Этапы большого пути

Мы закончили учебку. Потом, позже, мы поняли, что в конце этого предложения должен стоять восклицательный знак и радостные смайлики (хотя в те годы такого понятия, как смайлики, еще не было - по крайней мере в СССР). А тогда никакой радости никто не ощущал. Будущее пугало нас встречей со страшными дедами и пресловутыми «неуставными взаимоотношениями», зоной и зэками, представление о которых было сформировано фильмами и книгами (сами понимаете, какими) - в общем, мы ехали в логово Бармалея и жутко завидовали тем немногим счастливчикам, которых оставили в учебке сержантами пасти новых курсантов.
А как мы ехали! Плацкартный вагон был заполнен солдатами в соответствии с количеством полок. Само по себе это не страшно, ибо спать в любом положении и на любой поверхности мы уже научились. Но мы были с собаками - все 35 человек этого выпуска из нашего полка. Конечно, по Уставу положено перевозить собак в количестве не более 4 на вагон, их размещают в тамбурах по 2 штуки, привязанными к противоположным дверям и в намордниках. Однако в нашем случае рассредоточить солдат по всему поезду начальство не решилось, а может, это железнодорожники не разрешили загадить более 1 вагона - не знаю, не знаю. В любом случае это было издевательство над собаками, потому что уже было лето, в поезде была духота, а в тамбуре окна не открываются. Поэтому держать там пса в армейском уставном наморднике, более всего напоминающем кожаный презерватив - жестокость, непозволительная даже для военных людей. И 4 собаки, привязанные в тамбурах, всю дорогу лаяли друг на друга, не понимая, почему их привязали и, хотя и сняли намордники, не позволяют искусать вероятного противника (у армейских собак своя геополитика). Правда, в конце они уже просто вяло перегавкивались, умаявшись и осознав тщетность усилий - привязаны-то они были по Уставу, т.е. цепями.
Остальные собаки не так страдали от духоты, ибо все окна в вагоне были открыты, хотя некоторые и противоестественным способом. Но зато страдали от неподвижности - ибо, во избежание драк зверей было приказано удерживать в лежачем положении на полу. В результате, весь пол в вагоне был застелен собаками, а все нижние полки достались собаководам. Остальные бойцы - сержанты, радисты, химики и пр. - сидели, лежали и передвигались исключительно по верхним полкам, как бандерлоги.
Конечно, нижняя полка - это хорошо, гораздо лучше, чем третья, но вы не пробовали спать, удерживая руками на полу здоровенного пса, периодически пытающегося вскочить? По сравнению с этим сон на унитазе или на батарее парового отопления - райская здоровая нирвана. Поесть в этих условиях тоже непросто, а в сортир мы не ходили, предпочитая окно - несмотря на очевидный риск, это было физически легче, чем дойти до конца вагона. В это время товарищ облегчающегося держал двух собак, проявляя немалые акробатические способности и недюжинную физическую силу. Ехали мы больше суток, и здорово выдохлись к концу. О нашем моральном состоянии я уже писал выше. Поэтому, когда мы поздно вечером прибыли в расположение 12 роты, определенной как место проведения предварительных сборов и распределения собаководов, развели собак по вольерам и повалились спать, настроение у нас было похоронное. Мучили кошмары.
Но утро встретило нас завтраком, который показался нам чудом. Дело в том, что в отдельно стоящих ротах ВВ МВД СССР повара были вольнонаемными - точнее, поварихи. По сравнению с приготовленной солдатами баландой в учебке, наш первый завтрак на службе показался нам просто-таки домашней, маминой едой. А столы! Никогда не думал, что такую радость может вызвать обыкновенный столовский квадратный стол на железных ножках! Но в сравнении с 20-местными столами в учебке эти колченогие порождения совкового общепита были верхом интимности, ибо были рассчитаны всего лишь на 4 человек. А на столах стояла - мы не поверили глазам - фаянсовая посуда, и все уже было разложено по тарелкам! Никаких алюминиевых мисок, бачков со жрачкой на взвод и ведерных чайников! Да мы почти дома, ребята!
Помнится, в свой первый обед в учебке, обнаружив на столе 2 бачка со взвесью картошки в воде, мы спросили у сержанта - где здесь первое, а где второе? Он напыжился, чтобы походить на Ш.Холмса с трубкой, и сказал:
- Это же элементарно, салаги! Где больше воды и меньше картошки - там первое, а где наоборот - второе!
Но определить разницу не смогли в итоге ни мы, ни он. Тогда он принял поистине соломоново решение - вывернул один бачок в другой и изрек:
- Жрите, салаги, теперь здесь есть и первое, и второе!
Вот так питалось обучаемое пополнение внутренних войск задолго до развала СССР.
Итак, первый день на службе начался с самого замечательного завтрака за последние полгода. Нам показали зону и зэков, и они оказались совсем не страшными. Дедов мы тоже видели, они выглядели очень похожими на нас. И мы слегка воспряли духом.
Но потом были занятия, причем за каждым бойцом на время двухнедельных сборов была закреплена собака - но не его, а чужая. Не знаю, из каких соображений это было сделано, но маялись и мы, и собаки несказанно. Может, начальство как раз этого и добивалось - чтобы увидеть, на что мы способны в сложных условиях? Или просто боялись, чтоб нам жизнь медом не показалась? В случае со мной это удалось на все 100%: мне достался пес, которого командиры стыдливо именовали «бракованным ризеншнауцером». Я все две недели искал в нем хоть какие-то черты ризена, но не нашел. Более того, вернувшись на гражданку, я перевернул горы спецлитературы, чтобы понять, может ли ризеншнауцер хоть в какой-либо трудной жизненной ситуации выглядеть похоже на доставшегося мне Индуса - и тоже не нашел. Представьте себе черного...м-м-м... ну, скажем, боксера. У него были купированы уши и хвост, но задние лапы были короче и слабее чем у боксера. Морда скорее напоминала овчарку или дворнягу - никаких брылей, усов, бороды не было. Вообще, шерсть была короткая и даже не волнистая, без единого пятна. И еще - этот гад был мускусным, как олень в период случки! Я задолбался стирать х/б, и все равно не мог избавиться от запаха. Не знаю, кого нужно было скрестить для получения такого ублюдка, и склоняюсь к мысли, что без вивисекции тут не обошлось.
Нюха у него не было. Выдержки тоже никакой, и он дико боялся выстрелов. Каждый раз на занятиях, когда прапор стрелял из автомата, я даже не успевал заметить, как оказывался вместе с ним далеко-далеко от строя товарищей. Для задержания он не годился вообще, ибо не умел прыгать, а рост не позволял ему хватать задерживаемого выше задницы. Как можно применить в армии такого пса - для меня до сих пор загадка, ибо по окончании сборов мне вернули моего, и службу мы тащили дальше вместе. Зато Индус обожал гонять свиней. Когда он видел свинью, удержать его было так же невозможно, как Марадону или Пеле возле ворот соперника. А надо сказать, что занятия наши проходили на ротном футбольном поле, на котором в футбол никто не играл. И мы очень скоро поняли почему - когда нас там не было, оно служило пастбищем для свиней. Годами. Всеядные твари заминировали поле круче любых душманов. Ежедневно чистить сапоги от свинского дерьма - это была добавочная та еще прелесть сборов. Но, конечно, полное представление о степени заминированности мы получили однажды утром после сильнейшей южной ночной грозы: на поле стояла вода выше уровня травы и ОНО, естественно, плавало. Больше всего это было похоже на суп с клецками, в котором явно не хватало бульона...
А в другое прекрасное утро мы вышли на занятия с собаками, когда свинарь еще не успел загнать свиней обратно в свинарник. Индус рванул так быстро и резко, что разогнул карабин поводка. Каюсь, но это был единственный раз, когда мне на него было приятно смотреть. Он занимался любимым делом! Справедливости ради отмечу, что он был не один, но так точно направлять свинью в нужное ему место не мог ни один другой пес. А место это было - угол забора. Спрашивается, почему? А потому, что вдоль забора шла полоса препятствий, которую какая-то мудрая командирская голова повелела отгородить от остальной территории роты... колючей проволокой! Зачем и от кого - вопрос не ко мне. Но высшим кайфом Индуса было загнать свинью на полной скорости в угол, где изгородь из колючки не оставляла свинье шансов свернуть или хотя бы врезаться во что-либо другое. Этот дикий свинский визг приводил его в экстаз. Паганини хренов...
Кайф Индусу обломал наш прапорщик, давший холостую очередь из автомата, приготовленного для занятий по приучению к выстрелам. Свиньи при этом разом рванули в свинарник, опрокинув и смяв линию ошеломленных загонщиков. Нас же, наблюдавших за этим безобразием, спасли росшие по краю поля чахлые яблоньки - до сих пор непонятно, как они выдержали такой неожиданный «урожай», но стадо нежвачных парнокопытных промчалось под нами, никого не покалечив. Это впечатление, доложу я вам, нам запомнилось надолго! И то, что на нас мчались обычные домашние свиньи, а не носороги, к примеру, или буйволы - нисколько не ослабило чувство приближения неотвратимой смерти. Слабым утешением снятым с яблонь и стоящим на ватных ногах бойцам стал основательный разнос, устроенный свинарю прапором и подполковником - шефом службы собак полка, являвшегося начальником сборов. Хотя, по-моему, мочить надо было прежде всего прапора за нарушение правил пользования звуковыми сигналами...
Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончились и сборы. Нам вернули наших собак и отправили по местам службы - таким же отдельно стоящим ротам, как и приютившая сборы двенадцатая. При этом из каждой роты присылали машину за своими прикомандированными бойцами. Видимо, ничего более путного не нашлось, и за нами прислали автозак - спецмашину для перевозки заключенных. Для тех, кто не в курсе - это такой металлический фургон с двумя «стаканами» - одноместными камерами, общей камерой и помещением для охраны. Собак мы заперли в «стаканах» и камере, а сами расположились на диванчике для охраны - можно сказать, с комфортом, особенно если вспомнить поезд. Но тут собаки начали лаять. В железных замкнутых емкостях. Вой собаки Баскервилей или вурдалаков в американских триллерах не способен так поставить волосы дыбом, как это замогильный вибрирующий лай! И никакие команды не помогли. Так и ехали до самой роты, хотя к концу пути волосы мало-помалу улеглись: ко всему-то подлец-человек привыкает.
Но судьбе показалось, что нам еще не хватило дорожных впечатлений. Поэтому, не доехав до роты совсем немного, мы... упали в кювет. Причем машина легла набок, на ту самую единственную дверь, через которую возможен выход из автозака. И к замогильному лаю присоединился не менее замогильный, но отборный мат. Как мы узнали потом, лейтенант - старший машины - скомандовал водителю, узбеку Эльчиеву, повернуть налево. Какова же должна быть дисциплинированность бойца, который, пусть и неправильно поняв команду - перепутав право и лево, все же выполнил ее беспрекословно, несмотря на то, что там, куда ему предстояло повернуть, был кювет! И вот за эту воинскую доблесть Эльчиев был разжалован из водителей. К тому же его автозак, старая кляча, уже давно носившая за потрясающую дряхлость гордое имя упавшего пару лет тому «Челленджера», после прыжка в кювет издохла окончательно.
Нас вытаскивал из железного плена весь свободный от караула взвод, во главе с командиром роты капитаном Тёкиным (к фамилии которого весь личный состав за глаза в обязательном порядке добавлял приставку «Модерн»). Так что можно сказать, что прибытие было обставлено с помпой и «иностранными гостями». К проходной роты нас сопровождал внушительный эскорт, периодически пинающий матерящегося Эльчиева. К нашему удивлению, чуть позже выяснилось, что облажавшийся узбек был дедом, а многие из пинавших его - черпаками и даже салагами. Это придало нам смелости, к тому же мы уже заранее договорились крепко держаться вместе. Поэтому первый же наезд дедов был успешно отбит нами при помощи матюгов и летающей табуретки, запущенной одним из нас в самого борзого деда. И все! Больше деды к нам не приставали! Ни одного серьезного наезда за все оставшееся время. Зато отцы-командиры проявили неожиданно много неуставного рвения - обнаружив, что среди собаководов появилось трое салаг, они несколько раз пытались припахать нас в неположенные нам по штатному расписанию наряды - по столовой, например, - типа, молодые бойцы не посмеют отказаться. Но эти попытки были на корню пресечены... дедами! Нашими дедами - собаководами. Они вообще крепко стояли в роте, учили нас заботиться о престиже своей специальности, и вместо привычного для дедов обращения с салагами, постоянно нас защищали от внешних наездов. Выглядело это примерно так: «Ти, лэтэнант, сабакавод в столовку нэ став, нэ положэно! А то сабачий каша в столовку принэсом, ти будэш кушит, твои бойци будэт кушит, потом балныца лэжат, сам будэш караул хадыт, адын, понял, да???»
И началась тут у нас совсем другая жизнь, с хорошей едой, выпивкой, самоходами и прочими прелестями. Зона оказалась неплохим источником денег и всяких безделушек, страх исчез напрочь. Выходя на занятия с собаками, мы летом бегали купаться в ближайшее озеро, а зимой забегали в поселковую пивнушку, где местные выпивохи наперебой пытались споить наших четвероногих приятелей. Совсем неплохая жизнь для солдата, ради этого стоило пережить эту адскую дорогу и развеселые сборы. Ну, сна немного не хватало, это да, но только в самых страшных снах нам снилось, что мы остались в учебке, и нам, уже дедам-сержантам, комбат перед строем батальона разгибает согнутые по-неуставному кокарды на шапках ударом кулака в лоб...

ВЫПУСК 2
Из воспоминаний подполковника группы Вымпел.

Наткнулся на воспоминания очень интересного человека, выбрал из его книги истории, подходящие для сайта bigler.ru. Понял, что специфический юмор имеется не только у моряков, подводников и стройбата, но и у спецслужб. Оригинал ищите на lib.ru

"Ураганы"

У меня на складе лежат четыре длиннющие ракеты. Я даже пошутил однажды:
-- Давайте привяжем их к заднице какого-нибудь душмана и запустим в космос!
Эти ракеты системы "Ураган" с вакуумными боеголовками. Мы обнаружили их в душманском складе. Трофеи нужно уничтожить.
Солдаты нагрузили ГАЗ-66 вровень с бортами, рессоры прогнулись в обратную сторону. На первой скорости, потихоньку уезжаем до самого дальнего поста безопасности. Находим старую воронку от авиабомбы, и укладываем в
штабеля ракеты системы "Ураган", сверху -- "Град". Засыпаем их всякой мелочевкой. Со всех сторон обкладываем противотанковыми минами, связываем взрывную сеть из детонирующего шнура. Инициирование должно происходить сверху, чтобы не разбросало снаряды. Уничтожение ракет имеет свои
особенности: надо добиться того, чтобы пороховая топливная начинка также
сдетонировала. Иначе беда! Не дай бог, эта многометровая дура улетит в Кабул! Недельку назад, отрабатывая с курсантами стрельбу китайскими ракетами, нечаянно отправили одну из них в город: ракета без взрывателя ударила в склон горы, отрикошетировала и пролетела над головой часового советской сторожевой заставы. Солдатик лишь варежку разинул. Со мной на
полигоне был коллега из КГБ. Проводив задумчивым взглядом ракету, он
повернулся ко мне:
-- Я никому об этом не расскажу!
Более заковыристый случай, связанный с ракетами, произошел с преподавателем-стажером КУОСа Анатолием Алексеевичем через год в Мазари Шарифе. На складе оперативного батальона ХАДа он обнаружил три ракеты
"Ураган," и запустил одну из них в сторону гор. Совершенно случайно она влетела в окно дома, где проходило какое-то крупное душманское совещание. На следующий день в координационной группе афганцы похвастались:
-- Вчера ракетным ударом системы "Ураган" нами уничтожено столько-то полевых командиров.
Представители 40-й Армии переполошились:
-- Откуда у партнеров "Ураганы"? Мы им эти системы не передавали!
В тот же день на территорию опербатальона, на глазах опешивших афганцев и советников, высадился вертолетный десант. Десантура, совровождаемая угрюмыми офицерами, вынесла из склада две оставшиеся ракеты со
сверхсекретными боеголовками, погрузила в вертолеты и растворилась в воздухе...
Пока мы возимся со штабелем ракет и мин, подходят любопытные бойцы поста безопасности. Объясняем, что сейчас будет громкий "Ба-бах!" Они должны спрятаться поглубже и не высовываться еще целую минуту после взрыва, иначе на голову может упасть какая-нибудь железяка. Их лачуга находится от места
подрыва метрах в трехстах. Общий вес снарядов и мин более двух тонн. Я сужу по грузоподъемности ГАЗ-66-го. Возились мы долго, солнце на закате. Наконец, все готово. Солдаты и курсанты -- в машине с заведенным двигателем. Я
поджигаю спаренный огнепроводный шнур, запрыгиваю в кузов. Мчимся до другого
поста безопасности, расположенного в 800-900 метрах. Загоняю всех в ДОТ, через амбразуры которого наблюдаем за обстановкой. Услышав шум мотора нашей машины, из землянки вылезает заспанный офицер. Солдаты кричат ему, чтобы он
спрятался, сейчас будет взрыв! Офицер спрашивает, насколько далеко? Получив
ответ, лишь улыбается и, расстегнув ширинку, демонстративно мочится. Взрыв!
Сперва бесшумно возник багровый огненный шар, затем образовался "атомный" гриб высотой более ста метров. Дрогнула земля. Хорошо видно, как в нашу сторону, вздымая пыль, стремительно приближается ударная волна: тяжелый грохот! Стены дота ходят ходуном. Из пыли и дыма под углом примерно 60
градусов в небо медленно стартует ракета! Ну прямо-таки "Восток" Юрия
Лексеича! Видимо, топливная часть одного из "Ураганов". Описав пологую дугу,
ракета падает на рисовое поле. Курсанты кинулись было на улицу, но я
загородил им дорогу: нужно подождать минутку. И правильно сделал. Раздался тихий шелест. Перед офицером с расстегнутой ширинкой на землю шлепается здоровенный кусок железа!
Мчимся к центру взрыва. Чем ближе, тем больше осколков, усеявших землю.
А вблизи воронки земля черна от железа. Спрыгиваем с кузова. Почва, обычно
твердая как камень, взрыхлена до такой степени, что ноги проваливаются по
щиколотку. Образовалась огромная яма, глубиной около семи метров. На дне воронки -- странный белый налет. Растираю этот порошок в пальцах: боже мой, мрамор! Видимо, мы нечаянно разрушили какое-то древнее сооружение. К нам
подходят обалдевшие солдаты поста безопасности. Взрыв был так силен, что их
лачуга покосилась, оштукатуренные и побеленные стены дома иссечены
осколками. Слава Аллаху, все живы! Пока закуриваем и делимся впечатлениями,
раздается глухой удар, затем второй. Афганцы непроизвольно приседают. Через
несколько секунд в горном ущелье Пагмана километрах в десяти поднимаются два
чудовищных по размерам пыльных гриба. Опять двойной звуковой удар и еще два
гриба! До нас доходят тяжелые раскаты взрывов. Это 40-я Армия бьет
вакуумными ракетами "Ураган". Четыре такие ракеты мы только что уничтожили.
Солнце уже ушло за горы. Мы заезжаем в штаб полка. Навстречу
растерянный дежурный офицер. В штабе выбиты все стекла, хотя дистанция до места ликвидации боеприпасов около полутора километров! Решив, что по штабу оперативного полка моджахедами был нанесен удар какой-то сверхмощной
ракетой, дежурный сообщил об этом в Кабул. Доблестная "сороковая", не раздумывая, ответила по "духам" четырьмя вакуумными.


По законам органов внешней разведки, перед "длинной" командировкой за границу сотруднику полагалось пройти минимум полугодовую специализацию по данной стране. То, что я уже был в Афганистане два раза, в расчет не принималось. Да и короткие командировки на матерых разведчиков впечатления не производили. Здесь свои правила.
Многие наши ребята, успевшие повоевать в составе отрядов "Каскад" и "Омега",
к тому времени уже работали за рубежом, и не только в горячих точках, но и в
резидентурах КГБ в некоторых престижных странах. Им в свое время повезло.
Теперь повезло и мне.
А посему пора бы остепениться. По крайней мере так считали невыездные друзья. Мои рассуждения относительно высокой степени риска предстоящей командировки завистливыми коллегами всерьез не воспринимались:
-- А кто тебя заставляет рисковать? -- искренне недоумевали они и вертели пальцем у виска.
У меня было еще одно, вполне серьезное основание опасаться предстоящей командировки: когда-то в отрочестве, начитавшись книг, я бредил приключениями. Будущее взрослое существование не оставляло никаких иллюзий на этот счет. И тогда, в состоянии сильной душевной тоски, я взмолился к
Всевышнему с просьбой дать мне пусть короткую, но полную опасностей и
приключений жизнь! 35 лет, пожалуй, достаточно. И вот в 1987 году мне
исполнилось 35. А впереди очередная командировка на войну. Поневоле станешь суеверным, хотя в предыдущих я ничего не боялся. Если моя юношеская просьба была услышана, жить, наверное, оставалось максимум год. С другой стороны, лучше уж погибнуть в бою, чем встретиться с безносой после какого-нибудь
гриппа.
Специализацию в разведцентре кроме меня проходили еще несколько
офицеров из региональных Управлений КГБ. Мои коллеги стажеры собирались в Афган первый раз, поэтому я стал для них ценным источником информации.
Как-то удалось разыграть своеобразный спектакль. Один подполковник интеллигентной наружности поинтересовался, что делать с пленными душманами: отправлять в тюрьму или отпускать?
-- Резать! -- сурово оборвал его я.
-- Как резать?! -- взбледнул он.
-- Показываю, как это делается.
Посадив "интеллигента" на стул, становлюсь сзади, завожу ему руки за спину. Затем втыкаю два пальца ему в ноздри и откинув голову, начинаю водить расческой по кадыку. Окружающие ребята, смекнув в чем дело, невозмутимо
щупают шею "жертвы", задают вопросы,
Через полгода, уже будучи в Афганистане, мы случайно оказались с
"интеллигентом" за одним столом. Раздобревший и вполне довольный жизнью
коллега со смехом вспоминал, что после того памятного случая он всю ночь не
спал, а наутро чуть было не накатал рапорт об увольнении из органов. К
счастью, в гостинице ему встретился бывалый афганец, сумевший снять стресс.
С "интеллигентом" мы расстались друзьями.
Прилетев в Кабул, я вдруг узнаю, что по распределению направлен работать в провинцию Фарах! А как же моя школа спецназа в Пагмане?
Руководство 5-го отдела Представительства КГБ тут же связывается по телефону с начальником отдела кадров, и меня оставляют в Кабуле.
Оказывается, один из полковников, с которым проходил стажировку в
разведцентре, по блату решил меня взять с собой.
Он сулил мне через полгода досрочное звание подполковника, а еще через
годик -- третью звезду на погоны. Заманчиво, черт возьми! Но школа --
дороже.
Несколько дней я осваиваюсь в новой должности старшего опера.
Должностная вилка соответствует воинскому званию майор -- подполковник (в
провинции была бы подполковник -- полковник). Дипломатический ранг -- 2-й
секретарь Посольства. А ведь летел я в Кабул с визами, в которых значилось,
что я слесарь-теплотехник. Вот это карьера: за сутки из слесаря до 2-го
секретаря Посольства!


Школа головорезов

До моего приезда школа уже функционировала. Преподаватели читали
курсантам лекции, подготовленные в Союзе и переведенные на язык дари.
Полевые занятия отличались от классных тем, что лекции читались на свежем
воздухе. Когда предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.
Преподавателей десять человек: шесть полковников и четыре
подполковника. Знакомимся. Один из полковников -- авиатор. Прекрасно,
прикидываю я, он будет преподавать топографию. Однако, авиатор тушуется и
сообщает, что служил в тыловых подразделениях ВВС. Полковник-артиллерист
тоже тыловик, не имевший дела с пушками и минометами. Все подполковники тоже
оказываются тыловиками, к тому же плохо понимающими по-русски! Вот это да!
Курсанты школы спецназа -- военнослужащие оперативных батальонов,
собранные с бору по сосенке из всех провинций, многие неграмотны. Как
выпутаться из этого положения? У меня нет времени учить отдельно господ
офицеров. Значит придется учить офицеров вместе с курсантами. Но как
заставить аксакалов ходить на полевые, не уязвив при этом их гордость? Двое
из них выпускники старой доброй английской школы: чопорные такие. Один
заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.
После представления преподавателям, я, скромно потупив взор, начинаю:
-- Отцы, по сравнению с вами, я всего лишь майор, без достаточного
педагогического стажа. Поэтому очень волнуюсь. Завтра первая установочная
лекция у курсантов нового набора. Прошу присутствовать на лекции и
фиксировать мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.
Аксакалы важно соглашаются.
На следующий день в классе собрались курсанты. Их еще не успели
переодеть в военную форму. Разношерстная компания, кто в чалме, кто в
тюбетейке. Все патлатые, бородатые, в резиновых галошах на босу ногу. Сто
пятьдесят пар глаз с любопытством уставились на меня. Внимательно
вглядываюсь в них. Выражения, в основном, враждебно-презрительное. Дело в
том, что большинство курсантов пуштуны, а я -- похожий на хазарейца
"монголоид". Это примерно также, как если бы в американских южных штатах
собрали белых курсантов и приставили к ним чернокожего преподавателя.
Аксакалы надувают щеки в первом ряду. Все как один с блокнотами и
карандашами, готовые фиксировать мои ошибки.
Поднимаю курсанта с нахальными глазами:
-- Сколько лет воюешь?
-- Четыре года.
-- Сколько боевых операций?
-- Сто семьдесят две.
Спрашиваю другого. Ответ -- шесть лет стажа, двести пятьдесят операций.
Поднимаю молодого бойца: два года боевого стажа, сорок три операции.
Представляюсь:
-- У меня один год боевого стажа и всего четыре операции.
Гробовая тишина. Курсанты переваривают услышанное. Затем один из них
подает робкий голос:
-- Но зато у Вас, наверное, были очень крутые операции?
-- Нет, три операции безрезультатные, а на четвертой мы взяли трофеи:
пять ишаков! Вон сидит сержант, он не даст соврать (К занятиям я привлек
лейтенанта и сержанта, которых знал по предыдущей командировке как опытных
бойцов-разведчиков).
Народ хохочет.
-- Поэтому, ребята, скорее всего вы должны меня учить, а не я вас.
Однако я знаю тактику специальных подразделений многих армий мира. Думаю,
что будем полезны друг другу.
Курсанты соглашаются. Кажется, психологический контакт с ними
установлен. Далее начинаю рассказывать об особенностях аналогичных
подразделений США, Пакистана, Ирана.
Первые пятнадцать минут мои преподаватели усиленно корпят над своими
блокнотами, затем перестают писать. Сидят и слушают, разинув рты.
В перерыве ко мне подходят курсанты-узбеки, покровительственно хлопают
по плечу, дескать, не робей, парень! Мы тебя в обиду не дадим. Ты нам
понравился.
-- Ладно, мы еще посмотрим, как вы у меня запоете через пару-тройку
дней, -- думаю я про себя.
Захожу в комнату преподавателей. Мои полковники уже посовещались и
встречают меня смехом:
-- Товарищ Бек, ловко же ты нас провел! Но мы не в обиде. Иначе ты не
собрал бы нас вместе. Лекция была прекрасной. За час мы узнали столько
интересного! Будем посещать все занятия.
На другой день курсанты, уже подстриженные, помытые, побритые и
переодетые в военную форму, таращат на меня удивленные глаза: офицеры
оперативного полка успели вправить им мозги, просветив относительно наших
"художеств" 1983-86 годов.

"Тропа смерти"

Два офицера исчезли из расположения части и появились только на
следующее утро. От них разит перегаром. Руководство школы собирается
примерно наказать их. Провинившиеся стоят перед нами, потупив взоры, а за
дверями волнуются их подчиненные. Мне хорошо понятно состояние ребят.
Принимаю решение: Пропущенное вчера занятие они должны отработать. Ничего
страшного. Здесь не пансион благородных девиц, а школа головорезов.
Вызываю инструктора-сержанта:
-- Какую тему отрабатывали вчера?
-- Разминирование.
-- Подготовь противопехотные и противотанковые мины, а также гранаты
Ф-I. Все должны быть боевыми с настоящими боевыми запалами.
Пока я объясняю перед строем курсантов суть задачи, провинившиеся
офицеры с плохо скрываемым страхом наблюдают, как сержант вставляет в мины
запалы.
-- Сейчас сержант уйдет по этой тропинке вглубь "зеленки" и установит
мины. Вы должны пройти по тропе, обнаружить и обезвредить их. Все ясно?
"Штрафники" понимают, что либо выполнят задание, либо подорвутся.
Незаметно для других, вынув из мин боевые запалы и вставив в гранаты
учебные, сержант уходит. Через пятнадцать минут он возвращается. Вокруг
провинившихся столпились подчиненные, рассказывая о способах разминирования.
Однако с похмелья ребята, похоже, соображают туго. Я покуриваю в сторонке.
Запускаю на "тропу смерти" первого. Он в полной боевой форме, при
оружии, потому что в "зеленке" можно столкнуться с настоящими моджахедами. Я
следую за ним на расстоянии вытянутой руки. Его подчиненные крадутся вслед,
на расстоянии 15-20 метров, охватывая нас полукольцом, готовые упасть на
землю в случае взрыва. Ребята сильно переживают за командира.
"Штрафник" увидел взрыхленный участок и вопросительно смотрит на меня.
-- Здесь мина?
Я пожимаю плечами:
-- Не знаю.
Парнишка усиленно соображает. Капли пота градом льются со лба.
"Суфлеры" из кустов шепотом что-то подсказывают. "Штрафник" вынимает
автоматный шомпол и тычет в землю: что-то твердое и круглое. Разгребает
руками землю. Действительно: противопехотная мина ПМН. Собирается вытащить
ее. Из кустов раздается отчаянный вопль:
-- Не смей! Под ней может быть граната!!!
В адрес "суфлера" я посылаю яростный трехэтажный мат, приказываю всем
залечь.
"Штрафник" ножом роет ямку возле мины и лезет рукой под нее. Глаза
округляются:
-- Здесь граната! Что делать?!
-- Не знаю.
Парнишка думает. Ему тяжело. Потом как-то обреченно и зло шипит на
меня:
-- Учитель, уйди...
-- Ну уж, нет. Если ты подорвешься, меня ждет трибунал. Так что лучше
вместе.
Выждав еще немного, начинаю подсказывать. Граната оказывается у него в
руке. Она без кольца. Я отстегиваю из-под воротника большую булавку и
вставляю вместо чеки. Забираю у него "Эфку" и, отвинчивая запал, хвалю его.
Идем дальше. Теперь ему предстоит обнаружить и обезвредить противотанковую
мину. С грехом пополам, он справляется и с этой задачей. Запускаю на тропу
второго "штрафника". Все повторяется снова. Только ему попалась
противотанковая мина, поставленная на неизвлекаемость, с которой так и не
сумел справиться. Ничего страшного, мину обозначили и оставили в покое.
Занятия закончились благополучно. Выстраиваю курсантов и даю команду
проштрафившимся выйти из строя. Оба трезвы как стеклышки! Объявляю им
благодарность и ставлю по "пятерке". Затем демонстрирую мины, в которых
отсутствуют запалы и гранаты с учебными! Немая сцена, а затем дикий хохот! Я
приношу офицерам свои извинения за шутку. Кажется, они не обиделись и
смеются вместе со всеми.

По методу дяди Феди

Преподаватель КУОСа Быстряков однажды на занятиях с серьезным видом
спросил:
-- Знаете, чью Золотую звезду носит Командующий ВДВ Маргелов?
-- Неужели Вашу, Федор Степанович?
Федор Степанович скромно потупился:
-- Под Одессой было дело. Заблудился Маргелов со всем своим войском. Ну
тут я случайно подвернулся (а я немного разбирался в топографии) и вовремя
вывел его часть в место назначения. Избежал он расстрела. Подписал на меня
представление на Героя. А когда пришла награда, оставил себе. Правда, налил
стакан, обнял за плечи:
-- Федя, ты молодой, способный. Успеешь еще заработать свою Звезду. А
мне она ох, как нужна!
Между прочим, в тех краях еще в Гражданскую заблудился матрос Железняк,
который шел на Одессу, а вышел к Херсону. В результате чего там его и
ухлопали. Так что, ребятишки, учите топографию!
Через несколько лет, работая преподавателем КУОСа, я тоже задал своим
слушателям вопрос:
-- Знаете чью Золотую звезду носит Командующий 40-й Армией Громов?
-- Неужели Вашу, Эркебек Сагынбекович?
Я скромно потупился. А дело было так. В апреле 1988 года поехал в
аушевский 180-й полк клянчить излишки боеприпасов. 40-я Армия уходила в
Союз, а нас, советников, ожидали трудные времена. Руслан Султанович лежал в
те дни с очередным тяжелым ранением в госпитале. Исполнявший обязанности
командира части подполковник встретил меня как родного и с ходу предложил
забрать у них все трофеи, поскольку поступила команда все это добро
уничтожить.
Целые горы душманских ракет, снарядов и мин мокли под дождем. На
некоторых ящиках увидел желтые полосы и символы, означающие химические
отравляющие вещества одной из стран НАТО. Когда я обратил внимание офицеров
на это, комполка побледнел и вызвал начхима. Свистящим шепотом, не сулящим
хорошего, он ткнул пальцем в ящики:
-- Что это?
-- Химия, товарищ полковник!
-- Я сам вижу что химия. Как эти боеприпасы здесь оказались?
-- Не могу знать. Трофеи находятся в ведении начальника службы РАВ. В
моей службе все в порядке!
О-о! как красиво выражался комполка! Это был шедевр народного
непечатного творчества!
Если бы не затяжные дожди, боеприпасы должны были взорвать неделю
назад. Облако газов неминуемо накрыло бы весь штаб 40-й армии. Командующий
Громов, если бы не траванулся, пошел бы под трибунал. Во всяком случае
Золотой звезды ему бы не видать. К сожалению, он не знает, что я его спас. К
великой радости подполковника я вывез оттуда четыре большегрузных КРАЗа
боеприпасов, а он обещал еще ящик водки сверху за то, что избавил от этой
напасти. Так что, мужики, изучайте маркировку иностранных боеприпасов!
Жена

Моя зарплата составляла 22 тысячи афгани. За квартиру, которую снимал,
платил 24 тысячи. Но эти деньги давало нам Представительство КГБ.
Хозяин -- скромный инженер-афганец, был вынужден сдавать свою квартиру,
чтобы прокормить две большие семьи, свою и погибшего брата. Сам ютился
где-то за городом вместе с домочадцами. Каждый месяц он аккуратно появлялся
у нас. Моя супруга угощала его, а на прощание вручала сверток, в котором
лежала пара банок сгущенки, полкило сливочного масла и немного конфет.
Хозяин страшно стеснялся. Но мы ссылались на восточное гостеприимство и на
свои обычаи не выпускать из дома гостя без подарков детишкам. Вообще, каждый
день у нас было много гостей -- коллег по работе, гражданских специалистов,
афганских товарищей. Причем я часто вваливался домой на обед без
предупреждения, прихватив несколько старых друзей. Чтобы не смущать
афганцев, демонстративно не разувался и топал в пыльных ботинках по коврам.
Супруга знала, что многие афганцы, по своей бедности, не носят носков. А
после полигона сами понимаете какой бы аромат струился по комнате, если бы
мы скинули кирзовые ботинки. В некоторых случаях, когда предполагалось
долгое застолье, я разувался первым, снимая вместе с ботинками и носки, и
шлепал в зал босиком. Через пару минут за мной следовали босые афганцы.
Жили мы в обычной "хрущебе" с картонными дверями. В первую очередь жена
наладила дружеские отношения с соседками-афганками, делилась с ними
рецептами приготовления национальных блюд, справляла религиозные праздники.
Это здорово выручало, так как о готовящихся диверсиях нас всегда
предупреждали. Тем не менее с первых же дней я проинструктировал жену по
мерам безопасности и действиям в чрезвычайных ситуациях. На случай нападения
террористов у Нади был автомат АКМ, а в каждой комнате хранилось по
несколько ручных гранат. Мы провели с ней своеобразные учения и рассчитали,
что даже если террористы внезапно вышибут дверь и ворвутся в квартиру, у нее
всегда останется время дотянуться до автомата или ближайшей гранаты.
Стрелять не обязательно прицельно: перегородки между комнатами и коридорами
тонкие. Уперев АКМ в живот, следовало всадить первую очередь в стену с
рассеиванием на уровне пояса, вторую очередь -- на уровне колена. А потом
рвать кольцо гранаты и выкатывать ее в коридор. Вторую оставить для себя.
Чтобы попрактиковаться в стрельбе, несколько раз вывозил ее с собой за
город. Когда она, впервые взяв пистолет в руки, аккуратно всадила все восемь
пуль из ПМ в ведро с дистанции 10 метров, у меня отвисла челюсть. Уважение
афганцев она завоевала тем, что бросила стоя две гранаты РГД-5 и с явным
удовольствием выпустила 6 магазинов из своего АКМ. Я сразу прикинул:
пожалуй, она может помогать мне, когда придет черед готовить
афганок-спецназовок.

Спасск-Дальний, учебка, 1973г. Служили мы, молодые курсанты, на бомбардировщиках ТУ-16. Вернее, учились служить. Большую часть времени сидели в классах - теоретически готовились победить супостата, буде таковой объявится. Правда, случались выходы и на аэродром - готовились уморить злыдня практически. И всё бы ничего, да на улице декабрь. А поскольку на Дальнем Востоке зима премерзкое время года, то и радости в наших тщедушных тельцах не было. Однако страна, в лице командования, тогда ещё пеклась о нас как о родных детях - на аэродром мы шли в сапогах, неся под мышкой валенки.
В тот памятный день наш взвод, как обычно, двинулся на аэродром. По дороге обсуждалась одна тема - Дежнев со товарищи и иные первопроходцы, открывшие Дальний Восток - не дети ли это сатаны? Они землицы для царя-батюшки добыли, а мы теперь отдувайся? Не могли открыть Турцию или Эмираты какие-нибудь, чувырлы!
По приходу на аэродром переобулись в валенки, а сапоги сложили в кучу недалеко от самолёта. И вот сержант учебки (есть такой специальный злой дядя) показывает нам, как закрывать бомболюк этого исчадия отечественного авиапрома вручную. То есть не совсем вручную - не подумайте, что толпа курсантов упирается руками в створки бомболюка, а ногами во взлётку и закрывает его. Нет, в кабине лётчиков есть рычаг с рукояткой, который надо долго-долго дрыгать взад-вперёд с амплитудой около метра, а гидравлика в это время медленно сдвигает створки. Кабина тесная и около ручки помещается не более трёх человек - сержант и двое курсантов, а остальные воины снаружи наблюдают за результатом наших потуг, т.е. за закрытием бомболюка. Упражнение достаточно тяжёлое и мы, чтобы процесс шёл быстрее, дрочили этот рычаг по очереди. Останавливаться нельзя - иначе створки расходились обратно. Сержант, видимо Макаренко в душе, подбадривал нас фразами типа: «Ну, что ты как сопля на ветру болтаешься?». Понять-то его немудрено - холод собачий, мы греемся ручкой, хоть и дыхалка сбивается, а он-то околевает рядом с нами! И вот, когда створки почти закрылись, сержант решил эффектно закончить процесс лично. Наш Ушинский, свеженький, взалкавший тепла, и восхищения от подчинённых курсантов, метнулся, аки тать, к рукоятке и стал яростно дрочить её. Он был прекрасен! Рука его мелькала со скоростью, большей, нежели кулаки Кассиуса Клея, ноздри извергали клубы пара, подобно ноздрям быка, убиваемого на корриде, а к губам прилипла гаденькая ухмылка, отражавшая ход мыслей нашего сенсэя: «Смотрите, заморыши, как надо!». Правда, от прилагаемых усилий глаза его напоминали глаза аквариумной рыбки-телескопа, но, на мой взгляд, это никак не умаляло его трудового порыва. И вот апофеоз - бомболюк закрылся, сержант выпрыгнул из кабины и торжествующим взглядом обвёл окоченевших курсантов. Но тут его взгляд остановился на закрытом бомболюке. Торжествующий клёкот умер у него в груди - из закрытого бомболюка торчали две ноги! Вернее, сапоги, в которых эти ноги были обуты! А надо заметить, что усилие, с которым закрываются створки, составляет несколько тонн и можно представить в каком состоянии будет человек, попавший туда.
Крик, который испустил сержант, был примечателен как по громкости, так и по тембральной окраске. Поясню - крик, который издаёт уссурийский тигр в период случки или нападения - жалкое мяуканье новорождённого котёнка. Крик же нашего Паваротти заглушил рёв взлетавшего по соседней полосе звена истребителей. Руководитель полётов (кстати, парторг полка) перекрестился. К его чести надо отметить, что это был единственный человек на КП, который хоть что-то сделал - остальные офицеры просто остолбенели.
А в самолёте есть такая кнопочка - называется «аварийное открытие бомболюка». Действие её волшебно - если закрывается бомболюк очень долго, то при нажатии этой кнопки он распахивается моментально. Так вот, со свойственной мне прозорливостью и врождённой мудростью, а также природной смекалкой, помноженной на уникальные мыслительные способности, я понял (хотя в крике сержанта отсутствовали слова и даже буквы, как таковые), что, видимо, что-то случилось! Однако, не являясь сторонником опрометчивых и скороспелых действий, я решил лично оценить обстановку, для чего высунулся из кабины, причём мне пришлось, для убыстрения процесса, принять позу пикирующего самолёта - башкой вниз, хотя обычно из кабины спускаются ногами вниз.
Увидев сержанта, описывающего круги около бомболюка со скоростью болида «Формулы-1», я, в силу вышеперечисленных причин, опять-таки понял, что надо открыть бомболюк, а для этого мне надо вползти обратно в кабину. Вы пробовали ползти вверх ногами по почти вертикальной лесенке, да ещё в зимней одежде? А добавьте сюда контузию от крика сержанта? Но таки вполз - и нажал заветную кнопку!
Авиатехника отличается надёжностью, поэтому бомболюк распахнулся и на бетонку упала пара сапог! Никого в них, естественно, не было - это курсанты при закрытии бомболюка взяли чьи-то сапоги из кучи и засунули их в уменьшающуюся щель. Обалдевший сержант издал ставший уже привычным для нас вопль (парторг привычно же перекрестился). Правда, этот вопль уже содержал в себе буквы. Их было всего три, и они были сложены в слово. Вы все знаете это слово, догадались? Правильно: «Кто?»
В ответ раздался нестройный хор голосов, доминировали два варианта: «Может, примёрз кто?» и «... его знает!». На вопрос: «А где же этот примёрзший?» звучал опять-таки второй вариант ответа. Попытки выявить злодея, столь злостно пытавшегося подорвать боеспособность ВВС путём выведения из строя сержантского состава учебки, провалились, ясный пень.

«Неглавкомовская стрельба»

Раз уж пушка на корабле стоит - значит должна стрелять хоть иногда.
Как у Чехова в пьесах ружье. Висит себе на стенке, для красоты вроде бы. Но когда - то же да и стрельнет.
Конечно, конечно, не дивизия крейсеров, и калибр помельче, и задачи пожиже - но раз в курсе боевой подготовки прописано - пожалте бриться.
Вот и стреляли. Причем чаще всего на боевой, в Средиземке. Нам ведь обеспечения не надо, по имитатору пальнули - и слава богу, да и штабу бригады полегче, не надо в базе с нами возиться, полигоны заказывать, прочую ерунду.
Да и задачи тоже в Средиземке сдавали, а уж без выполнения стрельбы - всяко не сдашь.
Ну так вот, на боевой, начало учебного года (а он в Вооруженных Силах, кто не помнит с первого декабря начинался), задачи сдаем потихоньку, осталась малость сущая - артстрельбу выполнить.
За неделю до срока вызываю командира БЧ-2, артиллериста, старшину команды радиотехнической, мол как дела, проблемы какие. Те -все по плану. То есть готовимся, проверяем, личный состав отрабатываем... Добро.
Только вот радиотехнический мичман мой что - то подергивается слегка вроде, когда «Все в порядке» докладывает.
Чувствую не то что-то.
Дня через два корабельное учение по отработке артстрельбы назначил. Тревогу сыграли, старпома на мосту оставил, а сам в пост стрельбовой. Захотелось собственным выпуклым военно - морским глазом посмотреть, что у них там и как.
Спускаюсь.
Мичман дергается вполне уже явно.
Молчу пока, наблюдаю. Цель от имитатора запустили, команды нужные даются - а дело не идет. Не сопровождает пушка наша цель.
То есть дергается куда - то совершенно бессмысленно. А это одно значит - счетно - решающий прибор не задачку стрельбы, а чушь какую - то решает.
Надо сказать , что командиром я тогда был молодым, во все вопросы сам влезал - порой совершенно не на пользу дела. Вы мол все тут дураки набитые, а я - иерой на белом коне, вишнёва косточка. И прошлое, кстати, у меня вполне ракетно - артиллерийское. Старпом кстати той же породы был.
В общем. Вы тут все. Стоять рядом, смотреть зорко. Я сам.
Взяли мы со старпомом книжки умные, как счетно - решающий прибор настраивать, сели, начали крутить.
.....Забыл я тогда в своей командирской гордыне, как зеленым еще лейтенантом на крейсере одной простой отверткой так матчасть раскурочил, что потом бригада мичманов три дня налаживала.
Мой командир БЧ-2, первый ракетчик Черноморского флота сказал тогда - как диагноз поставил. Эту фразу мне долго потом вспоминали. Если отбросить все эпитеты и прилагательные, то звучала она так : «Этого лейтенанта с отверткой в посты не пускать!»
Оказалось что диагноз тот был пожизненный....
Крутим.
Чем больше крутим - тем соответственно хуже дело. То есть если раньше хоть в первом приближении, то теперь цель в одну сторону, пушка - совсем в другую. Полезли всерьез. Опять же отвертка в руке, умное лицо...
И вдруг в какой - то железяке что - то ощутимо щелкает. То ли сельсин это был, то ли синусно - косинусный вращающийся трансформатор - уж не упомню за временем.
А железяка эта -ну самая вредная оказалась - задающая во всем счетно - решающем приборе. То есть от нее все ноги и росли. А случилось с ней как раз то, что одним словом называется - откуда ноги и растут. Подпружинена эта сволочь была. Обыкновенной пружинкой спиральной, типа часовой, как в будильнике. Вот эта пружинка и лопнула у самого основания.
Да какая беда, казалось бы! Обломанный кончик вытащили, выкинули, по - новой пружинку в железюке закрепили, ее саму - на место.
Тогда и пришел флотский зверь. То есть полный окончательный и бесповоротный писец.
Счетно-решающий прибор не решал вообще больше ничего.
Нет, конечно, вполне возможно, что он решал задачу ориентирования какого - ни будь спутника земли на отдельно взятом участке траектории. Все может быть, но нам это совсем не помогало.
Стрельбу не отстрелять.
Можно конечно было, если бы на эту как раз стрельбу не должен был придти флагманский артиллерист эскадры, так как стрельба наша закрывала план боевой подготовки.
В общем жопа в полный рост.
Делать нечего, вызываю на связь флагарта, так мол и так, прошу направить ко мне вашего техника - инструктора для оказания помощи.
Тот помолчал - помолчал, соображал видно что - то - и - хорошо. Пришлю
Пришел под вечер его мичман. Посмотрел на наш безобразие.
Да, говорит. Это все.
Зарядил я ему пару бутылок шила корабельного, чтоб доложил обстановку правильно, отправил назад...
Он видно совсем правильно доложил.
Уже не я , а меня флагарт на связь зовет, как мол дела?.
Работаем, отвечаю
Он осторожненько так, ты, говорит, понимаешь, что план боевой подготовки всей эскадры под срывом?
Понимаю...
Так вот вы там давайте решайте, стрельба должна быть выполнена. Как понял? Понял, чего уж тут не понять.
Ну а пока суть да дело - уж и не знаю, как мичман мой радиотехнический добился того, что по курсу пушка мишень сопровождает. Но вот по углу места - по возвышению то есть - никак. Торчит как х... перед свадьбой.
Время впереди - ночь.
Как уж мы решение принимали - долго описывать. У ученых это «мозговым штурмом» называется. Если б у нас мозги были...а так ведь сплошная кость.
Ладно.
В конце концов решили, что гений наш главный радиотехнический спиной во время стрельбы счетно - решающий прибор прикроет, и вручную будет ручку угла места крутить.
Попробовали пару раз. Вроде получается, только от усердия мичман слегка по прибору елозит задницей.
Ну да не театр Вахтангова, обстановка боевая.
Тем временем утро на дворе.
Доложили - готовы ....
Пришел флагарт, снялись, вышли. Рожи у нас конечно те еще были - как будто всю ночь водку пили, перед стрельбой артиллеристы по традиции не бреются, глаза от бессонной ночи красные. Кролики, блин. Всю ночь трахались.
От точки якорной отошли миль на несколько, тревогу сыграли.
Флагарт - в пост, мы со старпомом на мостике, откомандовали, что надо, из поста доклад, что «залет» пошел, то есть цель имитированную запустили, цель сопровождается устойчиво, соответственно - огонь!
Артустановка лихо боезапас через каналы стволов за борт выгрузила, и по курсу, и по углу места цель сопровождает, то есть двигается. Отстреляли в общем.
Пушку проверили, дали отбой тревоги.
Спустился я в каюту, флагарт из поста поднялся. Сидим, пьем чай. Молчим. Время на якорь становиться, меня на мост вызывают, тут флагарт заговорил:
- Стрельбу на четверку оцениваю. Уж больно твой мичман здорово танец живота на счетно-решающем выдавал. Лихо задницей прибор полировал.... Конспираторы хреновы.....
Так и закрыли мы план боевой подготовки эскадры. На четверку.
............................
Работяги с артзавода, в базе, оценили разрушение матчасти в шесть литров спирта.
При этом отметили, что такого талантливого разгрома боевой техники в мирное время встречать еще не приходилось...

История эта абсолютно реальная, и произошла она со мной в городе Кливленде, штат Огайо,где я вот уже восьмой год обитаю.
Сначала предисловие, или как любят кстати или некстати выражаться рассказчики в сети - преамбула. В наших краях живет довольно много украинцев. Предки одних из них приехали сюда в начале 20 века. Другие же попали сюда после войны - через лагеря перемещенных лиц. Были среди них просто люди, угнанные в Германию и разумно решившие не возвращаться в сталинский рай, а была и мразь, по которой до сих пор веревка плачет - бывшие полицаи, охранники концлагерей, солдаты и офицеры дивизии "СС Галичина". Проживает украинская община довольно компактно в пригороде, называемом Парма.
Так вот, в 1998 я работал на заводе, который находился фактически на границе этой Пармы. Иногда ездил на обеденный перерыв в украинскую закусочную - поесть вареников и полюбоваться красавицами-официантками.
И еще там была баснословно дешевая бензоколонка.
Как-то раз типичным кливлендским летним днем - жарким и до того влажным, что, кажется, воздух похож на желе, заехал я на эту бензоколонку.
По случаю погоды а также неисправности кондиционера в моей "Хонде", одет я был типично по-американски - линялые шорты и футболка с обрезанными рукавами. Внешность - достаточно типичная для Кливленда - смуглый, носатый (в нашем городе большая еврейская община).
Обнаруживаю, что забыл дома кредитку, и уныло направляюсь к кассиру - платить наличными. Прохожу мимо старика, заправляющего свой раздолбанный пикап. Невольно обращаю внимание на татуировку в виде трезуба и геральдического щита с нмецкой надписью " Vaffen SS Galicia" у него на плече и слышу на чистом украинском языке:
- От вилупився, жидяра.
К тому времени я жил в Штатах уже больше года и с одной стороны усвоил, что морду бить нельзя ни под каким видом. С другой стороны, отвык уже от подобного. По ситуации было видно, что старый мерзавец уверен, что я не понимаю по-украински.

Я обратился к нему на украинском языке

- А чи не хоче пан до полiцii, щоб вiн мав можливiсть вiдповiсти за те, що вiн сказав.

Это была не пустая угроза, так как кливлендская полиция нетерпима к расистским выходкам.
Дальше я перешел на русский и сорвался с катушек: ни до, ни после того я не извергал в течение столь длительного времени таких грязных ругательств (шестиногий семих@й было пожалуй самым безобидным). Эту тираду я закончил сожалением о том, что его не намотали на гусеницы и не вздернули в центре Львова и выразил уверенность, что это возможно поправить.
Потом я остановился чтоб перевести дух.
Взглянул на своего, с позволения сказать, визави.
И увидел абсолютно белое лицо, даже не лицо, а маску животного ужаса, трясущиеся руки подогнувшиеся ноги...
Прошел я мимо, расплатился уехал... Когда я ехал, я задал себе вопрос: - А чего же этот бравый вояка так испугался. И понял, что прожив много лет в правовом государстве, коим США безусловно являются, он испугался закона, который был не на его стороне. То есть испугался протокола, штрафа, нескольких месяцев в кутузке, которые мог бы схлопотать если бы я выполнил свое обещание. Может быть, он испугался, что начнут интересоваться его прошлым...
Вот такая невеселая история. Сейчас много говорят о прощении и примирении. Кто как, а я не могу примирится с теми, кто убил 6 миллионов моих соплеменников и более 20 миллионов моих сограждан.
И наверное, не смогу никогда...