полчаса все было готово. Правда, мы малость промахнулись с размером, ибо в готовом виде манекен оказался длиннее Вована на полметра и значительно шире в талии, но экстренный консилиум единогласно пришел к выводу, что подвеску надеть можно, а потому - сойдет. Тут появился Витюня, и мы обмыли процесс рождения нового «Ивана Ивановича». Когда банка опустела, Витюня невинно так, как бы невзначай, поинтересовался - когда, мол, мы его собираемся набивать? Теперь уже нам пришла пора продемонстрировать, что мы в Мелитополе не зря несколько лет провели. Ему было популярно обьяснено, что набивка в цену не входила, и что делать это ему придется самому, благо, дело нехитрое - набить готовую облочку тряпками и добавить песка, для весу. Далее последовала бурная игра слов с использованием местных идиоматических выражений, а потом мы ушли, ибо знали что Витюня наверняка стребовал эти 2 литра с жены, которая занималась производством сего продукта в его семействе, сославшись при этом на военные нужды, связаные с прыжками (при упоминании прыжков его жена преисполнялась безмерного уважения и благоговейного трепета, ибо боялась высоты до ужаса). При этом сам он активно участвовал в распитии, так что пускай и он потрудится.

Прибыв утречком на КДП, мы первым делом увидали следы волочения чего-то очень тяжелого по направлению от нашего песочницы в нашем парашютном городке к зданию где находился класс ПДС. Первой мыслью было, что наш нач. ПДС выполнил свою угрозу, т.е. вывел Витюню к песочнице (наверное, чтобы не оставлять следов), где его и шлепнул. А сейчас, видимо, надевает парашют на еще теплый Витюнин труп. Заинтригованые, мы пошли по этому следу, и обнаружили перед крыльцом наше вчерашнее произведение с сидящем на нем хотя и взмыленым, но вполне живым-здоровым Витюней. Как оказалось, он то ли тряпок подходящих не нашел, то ли жаба задавила их переводить таким образом (скорее всего), но набил он манекен чистым влажным песочком, в результате чего он стал равен по весу среднему слону или, на худой конец, двум начальникам продсклада. Я попытался его было поднять, но быстро от этой затеи отказался, хотя на срочной на спор таскал на спине в одиночку 100 килограмовые блоки парашютов от МКС, так что нам оставалось только дивиться, как Витюня тащил это в одиночку. После того, как Витюня выслушал все причитающиеся ему по этому случаю подколки, встал вопрос - а что, собственно, дальше делать? Времени оставалось не так много, поэтому в класс мы это чудище затаскивать не стали, а призвав на помощь наших бойцов, принялись обряжать его для прыжка. С размером мы действительно переборщили, ибо техничку самого большого размера, какой смогли найти, пришлось распарывать на спине, а подвесную распускать на максимальный размер, но в общем, смотрелось ничего, человекообразно. Поднатужившись-поднапружившись мы кое-как загрузили манекен в кузов Урала, и бодро доложили прибывшему дивизионному ПДСнику что «усе у порядке, Шеф!». Тот, с сильно озабоченым видом отправил нас на самолет, правда, малость удивившись, зачем это мы берем с нами всех бойцов, они ведь не прыгают. После чего удалился в сторону взлетки со скоростью, которая бы сделала честь любому спринтеру-олимпийцу.

Прибыв на самолет, первым делом мы потребовали открыть рампу, на что АДОшник попытался было повыпендриваться, но ему просто обьяснили, что если не откроет - будет прыгать сам, нам по барабану. Тот удивился, но рампу открыл, опустив ее, по нашему требованию на уровень с кузовом Урала. Когда же он увидел сколько усилий стоит нам кантовать этот манекен, то сразу проникся сочуствием, и даже вызвался помочь нам при помощи кран-балки, но времени на это не было, да и в кабину летчиков, откуда его предстояло сбрасывать, кран-балкой его не загрузить. Упираясь всеми конечностями и поминая всех трибогаматерей на свете и Витюню персонально, мы кое-как затащили манекен на второй этаж, в кабину летчиков, и наконец получили возможность приготовиться самим.

Стратегическая позиция в видении Начальник ПДС выглядела так: Дед будет прыгать из кабины стрелка (самое лафовое место), Витюня из грузовой кабины в дверь, а мы с Вованом, как самые опытные - в шахту, он из кабины пилотов, а я из кабины штурмана. Прыгать в аварийную шахту неудобно, она сделана для аварийного покидания, а не для обычных прыгов, и представляет собой туннель примерно 1х1 м. и длиной около 2-х метров, уходящий вниз под углом градусов 70 и заканчивающийся аварийным люком. Прыгать в него полагается вниз головой, опираясь на колени и локти, прикрыв лицо руками, ибо в противном случае можно легко расквасить нос. Я бы сильно погрешил против истины, если бы сказал что кто-то любит в эту шахту прыгать, даже из опытных парашютистов, не говоря уже о таких нежных и ранимых созданиях, как военные летчики. Но выбирать не приходится, чего только не сделаешь для повышения обороноспособности страны! Ну, и для своего кармана маленько, ибо за прыжки нам платили, что являлось дополнительной причиной для большой нелюбви начальства.

Тем временем пояляется взмыленный командир экипажа и начинается несколько судорожная-паническая возня с подготовкой к взлету, которая занимает минут 5, затем двигатели запускаются и мы начинаем выруливать на взлетку. Из кабины летчиков хорошо видна толпа, стоящяя вдоль взлетки, по случаю пришествия Командующего построенная по эскадрильям. Перед этим строем стоит в окружении свиты и приближенных, а также приближенных к свите, как акула-молот в окружении прилипал, сам Командующий. Он толкает летчикам какую-то речь. Наверное о том, что прыгать - это хорошо, а не прыгать- это плохо. Особенно в свете последних решений партии и правительства. Судя по выражению лиц, он не сильно убедительно это делает. Наверное, тема неактуальная. Вот если бы он о квартирном вопросе говорил, весь полк бы обратился в одно большое ухо. А так - даже не пытаются предать физиономиям хоть какое-то подобие заинтересованности. Лица Командующего не видно, но по выражению спины можно догадаться что он сам, как летчик, думает точно так же. И вот им мы должны чего-то демонстрировать!? А придется ведь...

Взлетели. 60 метров набрать недолго, взлетел - и ты уже там. Самолет закладывает большой круг и выходит на боевой. Над дальним приводом открывается люк, и.... Мы с Вованом недоуменно переглядываемся, и снова смотрим вниз. В проеме люка видны две толстые резиновые полосы, делящие проем по диагонали на три примерно равные части. Очевидно, работяги на заводе использовали большую часть клея БФ-6, предназаченного для приклеивания уплотнений, для изготовления заводского народного напитка «Борис Федорович», и после употребления оного, видимо, остатками были намазаны не только проем люка, но и сам люк. Глазомер, изрядно нарушеный после принятия «Бориса Федоровича» внутрь, подвел. Клей был нанесен где густо, а где пусто. Густо оказалось только в двух местах - на одном участке проема и на одном участке крышки люка, все остальное не приклеилось вообще. Именно это комбинция и давала такой эффект, т.е. когда люк открывался, уплотнение растягивалось как раз по диагонали проема. Я тут же известил об этом командира, благо он был не так далеко. Точнее он был совсем близко, так как люк аварийного покидания находился прямо позади его кресла. В его глазах явно читалось что-то вроде вековой скорби, на военный манер (ну, там, 13 оклад, строгий выговор...). От сего захватывающего зрелища меня отвлек Вован, который поинтересовался, что, собственно, мы будем делать в свете вновь открывшихся обстоятельств. Вначале АДОшнику было предложено несколько раз закрыть-открыть люк, что и было проделано. Эффект - ноль. Под причитания АДОшника, не удосужившегося проверить аварийный люк перед полетом, было быстро принято решение попытаться обратить зло во благо. Ну, в смысле, раз уж манекен вышел такой тяжелый, то может, он это уплотнение просто оборвет, а потом по проложенному пути прыгнем и мы. Сказано - сделано! Вот только манекен нагло, с особым цинизмом проигнорировал все наши чаяния и с легкостью проскочил между натянутыми резиновыми полосами, издевательски махнув на прощание ногами.

И тут со всей остротой встал извечный вопрос: а что, собственно, делать дальше? Для нас ответ был ясен, садиться нужно, и, либо исправить этот самолет, либо взять другой. Нет, ну сами подумайте, этож каким нужно быть идиотом, чтобы добровольно прыгнуть головой вниз, прямо в петлю! Когда наша точка зрения была изложена командиру, военная скорбь в его глазах приняла просто неимоверные размеры (строгач по партийной линии, академия накрылась, очередное звание...), и под акомпанимент завываний в стиле «Плач Ярославны. Часть вторая, истерическая» и тупых ударов лбом в борт, которые производил убитый горем АДОшник, в обязанности которого и входила проверка люка перед полетом, был задан вопрос вопросов: можем ли мы что-нибудь сделать? Первым и естесственным ответом было, что мы хоть и идиоты слегка, но не самоубицы, и прыгать не будем ни в коем случае. На что командир, мыслительные способности которого были обострены до крайности все этой ситуацией, сказал что организует нам этот коий случай в виде пузыря с каждого члена экипажа, итого - 7 пузырей, плюс поляну по нашему выбору. Мы задумались. Времена были такие, угар расцвета борьбы, поневоле задумаешься.

С одной стороны - поляна, да и мужиков жалко, честно говоря. А с другой стороны - прыгать-то нельзя. Но зато можно попытаться что-нибудь сделать, например, обрезать эту резину из штурманского люка, снизу, оттуда до обреза люка не так далеко. Сказав командиру чтобы он продолжал набирать высоту для прыжка, но круг сделал малость побольше, я отправился вниз. Пройдя мимо штурмана, который откатил заранее кресло к прицелу, дабы дать путь герою неба, сиречь - мне, я открыл дверь в аварийную шахту. Дверь эта открывается вверх и становиться на стопор, полностью перекрывая всю шахту, а дабы при попытке ее открыть обратно кто-нибудь не приложил этой дверкой штурмана, который покидает самолет первым, по тому месту на которое надевают фуражку, в ней сделан маленький иллюминатор, через который на меня взирали Вован и АДОшник. Причем, во взгляде первого явно проглядывало заинтересованное ехидство, а взгляд второго просто взывал «Чуда! Чуда!!!». Проникнувшись таким образом чаяниями и чуствами экипажа, я начал смотреть что же, собственно, можно сделать. Картина не радовала. При ближайшем рассмотрении оказалось, что уплотнение приклеилось к дальней части обреза, поэтому дотянуться до него было трудновато. Нужно было, хотя бы частично, вылезать в шахту. А поскольку шахта была сконструирована для того, чтобы через нее покидали самолет без всяких задержек, то ухватиться за что-нибудь там было просто невозможно! Гладкий алюминий и пластик. Пришлось вспомнить, что делали наши ну очень отдаленные предки, сиречь обезяны, и использовать ноги. Зацепившись ногой за стойку с аппаратурой, я дотянулся до противоположной стенки и, упершись в обрез коленом второй ноги, встал в распор поперек шахты, моля только об одном - чтобы кто-нибудь не вздумал закрыть сейчас штурманскую дверь. Хотя у меня и был нож на запаске, но использовать его одной рукой, стоя враспорку в скользкой шахте, на высоте 800 метров, пытаясь обрезать пружинящее резиновое уплотнение, было малость неудобно. Поэтому я решил попытаться вначале исползовать грубую силу, т.е. взялся за это уплотнение и от души рванул. Не сказать, что оно оторвалось легко, но так или иначе я обнаружил у себя в руке кольцо из черной пенорезины, вроде той, которой герметизируют швы в панельных домах. Кое-как вернувшись в исходное положение в кабине штурмана, я глянул вниз. Как раз вовремя, ибо под нами проплывал дальний привод, что значило, что прыгать нужно будет очень скоро. Показав в иллюминатор двери Вовану большой палец, означающий что все в порядке, я задумался было, что же делать с этим уплотнением. Первым делом мелькнула было мысль взять это с собой, и когда парашют откроется - надеть на шею и в таком виде, громко возмущаясь нерадивостью технарей, приземлиться прямо пред ясны очи Командующего. Но затем услужливое воображение живо нарисовало картину той разнузданой сексуальной вакханалии которая за этим последует - Командующий -Комдива, Комдив-Комполка, Комполка-Комэсков и Инжинера, и так далее, так далее... Еще и нам на орехи может перепасть. С сожалением вздохнув, оборачиваюсь и бросаю уплотнение на столик штурмана, малость офигевшего от такого зрелища. Ну, вот у вас на глазах стали бы в полете разбирать самолет - вы бы что подумали? Смотрю опять вниз - под нами торец полосы. Поскольку никаких сигнальных устройств для парашютистов в кабине штурмана не предусмотрено, мне остается просто смотреть на задницу штурмана, который в этот момент, в позе «Буквой Гриша», смотрит вниз через прицел в остеклении кабины. Наконец он машет рукой - «Пошел!», и я боком (по-другому никак не получиться) вываливаюсь в аварийный люк....

Вечером того же дня мы славно отметили сие мероприятие в гараже Деда. Ну, времена были такие. Пить приходилось под одеялом и закусывать вареными огурцами. Почему вареными? А чтобы хрустом не демаскировали! Что примечательно - закуску на всю толпу выставил АДОшник. И поделом ему. А позже накатал на меня рапорт, типа за порчу самолета. От сука! Ну ничего, скоро прилетает Ан-2, и как же он сильно удивится, когда начальник ПДС не обнаружит у себя на столе его справки об освобождении от прыжков....

Недавно заехал в контору к институтскому приятелю, на предмет кофе выпить, а то не виделись черт-те сколько. Ну, знаете, как это бывает - слышимся постоянно, а вот заехать, увидеться - так это раз в полгода-год. А офис у него на улице Шпалерной, и окна - почти напротив управы КСЗПО. Вах! Стоит родимая. Никуда не делась. И Феликс Эдмундович тут же, чугунно доказывает, что все перестройки с демократизациями - явления вторичные, а вот ВЧК - вечно. Ну, разве только названия меняются...
И вот, попивая настоящий мокко, а не растворимую каку турецкого разлива (или рассыпа - как правильно?), вспомнил я одно развеселое утро. Когда подсуетился, а не прогнулся... Короче байку из той самой маленькой тележки, что цепляют за большим вагоном воспоминаний, который есть у каждого служивого.

Как известно, с каждого отряда, раз в полгода, отправляют рекрутов на самые разнообразные курсы. Народ этот, как правило, предельно шустрый и коммуникабельный, а посему и связь друг с другом поддерживает всю оставшуюся службу. И очень, знаете ли, приятно было сознавать, что по всему округу, на любом мало-мальски значимом узле связи, есть друзья-приятели. Потому и новости передавались даже быстрее, чем у старушек на лавке у подъезда.
На этот раз сработка была в Мурманском отряде.

- Серега, а ты веришь в любовь с первого взгляда?
- Не факт
- А в счастье с первой фрикции?
- Слушая на твой ехидный тон - уже верю...
- Молоток! Дуй на крыльцо и кидай первый взгляд на небо - сейчас к тебе оттуда счастье прилетит!
- Объяснитесь, сударь...
- Генерал из округа. Он нас тут всех уже проинспектировал в самых разных позициях. С оргвыводами в самой извращенной форме, но видать заряд вдохновения у него еще остался... В общем, пять минут назад он на Ми-восьмом вдоль моря к вам повалил. Курс не изменит - минут через сорок и вам будет счастье...

Шутник, едренть!!!
Но все равно - спасибочки! Хоть вазелин заготовить успеем...
А как хорошо день начинался. Из начальства - никого, лишь у гаража замполит «рулей» на «копейку» свою зеленую натаскивает. Ну там, помыть-подкачать-подкрутить. То есть лично у меня нервные клетки совсем не отмирают. И вот на тебе - проверка...
Обычно они со стороны Титовки прорывались, по шоссе. Так пока они с КПП ехали, комтехи успевали перетянуть всю колючку на участке, «рули» - сделать капиталку на своих лимузинах, а «хвосты» - научить всех собаков вытягиваться по стойке «смирно», браво подносить лапу к правому уху и рапортовать: « Гав-Гав! Ваше Вы-со-ко-пре-вос-хо-ди-тель-ство! На вверенном участке без происшествий!!!»
А теперь чего? По воздуху пробраться решили? Забыли, что граница - на замке? И не надо ручку дергать - заперто! От всех, между прочим...
Ну да не беда, на каждый хитрый финт с винтом, у нас всегда найдется хохма с лабиринтом. Благо в соседней сопке пара сотен абреков окопались. С тремя русскими - командиром, замполитом и начальником тамошнего узла связи - Игорёхой Севастьяновым. «ПВ», как мы, и «О» - в нагрузку к черным погонам. Те, что и сами не летают, и другим не дают. Зато на небе все видят. Даже генерала на вертушке..

Дальше в диалогах:

- Алё! «Оливковый»?!
- Э-э-э! Зачем так шумишь, а? Ну я - «Оливковый». Чи-то хочешь, дарагой?
- Счастья!!! А с ним - сержанта Севастьянова пообщать. И побыстрей, ДАРАГОЙ!!!
- Э-э-э! Он эта... кушать пошел. Сказал мешать буду - он из меня бишбармак делать будет... Звони потом, пажалуста...
- Слышь, джигит, а ты люля-кебаб любишь? Так я тебе все люляки вырву, чтоб баб не любилось... Бегом его тащи - скажи соседи волнуются и пообщаться с ним хотят...

- «Березовик»!
- Слышь зема, ну чего за пожар? Пожрать спокойно нельзя. То эти чучмеки-чебуреки кровь портят, то ты дергаешь... Марсиане нагрянули?
- Пока нет, но скоро ждем. Одного. В погонах. Без просветов. Чешет с мурманского отряда, на «восьмерке» вдоль моря. Через полчаса ждем. Озадачь там кунаков - пусть глянут на него вдумчиво и пристально.
- Намек понял. Вся жизнь - впереди. Разденься и жди...

- «Березовик»!
- Точно, валит! Сейчас как раз вниз пошел, высота - триста, скорость - восемьдесят.
- Куда и когда? Только давай без этих своих понтов - мне твои курсы-градусы без надобности...
- Ну, пока что он мурманских нюхает - матюги в эфире засечены. Но про вас тоже помнит - если не свернет, так минут через сорок на вашей угловой будет.
- Игорёнь, бди за ним, как за своим дембелем! Как чего изменится - не сочти за труд вонзить шнуропару к коммутатор.
- Яволь, коллега!!!

Угловая, так угловая. Пора народы радовать. Особенно комтехов...

- «Ли-и-и-ственный» (с надрывом на первом слоге) Восем-чав-чав-чав-торой!
- Гм... А ты себе не льстишь?
- «Ли-и-и-ственный»!!! (с еще большим надрывом на первом слоге) Восем-чав-чав-чав-торой!!!
- Стоп, боец! Я уже все понял - ты дежурный связист! А куда комтеха подевал? Закопал за баней, на подхозе?
- Не-е-е ... Он с утра на участке...
- Срочно вызванивай его по громкой, скажи - лычка полетела, а к нему или от него - жизнь покажет. Кто в конторе?

- Здоров, комендатура! Как геморрой, выращиваешь?
- Здра-ж-лаю, та-рищ пра-щик! Выращиваю, только на мозжечке, как на самой натертой части тела. У вас площадка под вертушку гуталином начищена?
- ???
- Справа, вдоль моря - борт с генералом. Через полчаса у вас есть все шансы с ним пообщаться.
- Ну, ты бы хоть раз чего доброго позвонил!
- А это не доброе, что за полчаса?
- Ну, так ты это... только впредь звони... Не стесняйся...

Это когда я стеснялся?!?!?! Здоров кусяра байки сказать...

- «Физ-Мат» (с усталым таким знанием жизни)
¬- Здра-ж-лаю, та-рищ кап-тан! (а ты-то чего на «Азбуке» забыл???)
- И ты не кашляй... Чего звонишь, какие проблемы? Али комендант с отпуска возвернулся?
- Проблемы? У меня? Да никаких! Чур-Чур меня!!! - не вернулся... А вот, справа, на «Лиственном», - очень даже могут быть. Ну, а так как зараза распространяется почти-всегда-воздушно-но-не-всегда-капельным путем, то и у вас, за компанию, может насморк появиться. В остро-лампасной форме.
- Развей свою мысль
- Генерал с проверкой (спасибо ему большое!!!) с мурманских пенатов к ним летит.
- Гм... Ну и на хрена ты это сделал?
- Да вот встал с утра пораньше - дай, думаю, гадость кому-нибудь сотворю. Вот и подсуетился.
- Понятно... А у нас сядет, как мыслишь?
- Как только смогу мыслить как генерал - сразу им стану!
- Тогда и нас, убогих, не забывай. .. И отмашку дай если что...

- «Отборный» (устало так, типа - ну чего опять надо? Утомили уже по самое не могу!)
- О, мля, хоть одного комтеха поймал!
- Видать везет тебе сегодня, Серёнь. Опять куда припахать хочешь? Так ты имей ввиду - я всю ночь по сработкам мотался, а сейчас просто связиста подменяю - он чавкать пошел. Я и сапоги уже в сушилку отнес - в тапках стою...
- Леха, в жизни бывает всё... Даже сон после бурной ночи... Но, если будет то, что я не хочу чтоб случилось, то ...
- Ладно, колись давай, и не задерживай душу на покаяние к Морфею
- От мурманских борт чешет, с беспросветным на борту, прости за тавтологию. «Союзники» забдили - на 24-ю целит.
- А мы тут причем? У нас и площадки-то нет.
- А х.... его знает! Захочет качественно отыметь - доберется. Ты на громкую брось тем, кто на участке, чтоб не дурковали, как это у тебя обычно водится, - Алё! Оливковый! Скажи мне, милый ребенок, за какой сопкой у меня жужжит?!?!?! Хрен его знает, чего они там слушают.
- О жизнь моя - жестянка, да ну её в болото...

- «Березовик»!
- Братан, - пятиминутная готовность. Он уже на вашем участке.
- Знать бы еще к чему именно готовность...
- К усиленному питанию и дембелю в нулевой партии! Га-га-га!!!

Вся жизнь правого фланга комендатуры резко приняла неуютно-уставной характер. Всё и вся подтянулось, выровнялось и приняло прямоугольную форму. После чего замерло в томительном ожидании. Вроде все учли...
Как выяснилось, кроме жизненной Умудренности генерала...

Реконструкция событий по воспоминаниям очевидцев.

Медленно и печально приближался вертолет. Все командное трио «Лиственного», с дежурным в кильватере, стояло у площадки и просто-таки лучилось гостеприимством. «Уж так мы рады - так мы рады!!!» - улыбался начальник. «Уж так мы Вас ждали - так ждали!!!» - вторил ему замбой. «К нам приехал, к нам приехал... уж не знаю как тебя там... дорогой!!!» - выдавал в эфир свою порцию флюидов старшина. Только большого каравая Хлеб-Соли не хватало...
Генерал уже было совсем решил воспользоваться гостеприимством, но тут его Умудренность тихонечко подошла к нему, и нежно зашептала на ушко: - «Они ведь, прохвосты, тебя явно ждали. Ну, чего ты сейчас там поймаешь, с проверкой? Пустая трата времени и керосина». Многоопытный генерал понял, что здесь садиться, большого смысла нет...
Медленно, и еще печальней, зеленая туша Ми-восьмого развернулась и плавно поплыла, вдоль системы, в сторону «Физмата». Скучновато стало женералю... Хоть как-то скрасил прозу жизни наряд, замеченный внизу. Генерал придирчиво оглядел служивых, с точностью до миллиметра оценил расстояние старший-младший и полюбовался, как старший строевым шагом подходит к розетке и пытается негнущимися пальцами засунуть в нее штеккер трубки. А напоследок заглянул в квадратные глаза собаки - барбос явно впервые видел такого большого и шумного Карлсона.
Комитет по встрече на «Физмате» был попредставительнее - там присутствовал и замполит. И поэтому был еще радушней. Еще большим энтузиазмом светились глаза начальника и его свиты. Еще радостней улыбалось небо, а запоры на границе приобрели небывалую прочность. Счастьем от нежданной встречи были пропитано все, даже окружающие сопки. С них так и стекало хлебосольство.
Генерал сразу погрустнел - лихой, по-буденовски, кавалерийский наскок не удался. Шоу безвозвратно было испорчено. Но генерал не зря носил свои лампасы - ему все равно удалось всех удивить и озадачить.
Взревев турбинами, и обдав стоявших внизу тугой волной пыли, «восьмерка» развернулась и исчезла в сияющей дали.
Все замерли в недоумении. Даже счастье перестало стекать с сопок...

- «Березовик»!
- Серега, а где вы научились так генералов пугать? Он сейчас на всех порах, по прямой, на Мурманск рванул.
- Точно??? Кунаки там ничего не перепутали?
- Точнее только неизбежность дембеля!
- Тьфу, раскудрит-твою-через-коромысло!!!

И все? Чего прилетал-то? Чего хотел - чего не хотел?
У меня появились ощущения ребенка, которого долго дразнили, вертя перед носом шоколадку. Но по итогу, и шоколадки не дали, и последнюю конфетку отобрали. Наверно, это и есть самый высший пилотаж начальника - не выходя из вертушки, и даже не садясь, проверить боеготовность и взаимодействие застав. Ну и бдительность комендатуры конечно...

Оставалось только, весело и солидно, поставить жирную точку в этой комедии положений. Жирнейшую - с брызгами и кляксами вокруг! Ну-с-с, пойду ставить...
Порывшись в коллекции своих улыбок, и выбрав самую гаденькую, я нацепил ее и двинул к стойке, где кроме всего прочего, были и транзитные каналы на Мурманск. Выдернул фишку, вставил трубку, и поправив улыбку, нажал рычажок вызова.
- Алло, с дежурным механиком соедините - канал подстроить надо. У меня переусиление идет.
- Олега! А ты сам-то в любовь с первого взгляда веришь? А в счастье с первой фрикции? Ну так беги на крыльцо - кидай первый взгляд на небо... К вам ваше счастье обратно летит. Нам чужого не надо - своего завались...

КАК ДЕДУШКА БЫЛ КОРРЕСПОНДЕНТОМ.

Когда-то давно, где-то в предгорьях Урала, с азиатской стороны предмета, стояла бАльшущая по стратегическому значению и по территории часть. Потом оборонная доктрина видоизменилась и вышеуказанная территория была поделена пополам. Был даже отстроен забор. С одной стороны поселились танкисты, а с другой - связисты. Внутренние участки забора никем не охранялись и очень быстро стали зиять дырами, обеспечивающими взаимодействие родов войск в повседневной жизни. Самых больших успехов достигла кооперация на участке между ремонтниками двух полков. Ну представьте себе, что вам жизненно необходим сахар, а танкистам точно так же нужен чай для заварки. К своим идти - полдня потерять. Выход прост - идти надо к соседям. Так и ходили друг к другу. Кроме гастрономических интересов существовали и другие пункты сотрудничества. Например, у маслопупов-связистов высшим шиком считалось достать танковый комбез. А танкисты были постоянно голодны на мелкоразмерный инструмент. Так и жили, так и укрепляли обороноспособность. Каждый - свою.

Дело было в середине апреля. Как известно, по порядку, издавна заведённому в ВС СССР, сразу же за апрелем обычно наступал май, а с ним - вожделенная церемония публичной читки приказа МО об увольнении в запас. По части связистов в связи с приближением дембеля абсолютно неприкаянно слонялся сержант Валентин Касымов.
Валик был старше сослуживцев на три года и вдобавок ко всему выглядел старше своего возраста. Сержант был пленён музами и внимания на окружающую действительность почти не обращал. Создание дембельского альбома - высокоинтеллектуальный творческий процесс, требующий полной мобилизации чувства прекрасного. По большому счёту, альбом был готов, но что-то подсказывало дедушке, что нужна изюминка. В поисках этой изюминки он и бродил, рассеянно посматривая по сторонам и шевеля губами. В какой-то момент Валик наткнулся на одного дружественного прапорщика и, остановившись, принялся точить лясы. Процесс был прерван диким рыком танкового дизеля из-за забора, заглушившим умную беседу. Оба посмотрели в сторону источника шума. Прапорщик, по обыкновению, не думал ни о чём, а Валика сразила неожиданная идея. Поэтому, когда дизель утих, а прапорщик повернулся к собеседнику, последнего уже и след простыл.

Идея была проста, - сфоткаться на броне Т-72, усевшись на основание ствола пушки и опустив ноги по бокам. Реализация тоже была несложной, благо, пути-дороги накатаны.

Зампотех танкистов отличался суровым характером, сумасшедшим норовом и хрестоматийным кавказским акцентом вкупе с густыми, очень подвижными бровями. Вспышки ярости зампотеха предопределили его кличку. "ПСЫХ", - он и есть ПСЫХ. Когда Псых появился в боксе, Валик, облачённый в комбез, со стареньким ФЭДом на груди как раз занял позу верхом и пытался освоиться. Зампотех сразу в ситуации не разобрался, но уловив запах бардака в атмосфере, спустил местному сержанту команду на построение в грубой и нетерпящей возражений форме. Сердце Валика провалилось в глубокие карманы комбеза, и перед глазами явственно предстала картина допроса в тёмном подземельи особого отдела, дисциплинарный батальон и резко отдалившийся дембель. Делать было нечего, слез с брони, с грустью глянул на щели водостока, понял, что туда не просочиться и пути к спасению отрезаны. Инстинктивно хотел занять место в чужом строю, но неожиданно решил идти "ва-банк".

-Тащ подполковник, корреспондент окружной газеты "Воин Урала"(или что-то подобное), Вася Иванов, - отрекомендовался Валик, обойдя "Псыха" со спины и став ближе к выходу.
-Снимаю будни воинов-танкистов по заданию редакции. Не могли бы вы стать чуть дальше, вот там, там свет лучше - ткнул пальцем Валик в каком-то направлении, не давая офицеру прийти в себя, и чувствуя, что вот-вот получит инфаркт.

Псых повиновался, потом оглядел себя, оправил китель, фуражку. Глянул на воинов и сурово произнёс:
-Привести себя в порядок! Перед товарищем корреспондентом неудобно!
Воины зашевелились, наводя марафет и пряча рвущиеся наружу улыбки. Валик щёлкнул, потом ещё, потом ещё и ещё. Щёлкал раз двадцать. Потом показал большой палец, сказал:
-Не буду мешать, спасибо!
"Псих" важно кивнул головой, а Касымов испарился. Что происходило дальше у танкистов, источник не знает. Фактом осталось только то, что вечером по периметру двух частей были выставлены усиленные караулы. По расположению в обоих полках с языками на плечах засновали особисты и незнакомые бойцы с собаками. Всю ночь обе хозроты латали дыры во внешнем заборе (но не в разделительном), муровали штатные ходы местных котов, а в обоих штабах шёл усиленный обмен информацией со штабом округа. Личный состав был на ногах и прочёсывал просторы расположения на предмет выявления подозрительных личностей. Говорят, Псых, не проявивший достаточной бдительности, чудом остался при звании и должности. Валик танковый комбез больше не надевал, дырки в заборе к танкистам обходил по самой длинной дуге и всё время боялся. Боялся, что кто-то из друзей танкистов его таки сдаст. Он похудел, посерел и потерял от страха аппетит. Был приказ, был аккорд, потом ещё аккорд, а потом ещё, а потом пришёл гонец из штаба и по его, Валика, душу. Валик, наконец, поверил в счастливый исход службы, собрал вещи, попрощался с остающимися, вынул ФЭД из нычки, где он пролежал полтора месяца, сел в шишигу и всё. Затем, уже на вокзале он испытал ещё пару неприятных мгновений. Это - когда решил вынуть из аппарата заветную плёнку. Знакомо щёлкнул замок, крышка открылась. Плёнки внутри не было.

Очередной выпуск историй выйдет в понедельник.