С военно-исторического форума
forum.vif2.ru:2003/nvk/forum/arhprint/16084
...
Очень много создавали макетов и ложных целей. Главное пари было на то, чью цель НАТО-Авионы разбомбят первой, и на какую прилетит больше самолётов. Победили момцы (парни) из соседней четы (роты): они ночью вытащили на дорогу найденные в шиптарском (албанском) селе несколько старых кузовов от самосвалов, проволокой привязали к ним брёвна вместо стволов, закидали ветками и под каждый кузов поставили по горящему ведру с тряпками, вымоченными в солярке. Часа через два прилетел разведчик, а ещё минут через сорок прилетело аж двенадцать штурмовиков и минут двадцать утюжили "сербские танки".
Наш "прикол" - наплавной мост (обычная сельскохозяйственная пленка для парников с привязанными для плавучести пластиковыми бутылками, обрызганная металлической краской из баллончиков и позиции зенитных "бофорсов" - куча стальной арматуры с касками на мешках с песком пиндосы через сутки после установки навернули "томагавком".
...
Вспоминается
"В ходе очередной операции в Афганистане пятью крылатыми ракетами (стоимость около 800000 долл. каждая) были уничтожены десять ишаков (около 50 долл. за штуку). Весь мир, затаив дыхание, продолжает следить за экономическим соревнованием двух систем"

ПОХИЩЕНИЕ В ЕВРОПЕ

Утром на учения. Промозглая польская осень забирается за воротник шинели. Подобие ужина с грохотом болтается по желудку. Вещмешок с сухпаем за спиной.
«Через Красный Городок*?» - «Нунах! Руками еще махать... По «панщине**»!!»
Группа писарчуков составила подобие строя и двинулась в обход крепостной стены Красного Городка в родные пенаты - штаб Северной группы войск.
Польша. Свидница. Ноябрь 1988 года. До триумфальной победы Солидарности остается еще полгода. До дембеля - полтора... До выезда на учения - ночь. За эту ночь надо склеить кучу карт, все сложить-собрать, и еще поспать бы...

- Эй, савецкий! Спитшки машь? - три силуэта подпирают друг друга. Тепленькие. Лет по тридцать. Им весело, чего бы не до@#$ться до русских «оккупантов» с глупыми вопросами. И почему полякам кажется смешным просить у русских спички? Только потому что по-ихнему это с п#$дой созвучно? Так наши же об этом не знают, потому и не смеются. Наши вообще не знают польского... Диву даешься: несколько лет прожить в стране и не выучить ни «здрастьте-досвиданья», ни «спасибо-пожалуйста».
- Хей, русский, дай пану спитшки!
- Spierdalaj, pan, nie mamy właśnie czasu! Nie widzisz, w służbie jesteśmy!*** - ах, как люблю я польский язык! Даже когда в жопу посылаешь, все равно - с каким шляхетским достоинством это звучит! Как приятно наблюдать состояние тихого шока собеседника, когда советский солдат говорит языком Мицкевича и Пруса почти без акцента...
- Ale... Coż powidzałesz?
- Mówiłem, że nie mam właśnie ani czasu ani zapałek. Cieść!****
Легкий ступор. Один из троих взаимноподпертых - явно трезвее остальных и потому пытается соображать. Те двое улыбаются исключительно собственным пьяным мыслям. Однако мыслительный процесс достигает апогея.
- Ты - это по-польски говоришь? - спрашивает он уже не на коверканном русском, а на родном.
- А ты разве не слышишь? - так же по-польски отвечаю.
- Эй, ребята! Этот парень говорит по-польски также как мы с вами! - сквозь привычную внешнюю неприязнь к «оккупантам» пробивается сначала удивление, а потом радостное, совершенно славянское дружелюбие.
Двое подпирающих согласно кивают, поскольку в звучании родной речи для них нет ничего удивительного.
- Тебя как зовут?
- Женя... Эугениуш.
- Здорово! Меня - Рышард. Выпьешь с нами?
- Не, брат, мне на службу...
- На, закури! - мне суют пачку довольно говенных местных сигарет, но все же лучше «Примы». Сам не курю, пацанам пригодится.
Мы уже братаемся с моим новым польским другом. Мы уже поем «Kolorowe jarmarki» и «Niech żyje wolność!»*****. Вконец обалдевшие мои коллеги-писаря мягко намекают на необходимость пойти поклеить карты... Меня не отпускают, нежно облапив в нетрезвом дружеском объятии.
Пьяные мозги, как известно, рождают намного больше оригинальных идей, нежели трезвые. Внимательно осмотрев меня мутнеющим взором, друг Рышард изрек:
- А ведь ты - поляк. Самый настоящий поляк!!! Курвы советские, забрали парня в свою армию! - возопил он и погрозил кулаком кирпичам Красного Городка. - Мы должны тебя спасти! Мы тебя украдем!
«Здрасте-приехали!» - подумалось, - «Вот особист-то обрадуется моему чудесному спасению из рядов Советской Армии! Надо валить...»
- Знаешь, друг, давай завтра, а?
Я медленно отдаляюсь от качающейся троицы, машу рукой на прощанье - и наш импровизированный строй скрывается за углом кирпичной крепостной стены. Из-за угла нестройными пьяными баритонами доносится песня: «Тьомная нотш, толко пули щвищтьят по щтьепи...»


Примечания:
* Красный Городок - основная резиденция советских войск в г.Свиднице. Целый квартал мрачных зданий, похожих на замки, выстроенных еще немцами из темно-красного кирпича. Вокруг стена с колючкой, на входах-выходах КПП, внутри патрули... Даже интересно, снесли все это или еще нет?
** «панщина» - на наречии советских воинов вся остальная территория Польши, не обнесенная советской колючкой. Идти по ней красным воинам не рекомендовалось, но во-первых быстрее, во-вторых - без проверок документов, отданий чести и прочих тягот воинской службы. И воздух свободы...
*** «Шел бы ты в жопу, дружище, времени нет! Не видишь разве, мы на службе»
**** - Но...Ты что-то сказал?
- Я сказал, что нет у меня ни времени, ни спичек. Привет!
***** «Разноцветные ярмарки» - помните Марылю Родович? И еще «Да здравствует свобода!», тоже неплохая застольная песня :)

Калинин, лето 1975 г. Наш полк ТУ-16 перебрасывают в Казахстан. Представьте радость личного состава - здесь гарнизон с устоявшейся инфраструктурой, почти все офицеры живут в квартирах, соловьи поют, а там - степь, общежитие, пыль и тушканчики скачут. Поэтому, у кого вышел срок службы, неожиданно осознали, что долг Отчизне отдан полностью, и предпочли тут же дембельнуться. И вот один прапорщик технической службы, прослуживший незнамо сколько лет (лично видел героев Шипки), тоже подал рапорт. И взяла его досада - столько лет в авиации, а ни разу не летал на боевом самолёте. Выкопал он, как Буратино, из заветного тайника сэкономленные жёстким самоограничением запасы спирта и пошёл на поклон к родному экипажу, самолёт которого он обслуживал. Изложил нуждишку - мол, желаю воспарить напоследок. Взалкал я, дескать, Нестерова и присных его (Мессершмитта, в частности), затмить. По секрету шёпотом сообщил, что, по линии дедушки, он внебрачный сын Чкалова. Летуны в отказ - а ну как дело всплывёт, ты-то на дембель, а нам-то ещё служить? Прапор принялся шаманить - уверял, что ещё в маме мечтал о небе, и только злой рок привёл его в тех. службу; клялся, что уже чувствует необратимые изменения в организме, вызванные предстоящей разлукой с любимой техникой; и, наконец, призывно булькал литровой ёмкостью, попутно сетуя, как наступал сам себе на горло, экономя зелье для любимого экипажа. Последний аргумент и сломил стальную, в общем-то, волю лётчиков. «А куда же мы тебя посадим - места-то нет?» - по инерции сопротивлялся штурман. «А в бомболюк! А что не видно ничего, так вместо этого вы меня к СПУ (самолётное переговорное устройство) подключите, я хоть ваши разговоры послушаю!» - извернулся прапор.
И вот день полётов. Литр накануне уестествлён и отступать некуда. На прапора нацепили шлемофон, подсадили в бомболюк (высота около 1,5 м) и подключили к СПУ. Бомболюк закрыли, двигатели запустили и, тут лицо командира озарилось плотоядной улыбкой. Обернувшись к экипажу, он увидел такие же иезуитские усмешки. «Ну, с богом!» - подумал командир. Далее обычные разговоры при взлёте (с сокращением):
- ПУИ на связь;
- На связи;
- Разрешите взлёт;
- Разрешаю;
Взлетели, двигатели ревут, звучат доклады о высоте, тангаже и прочее. И вдруг правый лётчик встревоженно: «Командир, правый двигатель горит!».
Командир уверенно: «Включить систему пожаротушения!».
Правак бодро, как пионэр на слёте, доложил: «Пожар не потушен!».
Тут вступает штурман (трагизму в его голосе позавидовали бы ведущие актёры страны): «Командир, левый двигатель горит!».
Командир неуверенно: «Включить систему пожаротушения!».
Штурман упавшим голосом: «Пожар не потушен...».
Командир с ноткой истерики: «Штурман, высота?»
Штурман сдавленным голосом: «Высота падает, надо катапультироваться!»
И тут «... раздался глас трубный в Иерихоне...». То орал прапорщик, запертый в бомболюке: «Мужики, а как же я?». Такого лицемерия не знал мир - экипаж стал недоумённо интересоваться, мол, а кто это там такой?
«Да это же я, я - прапорщик! Помните?» - верещал бедолага.
«А мы тебя разве взяли?»
«Да тут же я, тут - в бомболюке!» - метался в замкнутом пространстве узник, с грохотом натыкаясь на железные конструкции.
«А парашют у тебя есть?»
«Нету, мужики, что делать-то?» - такой вселенской скорби в голосе человека не было со времён распятия Христа.
«Чёрт тебя принёс! Вот ведь говорили же тебе, что не надо лететь - видишь теперь, как оно получилось? Что мы твоей жене скажем? Ну, прощай, брат - самолёт горит, мы катапультируемся!»
«А-а-а, мужики, откройте бомболюк, я спрыгну!» - свет померк в его глазах.
«Ты что, сдурел - высота 5 км?»
«Открывай, может, как-нибудь - или на лес, или на стог - может, уцелею!» - вопил этот Туполев в третьем поколении.
«Ну, смотри, под твою ответственность! А может, останешься - вдруг самолёт спланирует?» - магистр ордена иезуитов Игнат Лойола был бы доволен - достойная смена на просторах России выросла.
«Открывай, в самолёте точно пропаду!» - взвыл прапор и стал молотить по бомболюку оторванной от чего-то железкой. Не хотелось ему стать последователем капитана Гастелло или лейтенанта Талалихина.
«Не порушил бы технику, ирод, ишь как старается!» - задумчиво молвил командир и нажал ту самую кнопочку «аварийное открытие бомболюка». Люк распахнулся, и прапор вывалился ... на бетонку!
Всё это время самолёт стоял на стоянке на тормозах, а экипаж умело газовал и раскачивал его двигателем и тормозами!
Ну, а что же наш герой? Крутанувшись в воздухе как Брюс Ли, он, аки кот, пал на четыре кости и, словно врос в бетонку! Лик его был примечателен - на белом, как тальк, лице ярко выделялся краснотой нос - его годами выработанный цвет не смогло изменить даже такое испытание. Глаза его были немного шире, чем объектив самолётного фотоаппарата, а вставшие волосики уверенно удерживали шлемофон на некотором удалении от головы. При этом публика, предупреждённая заранее и стоявшая вокруг самолёта, пытливо высматривала - а не произвёл ли самоочищение организм прапора при встрече с землёй? К чести советского военнослужащего - нет, не произвёл! А то, что он никого поймать не смог - так это от нарушенной координации - укачало, видать.
Кому-то эта шутка покажется жестковатой - зря, ведь это армия, а не уси-пуси! Да и литр не бог весть какая сумма для полноценного полёта.
Мораль: рождённый ползать - летать не может!

МИРОТВОРЕЦ

- Я тоби ще раз говорю, поки не выйде з больничного ротный - никуды нихто не переводится! Свободный! - старшина роты связи в очередной раз отмахнулся от своего механика, как от надоедливой мухи.
- Что у вас тут, старшина? - командир взвода, ВРИО комроты, совсем еще молодой лейтенант Стас, заполнил своим громадным телом и громовым голосом убогенький полумрак ротной канцелярии при каптерке. - А ты чего тут? Рота уже в парк построились, звиздуй вниз, быстро! - взревел он, заметив он у стола фигуру своего солдата.
- На войну просыться...- Устало ответил старшина, протягивая Стасу лист бумаги.
- Шо, бля?! - протянул он удивленно, глядя на протянутый лист. - "Рапорт...прошу перевести меня в ОСБ ООН, направляющийся в Югославию...". Ты чо, солдат, е....лся, бля?! - изумленно уставился на механика замковзвода. - Что, у нас так душно? Мы что, вообще не проветриваем? - Обмахиваясь рапортом как веером, взводный уселся на стул, услужливо пододвинутый прапорщиком. - А, слушай! Разведка тоже отправляет своего одного, может, пошлем его действительно, раз просится, а? Все равно ведь не возьмут...- задумчиво сказал Стас, остывая. - "Языками владею, подготовка в взводе VIP-охраны иностранных наблюдателей..." А это что еще за муйня?! - воскликнул лейтенант, вчитываясь в текст. - С каких это пор связисты, мехари - телохранителями заделались?!
- Та то йих разведка натаскивала, ротный ихний, Кувшинов... Поки вы булы в отпуске, директива з округу прыйшла, выделить з нашого полку взвод охраны иностранной комиссии...- подал голос старшина.
- Совсем долбанулись они там от жары! Им дЕсантов уже недостаточно для охраны, цирк решили устроить?! Охранник, б...ь, нашелся! Ты на себя посмотри, миротворец! Тебя ж автомат с каской в землю вгонят своим весом! - снова завелся лейтенант, потрясая рапортом в гигантском кулачище. - Ладно, бля!, Бери, старшина, этого бойца в штаб! Обеспечь командировочные, довольствие и все, что положено...На пару дней, не больше. Потому, как его комиссия забракует! - подмахнул рапорт взводный и, как печатью, припечатал кулаком рапорт к столу под немигающим взглядом старшины:
- Дурень ты, хлопець...- грустно промолвил тот механику, забирая бумагу со стола.

В комиссии были пятеро, разных званий - от капитана до седоватого полковника с голубыми петлицами, сидевшего несколько отдельно у окна и явно среди них главного: остальные подкладывали ему документы, вызывали по списку и забирали отработанные материалы обратно.
- Так...- глухо произнес полковник, выслушав доклад вошедшего механика-связиста, быстрым, но цепким взглядом просматривая личное дело.
- С условиями ознакомлены?
- Так точно!
- Почему приняли такое решение? - тяжелый, свинцовый взгляд человека, повидавшего на своем веку.
- Желаю поддержать престиж страны, помочь братскому народу! - выпалил претендент заранее заготовленную реплику.
Полковник опустил глаза, помедлил, как бы принимая решение, и аккуратно закрыл папку:
- Капитан Горчаков, внесите в списки личного состава. Вызывайте следующего.
Следующий боец, сияя от счастья близких перспектив загранпоездки, предстал перед очами комиссии.
- Пацаны, гляди, нас второй раз призвали! - веселился юркий рыжий хлопчик, выскочив из душевого отделения и подойдя к окошку каптера, в котором усатый прапорщик выдавал нулячее нижнее белье, портянки и вообще все, что положено носить на своем бренном теле воину. - А старое куда девать? Рубить будут, как на карантине? - улыбаясь, спросил он каптера, принимая аккуратную стопку вещей, гордо увенчанную голубым беретом. - Обана, а это что? - он удивленно взял двумя пальцами легкий газовый шарфик голубого же цвета. - Уставная форма миротворческого корпуса ООН во всем мире, берет - итальянский, шарфик - тоже где-то оттуда... Старую форму в вещмешке держи. Еще вопросы есть? - ответил вместо прапорщика подтянутый старлей. - Нет? Проходи, не задерживай! Следующий!
После однообразных дней безнадежной казарменной рутины, проводимых в разных и грязных нарядах, жизнь в ооновском батальоне казалась яркой и беззаботной: прекрасная июльская погода, никаких "дедов" и "духов", питание в столовой - по летным нормам (вплоть до ежедневного лимонада и пирожков с конфетами, это в голодном-то для основной массы гражданского населения страны 92 году!), командование занято предотъездной подготовкой и никому до тебя нет дела!
Свобода, одним словом.
Длинная вереница людей в камуфляжах и голубых беретах с иголочки томилась под жарким солнцем в очереди к оружейным ящикам, откуда замбой батальона аккуратно доставал новые АКСУ, сверяя и записывая номера. A la guerre comme a la guerre!
Для полной картины вооружения добровольцев гражданской войны не хватало разве только жестяных чайников и махорки.
День клонился к вечеру.
- Что, уже подъем? - лениво потягивались на следующее утро заспанные солдаты. - На зарядку пойдем? А, мать ее так...
Так называемая "зарядка" и "усиленная физподготовка" в ОСБ заключались в меланхоличном перебирании ногами в тенечке периметра здания казармы и робких попытках некоторых, особо сознательных, бойцов совершить некое подобие гимнастических упражнений на ржавых снарядах дряхлой от старости спортплощадки.
- Сегодня пойдем на стрельбище, обещали пистолеты и пулеметы дать! - затягиваясь хорошей сигаретой с фильтром, "заряжался" утренним здоровьем сержант. - Потом отработка нормативов по прокладке кабеля с катушкой. Завтра идем в город, сниматься на загранпаспорт. Все, что ли? - оглядел он солдат, метко бросил окурок в урну и уныло побрел в сторону казармы.
- К стрельбе готов! - оказывается, ПМ не такой уже и тяжелый, как выглядит.
- Огонь! - устало согласился старлей, руководящий стрельбами.
Раз... два... три... Эх, хорошо, но мало! Ты гляди, впервые в жизни пистолет в руках держал, а в молоко ни одна пуля не ушла! Молодца!
- А из пулемета сегодня стрелять будем, тащ старшлейтенант?
- Не будем. Сначала автоматы пристрелять надо. Строиться!
Пристрелка новых автоматов оказалась гораздо более интересным занятием, чем ожидалось - пули упорно косили от поставленной цели, норовя попасть куда угодно, только не в мишень.
Жарковатый выдался денек, что и говорить. Зато следующий многими воспринимался как праздничный.
Как же, поход в город, в шикарной форме, патрули смотрят с опаской и уважением - новый род войск, как-никак!
Правда, уже в фотоателье выяснилось, что сниматься нужно исключительно в парадке, которой, ясное дело, не оказалось ни у кого.
Положение спас низкорослый крепыш-сержант ВДВ, снимавшийся на дембельский альбом, надо полагать, в тот же день.
Попав таким образом под горячую руку, ему именным соизволением сверху, сорри, - приказом присутствующего при съемке полковника, пришлось разоблачиться, сдать верхнюю часть своего туалета в прокат и грустно наблюдать за тем, как некогда отутюженный китель разменивает новый десяток своих временных хозяев...
Европе вновь предстояло удивляться (или нет - этим русским, украинцам и иже с ними уже не удивляются) очередному славянскому чуду: с фотографий служебного загранпаспорта на нее глядит целая рота в мундирах исключительно сержантов ВДВ!
- Слушай, давай на почту заскочим, позвоним домой! - Пока добрая сотня человек примеряла сержантский мундир и считала волосинки в прическах, чтобы выглядеть на фото посолиднее, двое из них уже двигались в направлении ближайшего узла связи.
- Алло, мама! Это я! Да, все в порядке... Да... Да... Откуда я? Из другой части. Потому что в Югославию собираюсь. Что? Там той войны... Мне уже все рассказали, какая там война! Та-а-а-а-ак.... Понял... Да, конечно, мама...- упавшим голосом закончил он, вешая трубку.
Товарищ посмотрел на лицо говорившего с тревогой:
- Что случилось? Все нормально?
- Да... вроде... Мама сказала, что у отца сердечный приступ... Сейчас прямо... Как узнал, что я на войну отправляюсь... И имею все шансы вернуться домой сиротой...- грустно улыбнулся собеседник. - Вот и повоевал...Пошли обратно...
В комнате приемной комиссии ничего не изменилось. Разве что, людей было меньше. Главный сидел все там же на своем любимом месте.
- Так... - как и в первый раз, при приеме, понимающе протянул полковник с голубыми петлицами, выслушав доклад и приняв рапорт. - Паспорт сдать мне, все остальное - по указаниям командира вашей роты.
И вдруг посмотрел прямо в глаза:
- Идите, вы свободны!
- Действительно, свободны... - Негромко повторил он, сделав легкий акцент на втором слове, уже в спину уходящему.

Что же такое "свобода?" Вопрос один, ответов - много...
Остроумнее всех, пожалуй, на него ответил Заратустра, в свою очередь ехидно поинтересовавшись: "Вот тебе свобода. Держи! А что ты с ней будешь делать?"

Уладив всевозможные вопросы подготовки, батальон большим, но организованным цыганским табором снимался с места.
Часто ли кому доводилось быть свидетелем того, как переезжает с места на место ВЕСЬ полк (пусть он официально и называется отдельным специальным батальоном)?
Вольнонаемные "партизаны"-водилы, наконец, отматюкались, заново перебирая движки и залатывая подручными средствами проколы изготовителей новеньких КАМАЗов, БТРов, БРДМов и УАЗиков...
Командиры подразделений более-менее устаканили отношения с новыми подчиненными, проще говоря - хоть немного познакомились с ними ближе...
Старшины, начпроды, начфины и медики собрали свои манатки и сурово отслеживали погрузку вверенного им военного имущества в грузовики, курсирующие между временным расположением ОСБ и затерянным в лесу полустанком, облюбованным армейцами под место погрузки в вагоны...

В суете сборов в дальнюю дорогу тем более никому уже не было дела до остающейся на родине пары солдат. Документы и старая форма им были выданы, равно как и указания возвращаться в свои части своим ходом, благо это недалеко, в течение ближайших трех (почему именно трех, кто это тогда выдумал?) суток.
После чего, соответственно, невозвращенцев будут считать дезертирами по всем законам военного и мирного времени.
"Да кто ж только согласиться на такое, господа!", как говаривал поручик Ржевский" Какой военнослужащий согласиться топать в постылую свою казарму сразу же, имея в запасе пару СВОБОДНЫХ дней для личной жизни? Пускай даже в захолустном городке, где "меж сосен и песка - лишь зеленая тоска!".
Вот и эти двое не согласились.
Один по соображениям прагматичным (достал гражданку и смотался домой на пару суток), а второй (до дому было далековато) - из романтико-хулиганских побуждений решил поглазеть на погрузку батальона в эшелон.
Мол, не поехал сам, - посмотрю как другие уезжают. Делать-то больше особо все равно нечего... Хоть какое развлечение и долгие воспоминания.
Решено - сделано. Съездил на погрузку, таясь аки партизан в глубоком тылу, в кузове между ящиками и свертками, незамеченный патрулями у шлагбаумов на выезде, и вернулся обратно, на уже опустевшее место временной дислокации ОСБ.
Ветер, с шорохом гоняющий бумажки по плацу, накрепко закрытые двери казармы и столовой, голод и, как выяснилось к вечеру, холод не прибавили энтузиазма, окончательно убедив в необходимости неотвратимого возвращения в родную часть...
Ехидный Заратустра оказался прав: "что ты будешь делать со свободой", а, военный? Ни-че-го...

Подзатыльник был хорош.
Ротный, - не гляди, - что с больничного только вышел, мужик крепкий.
К тому же - суровый и справедливый:
- Твое счастье, что вернулся! Какого хера! Был бы я на месте - в жизни бы не отпустил! В войнушки поиграть захотел, сынок, да?! Как бы я потом твоим родителям в галаза смотрел?! Старшина, два наряда на службу этому бойцу, потом его - на вододром, танки обслуживать! Путешественник!

Прошло полгода...
- Леха, здорово! Ну, с возвращением! С благополучным! Как там, в Сербии? Здоровяк Леша, бывший гребец-академик с шварценегеровской фигурой, мрачно улыбнулся земляку:
- Жив и здоров, домой еду (служившие в ОСБ увольнялись раньше других - прим. автора). Вещи только соберу...
- Ясно... - механик внимательно посмотрел на Леху. Вроде, - тот же. Да не тот, что в нем изменилось за эти полгода. Возмужал? Ну, его и раньше инфантильным назвать нельзя было... Разве что, в глазах что-то изменилось?
- У меня двоюродный брательник тоже там был, аэродром охранял. Попал под бомбежку, между бетонными плитами заклинило, еле жив остался...- подключился сержант, подошедший поздороваться со старым знакомым.
- Нам тут такого наговорили: цинки - конвейером идут, бывшего ротного разведки нашего... Капитана Горчакова... Слухи, знаешь... Неужели опять замалчивают, как Афган, а?- начал было механик.
- Придет время - узнаешь... А майор Горчаков жив, чего и вам желает! Бывай, придет и твой дембель! - Леша положил широкую ладонь на плечо сослуживца и улыбнулся.

Лишь маленькая черно-белая фотография лысого солдата в форме сержанта ВДВ с загранпаспорта сегодня еще иногда напоминает об этой истории... Истории с счастливым концом?

Конец недели
============

Неделя у Лёши не могла взять и просто так закончиться. Должна была быть какая-то веха, какое-то ритуальное действо, отмечающее границу между буднями и выходными.

Таким действом, как нетрудно догадаться, была символическая рюмка водки, выпиваемая Лёхой прямо за рабочим столом.

Утром в четверг он доставал из запертого ящика стола фирменную рюмку "Абсолют" и початую "детскую" бутылку Финляндии. Потом выходил в коридорчик, тщательно мыл рюмку, протирал её насухо и помещал вместе с бутылкой в морозилку. Лёша старательно маскировал продукт банкой замёрзшего хумуса, осторожно поглядывая по сторонам.

Обед в офицерской столовой подали в час дня. Отобедав и поболтав с миловидной лейтенатшей из строевого отдела, Лёша вернулся в кабинет и начал предвкушать. В принципе, выходные предвкушала, наверное, вся база, кроме заступающих в караул и выбывших по болезни, но Лёхины мысли носили предметный характер.

Он представлял себе, как стихнет шум на улице, и как на блюдечке возникнет перед ним заиндевелая рюмка, полная прозрачной влаги. Он ощущал ледяной холод стекла, через край которого польётся слегка вязкая водка в рот и по пищеводу в желудок. Он практически видел, как ощущение холода сменяется приятным жаром, как поднимается к нёбу послевкусие, как тепло и нега разливаются по телу, вымывая усталость и стресс и наполняя все члены ленивым блаженством...

В это время в коридоре послышались шаги. Шаги остановились на кухоньке, недалеко от Лёхиной двери, и голос его непосредственного начальника, майора Ади Барзилая, громко сказал:

- Нир, назначаю тебя ответственным за этот сектор. Напоминаю, что новый прапорщик шутить не любит, чистоту и порядок будет блюсти любой ценой, даже ценой хороших отношений с передовыми армейскими программистами. Поэтому - он кивнул секретарше - Сиван, записывай - раковину освободить от грязной посуды, для чего всю её перемыть. Из шкафа всё вынуть, шкаф протереть от пыли и грязи, полки застелить бумагой. Холодильник...

Лёха навострил уши.

- ... холодильник освободить от просроченных продуктов. Если есть возможность - разморозить и помыть.

- Ади, а может, не надо? - послышался просящий голос Омри. - Он что, будет лазить по холодильнику, искать прокисшие йогурты?

- Что значит "не надо"? Я вам что? Шутки шучу? Ну-ка, открывай! Так, что тут у нас? Этот хумус - он тут зачем? Для биологических экспериментов над призывниками? Бациллы выращивать для прививок? В помойку!

Банка со свистом пролетела через кухню и грохнулась в мусорное ведро.

- Майкл Джордан грёбаный, - послышался сдавленный голос Нира.

Ади не унимался.

- Так, а это что? Что это, я вас спрашиваю? Не надо на меня смотреть так, будто я голая супермодель! Это водка! В помойку!!! Ай...

Раздался звон разбитого стекла, и даже через дверь кабинета запахло спиртом. Лёхины мечты рассыпались блестящими осколками и растеклись по грязному полу лужицей. Онемев, Лёха схватил свой М-16 и выскочил в коридор.

- Чья это водка? Омри? Нир?

Омри и Нир с мольбой смотрели на бушующего командира. Нир терял сознание уже на второй бутылке пива, а Омри умел пить только арак. Оба молча помотали головой.

- Алексей! Это была твоя водка?

В этот момент Лёха ощутил, как физическая и моральная усталость, копившиеся всю неделю, наваливаются на него тяжёлым мокрым одеялом. Он глухо сказал: "моя".

- Через десять минут ко мне в кабинет, на беседу! - выговорил Ади. - Нир, Омри: осколки убрать, пол помыть, помещение проветрить. Когда закончите, доложите, проверю лично.

Лёха прошел в кабинет и сел за стол. Горе его было безутешно. "Изер чёртов!" - думал он. "Мало того, что целую неделю мозги конопатит. Щас ещё и наденет на глобус... мехом наружу вывернет... хорошо, если в личное дело не пойдёт. Водку разбил, сцука. Ну всё, выходной накрылся".

Водку Лёхе было жальче всего. Он ехал домой на автобусе, и теперь вместо благодушного спокойствия и предвкушения второй рюмочки дома, с селёдочкой, ему предстояла унылая и утомительная тряска, отягощенная мыслями о службе.

Сквозь дверной проём на убитого горем Лёху глазели Нир и Омри.

Лёха встал, с отвращением посмотрел на их довольные морды и ушёл в другой конец коридора, к двери командирского кабинета. Он постучал в дверь, мысленно уже воображая себе, как будет оправдываться тяжёлым детством в условиях бесчеловечного тоталитарного режима и окружением, привившим ему алкоголизм.

- Войдите, - сказал Ади. - А, это ты. Заходи, закрой дверь, присаживайся.

Лёха сел. Говорить ему не хотелось. Он смотрел на столешницу прямо перед собой.

- Алексей, - Ади начал внушение. - Среди основных моральных ценностей нашей армии, если помнишь, числятся "воинское товарищество" и "личный пример". Ведь ты же офицер. Какой пример ты подаёшь срочникам? Что они подумают, глядя на тебя?

Что-то стеклянно звякнуло. Лёха не поднял взгляда.

- Сам посуди. Мало того, что ты приносишь и наверняка распиваешь спиртные напитки...

- Это ещё надо доказать, - буркнул Лёша.

- ... ты ещё и не делишься со старшими по званию.

Лёха повернул голову. На столе стояла "детская" бутылка Финляндии и две рюмочки "Абсолют".

Лёха протёр глаза и помотал головой. Натюрморт не исчезал.
Улыбающийся во всё веснушчатое лицо Ади открыл бутылку и налил в обе рюмки. Протянул одну из них Алексею, вторую поставил перед собой.

Лишившийся дара речи Лёша чокнулся с Ади и выпил.

Ади позвонил в интерком:
- Сиван! Передай всем, что проверки сегодня не будет. Я с ним поговорил, он зайдёт на следующей неделе.

Из коридора послышались крики восторга.

- Уж извини, Алексей, не удержался. Наколол я тебя.

Лёха откинулся на спинку стула. Он ощущал себя Атлантом, с плеч которого только что сняли небесный свод. Лёха прикрыл глаза, и почувствовал, как тепло и нега разливаются по телу, вымывая усталость и стресс и наполняя все члены ленивым блаженством. В Средиземном море тонуло солнце, а на Лёшу надвигались выходные. Неделя определённо удалась...

http://www.livejournal.com/~ilyad