Несколько историй о ТБ в стройбате. Мораль придумайте сами, а сначала представьте, что может сотворить обычный воин (причем без разницы, какой окраски у него задница :), имея в голове в 18-19-20 лет только ветер средней интенсивности и "боевое задание" типа "чтоб через час/полчаса/десять минут ..., а не то [вырезано внутренней цензурой] ...!!!"
А ежели ему еще и дать в руки технику... Красота, в общем.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ - НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ ЕЩЕ ИНДЕЙЦЫ В СТРОЙБАТЕ

Осень 1986 г., военно-строительная часть под Оренбургом....

Поставили перед молодым бойцом горско-азербайджанской национальности боевую задачу - растопить битум в котле (строительный битум, на заливку крыши). Задание, хоть и грязное, но, можно сказать, почетное, - осень, холодно, а он около тепла и при том абсолютно при деле - закинул пару рулонов в чан, развел огонь из разбитых строительных лесов и плавит, плавит эти два рулона, присев у костреца. И вот это последнее он сделал явно зря. Через 15 минут (а рулоны эти плавятся не меньше часа - проверено на последующей практике) подлетает к нему командир взвода, старшина - вообще говоря, выполнение плана не его задача, на то командиры отделений есть, а он отвечал за общевойсковой распорядок - подшивка там, отбой-подъем и прочее, НО! "Воин должен шуршать!" Сидящий боец почти в центре стройки - это почти то же самое, что и наглый показ этим бойцом среднего пальца левой руки всему комсоставу. Такой вызов военно-строительной нравственности старшина стерпеть явно не мог: "Ни х@я себе оборзел! А х@я ли ты спишь?! Через 10 минут чтоб я пришел, а битум уже на крыше!" На резонный вопрос бойца: "А как?" последовал логичный ответ: "А меня еб@т?! Работай!" И с этой сакраментальной фразой старшина удалился досыпать в подсобку. И благополучно отоспался бы до самого ужина, если б не последующие обстоятельства...

Боец, на грех, оказался очень активным (кстати сказать, через год он стал командиром своего отделения и неплохим, между прочим) и обратился к землякам за консультацией. Она не замедлила быть. Ему объяснили - чтобы битум топился быстрее, надо плеснуть в чан с битумом солярки и перемешать палкой - типа, пожижевшая субстанция враз расплавится. Короче, помогли.

Ну так вот, азер-салабон... Сей доблестный воин, имея весьма смутное представление о химии, пиротехнике и т.п. побежал к стоящему на точке ГАЗ-66, водимому, как он знал, опять же его земляком, и попросил солярки. Ее, по естественным причинам, не было - ну не оснащают ГАЗы дизелями :) Но зато у него щедротами водилы-земляка оказалось в руках целое ведро бензина АИ-76. Дальнейшее представить несложно... Старшине доспать так и не пришлось.

Через неделю я и сам оказался в госпитале (каким образом - это отдельная история) и получил возможность лицезреть индейца азербайджанской национальности в полной боевой раскраске. Непокрытые части тела - лицо и руки до локтей - в результате выплескивания на них адской смеси горящего бензина и битума демонстрировали широкую гамму из пяти, а то и шести различных оттенков коричневого и красного цветов. Под глазами - светло-коричневого (к счастью, глаза остались целы), на щеках - темно-красного, к этому великолепию прилагался носяра с горбинкой азербайджанско-ирокезского типа (темно-коричневого цвета). Картина дополнялась шикарным панковским гребнем на голове (волосы, уцелевшие под пилоткой, которые сбривать почему-то не стали - для сохранения имиджа, не иначе). Короче, Гойко Митич бледнеет и нервно уходит в сторонку курить трубку мира взатяжку:).

Целых полгода после госпиталя иначе как Чингачгуком его не называл никто. Диалог комвзвода с комроты: "Думаю, сторожем на ангар поставить Азизбаева, все равно он после госпиталя". "Какого Азизбаева?" "Да Чингачгука!". "А-а-а, ну ставь. Пусть ракетчиков пугает". И он пугал :)

ЧАРЛИ ЧАРЛИ БРАВО 2
(Послесловие)

Описывая события того далекого 1985 года, я не переставал думать, что чувствовал экипаж крейсера «Леги» и, особенно, его командир кэптэн Фред Уилкин Бэйли - маленький взрывной, но добродушный человек с ярко выраженной поведенческой флотскостью - бравадой, настоянной на опыте и умении, человек из тех командиров, который, услышав анекдот об инвалиде-скопце, пришедшем вербоваться на военный корабль, не строил брови домиком, а ухмылялся, брал 1МС (микрофон громкого корабельного оповещения) и пересказывал его всему экипажу:
- Вербовщик говорит этому парню, что он подходит флоту по всем параметрам. А на вопрос, когда явиться на службу, отвечает: «Рабочий день на корабле - с 08.00 до 16.00, но Вы приходите часам к десяти».
- Почему? - удивляется новобранец.
- Вы знаете, с 08.00 до 10.00 все сидят по каютам и чешут яйца, а Вам это ни к чему. Парни, мне не хватает таких моряков! Хватит чесать яйца - пора работать!
Да, Фред Бэйли был хохмач и забияка, каких любят экипажи. Хотите представить, как он выглядел? Пожалуйста, вспомните миллионера - владельца яхты из комедии “Some like it hot” (« В джазе только девушки»), ухаживавшего за...тьфу...Джеком Леммоном - это вылитый кэптэн Бэйли - лицом и статью.
Я очень хотел выяснить его судьбу. И вот...
У «Леги», в отличие от других кораблей ВМС США, долгое время не было своего сайта, пока один из ветеранов крейсера, Кен Дэшаиз, не решил создать его. Сайт еще тестировался, когда в его почтовый ящик пришло сообщение: «Поздравляю с открытием долгожданной странички. Посылаю привет от советских матросов и офицеров ССВ-493, три дня проведших в почетном эскорте «Адмирала Леги» на Пойнт Мугу под Сан Диего. Те, кто был там и помнит, отзовитесь!»
Две последующие недели убедили меня, что ответа не будет - Холодная война в виде изрядно подтаявшего айсберга еще плавала между Приморьем и Калифорнией. Старик Кен меня подбадривал, но тоже не верил, что кто-то отзовется.
А в следующий понедельник мой почтовый ящик чуть не взорвался - в нем сидели: Крэйг О’Нил, Майк Шнайдер, Джэйми Кон и Дин Дженнингс. Сидели и ждали, когда я «распечатаю» ящик гнева на mail.ru, чтобы высказать все, что наболело за 18 лет:
- Мы чуть не начали войну!
- Вы думали о своих и наших семьях, сволочи?!
- Краснопузый, засунь свой партбилет...
Теперь открываем и читаем:
- ТЫ ИСПОРТИЛ НАШИ ВЫХОДНЫЕ!
А где война, порушенные семьи и партбилет? Остались плавать на айсберге?
Вот пишет Крэйг О’Нил, бывший котельный машинист 2-го класса крейсера, ныне прозябающий строительным рабочим в Иллинойском университете:
- Привет, друг. Дали вы нам тогда ниже ватерлинии. Хочу рассказать о той погоне, какой ее видел я, сидя в машинном отделении, лишь изредка высовывая нос на верхнюю палубу. Где-то в 7 утра мы снялись с якоря, чтобы к 11.00 прибыть на Пойнт Мугу. Мы шли на полигон, чтобы в третий раз отстреляться новым ракетным комплексом по воздушным мишеням. Слава Богу, я провел ту ночь со своей девушкой, в отличие от артиллеристов, пахавших на консервной банке всю ночь. Они у нас были молодцы - могли любую задницу намылить своими ракетами, в отличие от других кораблей, постоянно мазавших на стрельбах. А это не нравилось начальнику полигона, который имел зуб на нашего командира Бэйли. Позже это сыграло роль: он продержал нас в ожидании до 14.00, постоянно ругаясь с кэпом. Лядский сухопутный пердун! Но мы хорошо поработали - завалили все три мишени. Командир после стрельбы повернул нос на Сан Диего и дал полный ход, как он это делал всегда. Говорят, что у него было назначено свидание на тот вечер. И что делает этот гад с Пойнт Мугу?! Он приказывает как старший по званию возвратиться и поднять плавающую мишень! Наверное, знал о планах Бэйли на вечер! А что мы видим, возвратившись? Мы видим долбанный русский корабль, который поднял нашу птичку, собственность США, и намылил задницу в сторону Матери-Родины! Еще и быстро так намылил! Мы едва держали такой режим хода более двух суток на своих газотурбинных двигателях! Прислали нам в подмогу эсминец класса «Спрюэнс» и дали приказ преследовать Вас хоть до самой России. Говорят, что в один из моментов поступил приказ стрелять по Вашему носу. Второй день прошел рутинно - мы висели у Вас на хвосте, делая 5-долларовые ставки, отдадите Вы ракету или нам придется Вас топить, начав Третью Мировую. В тот день парни с ходового мостика сказали нам, что русские матросы сидят на юте вокруг костра, поют песни и жрут водку! Черт, а нам выпивки никто не выдавал! На третий день наши капитаны вроде договорились между собой и повели корабли обратно на полигон, где вы передали нам мишень в брезенте на плоту из бочек. Я видел те останки - таблички о вознаграждении в 500 долларов там не оказалось. Вот думаю, смогли Вы ее потом обналичить?
Это - правдивая история, но мои друзья до сих пор поднимают брови, не веря мне. Понимаю их мысли, что такого быть не могло. Для меня случившееся - один из самых незабываемых моментов жизни. Всего тебе самого хорошего!
Крэйг так и не получил достойного образования, хотя работает в Университете, убирая снег с дорожек и делая мелкий ремонт. Но у него есть страсть - каждый вечер он садится за верстак и делает потрясающие военные модели. Правда, все они - немецкие танки со свастикой. Что-то у него в жизни не сложилось...

А вот весельчак Джэйми Кон из Филадельфии. Его слог по-флотски безупречен; в письме нет ни единой ошибки:
- Ахой, коммандер! Мое участие в этом событии невелико, на уровне созерцателя, так как я служил в машине крейсера королем воды и масла. Мы в тот день испытывали нашу ракетную систему, пока не вышел из строя ее гироскоп, отчего пусковые установки грустно повисли в бездействии. Последняя мишень, так и не сбитая нами, приводнилась, дав нам возможность вернуться в Сан Диего. Как я понимаю, для подъема плавающей птички полигон выделил вертолет. «Леги» же вернулся в порт в районе 19.00, после чего часть команды пошла на сход. Большинство из нас сидели в пабе рядом с базой, когда примчалась военная полиция и приказала срочно возвращаться на крейсер. На борту уже было сыграно срочное приготовление к бою и походу, и уже через два часа мы опять вышли в море. Командир сообщил, что вертолет не выполнил свою задачу, а русский корабль оказался более ловким. Теперь мы должны найти его. Всю ночь мы шли полным ходом, пока не нашли Вас. Все последующие дни мы висели на хвосте «Чарли», имея задачу возвратить ракету, что явно было не в Ваших планах.
Тогда, на пике Холодной войны, я свято верил, что Советский Союз - это Великий Медведь, страшный и злой. Напомню, что мне шел всего 21 год. Я был убежден, что экипаж Вашего корабля состоял исключительно из злодеев, не имеющих человеческого обличия. Сейчас я понимаю, насколько смешно мое тогдашнее мировоззрение, но я правда верил, что Вы - далекие от цивилизации существа, лишенные чувств и желаний. А теперь я мог часами разглядывать Вас, пробравшись к сигнальщикам и одолжив у них бинокль. Я был сражен! Ваши матросы вели себя также как мы, американские моряки: хорошо работали на верхней палубе, в солнечные дни загорали на верхней надстройке в одних плавках. Я был смущен и подавлен. Мне говорили, что мы преследуем страшнейшего врага, а мои глаза видели иное. Это были люди, которые честно служили своей стране и своей вере. Эти личные наблюдения чуть не ввели меня в состояние депрессии.
Тогда я выполнял свои обязанности чисто автоматически, сейчас уже даже не помня, что происходило в машинном отделении. Помню, что несколько раз игралась боевая тревога, и наш командир, Фред Бэйли, объявлял по громкой связи, что русский корабль навел на наш крейсер свою пушку. Я точно помню его слова в тот момент: « Если они хотят поиграть в жесткий футбол, они его получат!» Кэптэн Бэйли был заводным человеком, знавшим очень крепкие выражения, диссонировавшие с его маленьким ростом. Но он был прекрасным командиром.
Сыграв боевую тревогу в последний раз, он объявил, что русские возвращают ракету, которая будет передана на плоту из бочек. Слава богу, эта гонка закончилась! Когда мишень подняли на борт «Леги», я был среди тех, кто мог потрогать и разглядеть ее останки - каждая деталь была разобрана Вами, аккуратно упакована и помечена биркой. Уверен, что Вы успели проанализировать все, что Вам было необходимо.
Я никогда раньше не делился мыслями об этом событии с кем-либо. Я рассказывал эту историю своим друзьям как шутку, но никогда не выдавал свои чувства. Увидев твое послание на сайте, я не мог уснут до часа ночи, настолько оно всколыхнуло меня. Желаю тебе мира, счастья и успеха!
А потом пришла фотография моего «Чарли», присланная Майком Шнайдером с припиской: «Парень, Вы постарались от души, чтобы разрушить наши выходные!». Он был очень краток, сдержан, но он ОТВЕТИЛ! Тогда, 18 лет назад, их было 400 человек на борту...
Письмо последнего из них ( четвертого из четырехсот) оказалось самым важным для меня. Оно было написано капитаном 3 ранга запаса Дином Дженнингсом, тогда, в 1985 году, служившим офицером РЭБ крейсера «Леги» и стоявшим долгие ходовые вахты, держа корпус крейсера в трех кабельтовых от кормы моего «Чарли». Как настоящий офицер он был краток, но точен. А еще он прислал отсканированную вырезку из газеты «Сан Диего Юнион», в которой говорилось:
- Сегодня представитель Тихоокеанского флота ВМС США заявил, что командир советского корабля класса «Бальзам» согласился возвратить реактивный самолет - мишень стоимостью 125000 долларов командиру крейсера УРО «Леги». Инцидент произошел в пятницу в 16 милях от острова Сан Николас в 75 милях к северо-западу от Сан Диего после того, как вертолет увидел беспилотную мишень на палубе советского корабля.
«Леги» установил радиоконтакт с «Бальзамом», попросив советского командира возвратить ракету. Русский офицер пошел навстречу и выкинул мишень за борт, после чего она была поднята катером крейсера.
Ну что ж - официальный представитель флота оказался как всегда «точен до мелочей». Это - их общая болезнь скрывать и умалчивать. Дин не стал комментировать ту статью, но я почувствовал, как он усмехнулся, посылая ее. В свое время агентство «Ассошиэйтед Пресс» было столь же «точно».
Но меня волновала судьба кэптэна Бэйли: почему сразу после инцидента он был переведен на ремонтируемый крейсер «Стерретт», которым прокомандовал всего месяц, а после отправлен преподавателем на курсы ВМС и через два года ушел в отставку. Как повлияли те события на его судьбу? Дженнингс не подтвердил мои догадки, что его вынудили это сделать. Поломали ли мы его флотскую карьеру? Может быть... Но, слава богу, мы не поломали судьбу наших стран. И это главное.
Спасибо, Крэйг, Майк, Джэйми и Дин. Честь имею, кэптэн Бэйли.

Чё-то мы вес про хенералов да полковников разных. Давайте уж про бурлаков вспомним - что лямку тянут. Как вспомним, так сразу и романтикой изойдемся - а стоит ли? Вот и поглядим тщательнЕе:

«Ты думаешь так - капитанская кепка,
Прощальный гудок - в море вышел рыбак.
Ты в этом во всем заблуждаешься крепко
Все вроде бы так...а вообще-то - не так.»
Ю.Визбор

ТУМАН

Туман. Боже мой, какой туман. Руку вытянул - кисть не видно. Как в сметану. Сейчас. Сейчас это закончится. Потому что в рубке зашипел ВПС, и пора возвращаться. Нырять в открытый люк, в тонкое пение ГКП, внутрь моего корабля. Маленького, крохотного, микроскопического на выгнутой спине бескрайнего Тихого Океана.
Мой кораблик стоит на якоре в бухточке напротив длинного мыса, на этом мысу торчит застава, а с другой стороны нагло воруют крабов японцы, две "кавасачки", и застава вот сейчас дает наводку...
А я - командир пограничного корабля. Командир обычно не пишет дневников. Командир командует. А если писать, получаются в основном панегирики, с этим у меня зам справляется хорошо, он спец просто. Неплохой мужик, наверно потому, что старый - на пять лет старше меня, древний такой капитан.
Флот к замам относится плохо, армия еще хуже, а у нас... даже не знаю. Большинство, конечно, уроды. Начальство - однозначно. А вот корабельные вроде ничего. Наверное потому, что в лучшие времена офицеров по штату пять человек, и зам - один из них, и ему ничего другого не остается, как быть сначала офицером и членом экипажа, а уже потом членом... замом, то есть.
Вообще же, морчасти - царство штурманов и механиков. У меня в экипаже по штату - три штурмана: я, пом (он же КБЧ-2,3 и начальник СлХ) и собственно штурман, он же КБЧ-4,7. Три поколения выпускников Каспийского командного "зыха". Так вот и растем: штурман-пом-командир. Дальше? Дальше на берегу. Если повезет.
А еще есть уже упомянутый зам. И еще мех. И все. Офицеры кончились.
А ведь летом на границу ходим по двое-трое: командир, мех и кто-то из остальных. Так что я уже давно не умею глубоко спать. Разучился.
Мне удается командовать негромко. Просто терпение. Не только когда сразу не понимают, и ты повторяешь много-много раз, но и когда кому-то голову откручиваешь, а этот кто-то кричит. Ему плохо. А ты все равно крутишь. Терпение - основное измерение доведенных до конца дел. Это, собственно, и все, что нужно командиру.
Кто что за это теряет. Сон, нервы, сердце, потенция, седина, экзема и т. п...
Знаете, что я отдаю? Дыхание. Свободные потоки воздуха через легкие. Они бывают изредка, ночами, наверху, когда мне удается не отвечать. Не нести ответственность. Никого не подгонять под эту ответственность. Просто быть. Но и там тусклый репитер ГКУ и три зеленых огонька телеграфа начеку: поплавки. Ответственности. Так что почти все время дышишь по внутренней команде: "Вдох-выдох". Вдох. Стоп. Аккуратный выдох. Это - шиза, но она у нас в порядке вещей, а значит, служебная необходимость. Нормальные люди в русских морях давно перевелись, если вообще когда-либо были.
Все. Больше ждать нельзя. Мне лично эти японцы ничего плохого не сделали, но есть игра. Есть правила. И еще есть туман. Он - и рамки, и условия, и моя возможность выиграть. Боюсь, единственная: все остальные козырья - в широких рукавах японских штормовок.
Здесь хороший грунт. Неужели я приду с границы с обоими якорями? Мех говорит, что левой машине не пойдет режим полного хода. Это значит, что больше тридцати узлов мне не видать. Это не есть гут, но это чуть позже. А сейчас - только средний главный двигатель, восемьсот оборотов.
- Средняя вперед, - я слышу свой голос, как в комнате для звукозаписи. Форштевень, скулы, надстройка, стекла ГКП, мачта с крутящимся лопухом МР-220, я, сигнальщик, рулевой и старшина ЭМК толкаем перед собой плотную завесу тумана на скорости 10 узлов. Предел управляемости моего кораблика, бака которого я не вижу. Вижу я рога носовой артустановки, плавно тонущие в молоке. Прямо по курсу. Прямо по морде. Бортовые машины. Тысяча двести. Тысяча восемьсот.
24 узла. Управление с ГКП. Возня на катер-балках, помощник запихивает патрон в сигнальный пистолет.
Волна - глухое "бу-бух" в днище висящего катера. Пом и бойцы в катере хватаются за все подряд. Три стоп. Катер сразу же заводится - нежный поцелуй меху. Две секунды - и скорлупка, рыча, исчезает в белой пелене мироздания, зябко колышащейся на длинной океанской волне. Пом с орлами пошел к японцам.
Расчет прост: в таком тумане можно ориентироваться только по РЛС. "Кавасачки" не видят, кто к ним идет. Могут только предполагать. Скорость у "чирка" мала, никакой надежды догнать японца, но его задача и не в этом. Он должен только спугнуть. Джапы, естественно, ломанутся в нейтральные кратчайшим курсом, а там, на кромке тервод, их будет ждать Я. С "Лимой", пушками и, надеюсь, тридцатью узлами.
Где-то над головой, поскрипывая, вертится антенна РЛС - и глаз, и ухо в кромешной белизне. Там же полощатся зеленый флаг морчастей и зеленый же "рубль". Выгнуты, надо полагать, антенны на ходу - какой поэтичный образ. Не отвлекайся, командир. Смотри, дернулись враги. Обе, пеленгом, бегут сюда. "Чирок" где-то кабельтов не дошел. Молоток пом.
Туман пошел клочьями, ветерок. Что хорошо весьма.
Ну что же, вторая ОГ - веселый старый зам с бойцами в поперечном коридоре, в готовности. Почему не на баке? Потому что сначала я, командир, собственной персоной, собираюсь слегка пострелять.
Пушки оставим в покое. Для таких случаев у меня есть автомат, обычный "калаш".
Три стоп. Они что, на экранчики свои не смотрят? Идут прямо на меня, не сворачивая. Скорость где-то 21-22 узла. Тихо! Нет, не слышно...
Как там у Розенбаума? "Очередь от живота"? Шесть кабельтовых. Пять. Четыре. Слепые у нас сегодня японцы. Орет ВПС - застава нервничает: "Шестидесятки идут прямо на вас!"
Да знаю я! Испокон в морских делах - банк у того, кто умеет ждать. Независимо от эпохи и применяемого оружия. Терпение, командир. В магазине только трассеры.
Ха! В нейтральных, полторы мили на зюйд, еще одна "шестьдесят по нолям" - неопознанная надводная малая цель. И пеленг тоже постоянный - идет ко мне.
Три вперед! Лево пятнадцать!
Ёп-т, да меня за своего приняли! Правильные хлопцы сегодня за крабами ходят.
Слышу! Вижу - два блёклых буруна, метров сто пятьдесят... сто... Пушки на траверз, угол места ноль! Для понта на сей раз, но только я об этом знаю.
И.
На три пальца ниже ближайшего буруна и чуть левее, чтобы между ними. Восемь, по-моему, патронов. АК-74 дергает вверх и вправо и два последних трассера идут впритирку к первой "кавасачке".
Сирена.
Пять ракет.
И еще одна "очередь от живота" по горизонту, для эффекта.
Этот, на юге, закладывает крутой разворот.
Стоп! Три назад!
Вас двое, ребята, так что дрейф - это не то, что мне нужно. Нужно подойти к моему борту. Самыми малыми оборотами.
Стоп!
Руки, руки-то опустите...
Зам с бака, старшина мотористов с юта почти одновременно прыгают в белые пластиковые мыльницы с задранными носами. Есть, есть радары. Но главное - краб. Он остается дома.
Оно все как бы просто. Но это - кажется. Кто что отдает.
Не могу сказать, что я люблю свою работу. Скорее, я просто стараюсь делать ее хорошо.
Так что писать дневники мне некогда.
А иногда хочется.
Терпение, терпение, командир.
"Ноль эмоций" - кто-то так говорил в 60-е. Кто?
Туман... Боже мой, какой туман...

То, что началась Мировая война, в тихой эстляндской Гапсале 26 августа 1914 года почти не чувствовалось. Вахтенный радист береговой станции Балтфлота Линёв сидел у передатчика и лениво листал одной рукой "Ниву" за прошлый месяц. В который раз попавшаяся на глаза реклама коньяка одесского завода Шустова вызвала глухое раздражение - "ну сколько можно долбить голову... Надо же меру знать - призывы употреблять неслись буквально отовсюду: с крыш трамваев, со стен домов, со страниц газет и журналов. Такое впечатление, что в России осталась одна проблема - выбор коньяка! Слава богу, что радио недоступно рекламе!" - раздражено размышлял Линёв, второй рукой плавно крутя ручку настройки приёмника, и слушая чистый от всякого дурацкого коньяка эфир.
В эти же самые минуты маленький, похожий на японца в очках радист крейсера "Магдебург" Клопски, стирал пыль со свинцового (чтобы обязательно утонули, случись что) переплёта сигнальной книги и шифровальных таблиц флота. Внезапно раздался чудовищный удар и жуткий - даже не скрежет, а звук рвущегося металла - на всех 15 узлах "Магдебург" вылетел на камни острова Оксхлоьм (Осмуссаар).
Загремел телефон, выслушав его, Клопски бросился к передатчику, схватил тяжеленную свинцовую книгу таблиц и начал лихорадочно листая страницы выбивать начальные группы цифр.
Линёв, не спеша, листая "Ниву" добрался до частоты "Магдебурга" - и что это!!?? В неурочный час крейсер начал как-то рвано, кусками передачу шифром. В радиокомнату ворвался сменщик и заорал - "наблюдатели с маяка... радировали... Магдебург... камни... глуши!.." Линёв отбросил журнал, вывернул до предела ручку реостата, и быстро начал отбивать первое, что пришло в голову на частоте крейсера. В голову пришла эта, черт бы её побрал, реклама. И с мощнейшей Гапсальской радиостанции в эфир понеслось - "Не пейте сырой воды, господа! Пейте шустовский коньяк!", "Наилучший шустовский коньяк... что за коньяк... и плащ, и стрела, и лукавый коньяк...".
- Вот ведь черт, ничего больше в голову не приходит. Ну и ладно...
В это же время радист кайзеровской эскадры, обнаружив на волне "Магдебурга" безумного русского, выдающего бредни о (как понял немного знавший русский язык радист) коньяке размышлял - "Это ж надо - нажраться на боевом посту! Русские дикари, алкоголики!"
В эти же часы, вздымая буруны, к Оксхольму неслись на всех парах крейсера "Богатырь" и "Паллада", также получившие радиограмму с маяка. Наутро 27 числа командир Магдебурга зашел в радиорубку и устало произнес
- Прекращайте, Клопски, нас никто не слышит. Эвакуируйтесь на берег. За книги отвечаете головой!
- Есть! - маленький Клопски сверкнул пенсне и начал запихивать свинцовые книги под бушлат.
Пять минутами позже ему уже махали со шлюпки у борта - "Прыгай, прыгай!"
И он прыгнул. С двадцатью килограммами свинца за пазухой. Прямо на дно...
А ещё через десять минут "Паллада", вылетев из-за мыса, не снижая хода, влепила главным калибром прямо в корму "Магдебурга". Тут же прогремел страшный взрыв в носовой части. Еще через полчаса командир, два офицера и 57 человек команды сдались, а еще через сутки водолаз с "Богатыря" набрел на труп Клопски, продолжавшего сверкать очками в луче фонаря водолаза.
Переданные англичанам данные из книги Клопски через три с половиной месяца погубили у Фолклендов дальневосточную крейсерскую эскадру адмирала Шпее - "Шарнхорст" и "Гнейзенау" были выманены ложной радиограммой под чудовищные орудия "Инвинсибла" и "Инфлексибла".
Линёв получил в подарок от командующего целый ящик - как оказалось - неплохого коньяка, и честно в течении месяца радировал свои впечатления от него безнадежно трезвым наблюдателям маяка на Оксхольме. А они комментировали его комментарии...
Корпус "Магдебурга" сегодня находится в 150 кабельтовых к востоку от острова, а корабельный паровой котел осенние штормы недавно прибили к берегу Осмуссаара.

Парад - дело серьезное.

Одесса, осенние деньки ласковые как шелк. Пушкин в ссылке отдыхал, а не маялся, факт. Эх, нам бы ту ссылку, так нет, маемся. Чем? Строевой, к параду готовимся. За спиной уже честно оттоптанные тренировки на родном ОКПП, в погранотряде, в артучилище в составе полного парадного расчета, теперь аэродром. Каблуки на сапогах стоптаны по самые коленки. Э-эх!
- Становись! Пара-а-ад! Ра-а-авнясь! Сссырна! Товарищ генерал-лейтенант! Войска Одесского гарнизона для тренировки построены, начальник парадного расчета ....
Старый генерал-лейтенант, взойдя на трибуну отеческим взором окинув застывший строй, кашлянул в микрофон и начал краткую трогательную речь.
- Товарищи военные! (О, это новое слово в Уставе, раньше он так нас не называл) Тот позор, который я пережил в процессе подготовки к этому параду, загонит меня в могилу. Оправданий нет. Вы безусловно худший парадный расчет в моей долгой жизни. Если бы я мог все вас расстрелять, то я бы это сделал еще неделю назад в училище, но время упущено, хуже вас ходят только папуасы в Зибабве и, как показала вчерашняя тренировка, ездят, с позволения сказать, наши танкисты. Я старый артиллерист и знаю о чем говорю. Единственное, что вселяет в меня надежду, так это то, что сегодня вся эта позорная акция проводится совместно с теми, кто до вчерашнего дня считал, что они механики-водители. Если вы и дальше так будете ходить, моряки, мать вашу, вас это касается в первую очередь, гибель «Варяга», бл..., то я отдам приказ давить вас к е...не матери! Ясно?
Коробки монолитно стояли, внимая высокостоявшему. Возможно, кто-то и подумал о вариантах ответа или вопроса, но взлетавшая с соседней полосы «Тушка» ревом своих турбин отшибла эти поползновения напрочь.
- Парад! Вольно! Командирам коробок приступить к осмотру!
Началась рутинная подготовка, коробки раздвинули, шеренги колыхнулись и замерли вновь. Ремень, автомат, фуражка, номер, следующий, ремень, автомат, фуражка...
- Становись! Пара-а-а-ад! Равнясь! Ссырна! К торжественному маршу, (чуть качнувшись знаменка, бам-бам-бам), на одного линейного дистанции, побатальонно..., первый батальон прямо..., остальные на-аа-апра-аа-вО! (Бум!) Ша-а-аГом... Арш!
Все всколыхнулось в едином ритме, в голове раскатисто-тугой ритм барабана, оркестр еще молчит. Первыми на расстрельную дистанцию выходят «юные барабанщики». Все, остался один линейный, сейчас начнется... Барабаны кибальчишей смолкли, взвыл в оргазме оркестр, взмах белых перчаток и палочек... Микрофон на трибуне засопел. Коробка вышла к трибуне.
- Это что? Пионерский слет? Шаг! Шаг! Шаг где? Равнение! Держать равнение! Пионерки с дудками ходят лучше! Уй-ё-оо! Идите, идите с глаз моих долой! А это что? Что это? Что это за балетная группа мужиков с ружьями? Рота почетного караула?! Вам в Оперном театре плясать, а не в парадном расчете ходить! Свора «эпелепсиков»! Будь моя воля, я бы вас не вторыми поставил, а последним, пусть вас танкисты задавят на хрен! На второй круг! ... Училище, вашу мать, две коробки позора! Это артиллеристы? Если вы и стреляете так как ходите, то НАТО будет в Одессе без потерь, все потери будут у нас и все не боевые, население просто сдохнет от смеха на вас глядя. Нет, я сегодня умру! Все идут левой, моряки идут правой! Это лучшие представители флота или банда махновцев? Вы там барабан слушаете или как?! Два штрафных! До конца идти, до конца... Это не строй, это кадры из кино «Мы из Кронштадта», если вы и дальше так ходить будете, я вас лично расстреляю, а старушки на Фонтанах завтра подберут ваши бескозырки в прибое. Пограничники, орлы, бл..! Вы без собак ходить умеете? На второй круг! Нет, сегодня я точно помру! Это внутренние войска или конвой бежавших пограничников? Технику не пускать!!! Не пускать я сказал! Всем на исходный!
Парадный расчет понуро занял исходные, но тут опомнился сводный оркестр. Дирижер колобком скатился со своей «подставки» и взмахнул «канделябром». Оркестр всхрюкнул и начал движение. Инициатива породила панику на трибуне.
«Оркестр, отставить, бл..!» - взвыл командующий, но «стальной поток» из духовых инструментов и прилагающихся к ним сверхсрочников был настолько увлечен собственным исполнением «10-ого десантного батальона», что готов был пройти как в том марше «от Курска и Орла...» «Стой» - заорала трибуна и тут оркестр «сдулся».
- На исходный, бл..! И стоять там пока я команды не дам! Я вас...
Тут не выдержала машина военной пропаганды, микрофон взвыл, тут же взвизгнули динамики на «шестьдесят шестом» и над аэродромом нависла звенящая турбинами очередной взлетающей «Тушки» тишина.
Паника это не то слово, которое способно передать ту ситуацию, которая возникла на трибуне и в службе техобеспечения. Казалось, что это наш последний парад и до "передовой" уже никто не доберется, командующий «положит» тут всех. Командиры коробок застыли в немом молчании, хотя после всего услышанного душа просила песни и за словом они не лезли, во всяком случае раньше. Но тут... Вдруг как чертик из табакерки из-за трибуны выскочил УАЗик, на него с матюгами и начальником парадного расчета залез командующий и все это двинулось вдоль строя. То о чем командующий говорил с другими коробками покрыто тайной и ревом самолетов, но то о чем было сказано нам, я, пожалуй, не утаю.
- Ну!... И что это было? Вы по кустам шаритесь или на параде идете? В шеренгах равнение есть, а в колоннах нет! Где диагональное равнение? Где? Пятый в седьмой, почему у тебя автомат на пол х..я ниже остальных? Что это за шаг? Вы празднуете годовщину Великого Октября или меня хороните? Я вас спрашиваю! Так вот и тут и на моих похоронах при строевом шаге нога поднимается по заднему срезу погона впереди идущего товарища! К последнему линейному до трибуны вы уже будете ее поднимать только до ремня. И равнение, равнение, бл..!
Следующим под раздачу попали вэвэшники, их коробка была на удивление разношерстной по росту, что и явилось причиной разноса с последующей переквалификацией нашей коробки в замыкающую. Пять минут позора и УАЗик пошелестел в сторону трибуны, спустя минуту матюгальники всхлипнули и выдали в эфир традиционное: «Раз-раз! Проверка связи!» Командующий ругнулся в микрофон и выдал: «Командирам коробок провести разбор! На все пять минут.» Командирский мат заглушил рев турбин очередной садящейся «Тушки». Пять минут и... тишина. Парад и аэропорт, включая самолеты, замерли.
Дед достал белоснежный платок, снял фуражку, вытер лоб и склонился над микрофоном.
- Пара-а-а-ад! Равнясь! Ссырна! К торжественному маршу, (знаменка, бам-бам-бам), на одного линейного дистанции, побатальонно..., первый батальон прямо..., остальные на-аа-апра-аа-вО! (Бум!) Ша-а-аГом... Арш!
Барабаны и нервный визг флейт, выход на первого линейного, рев «И-и-и-р-а-з», пауза, взмах палочек и белых перчаток, оркестр, вскинувшийся маршем на взмах «канделябра» дирижера полковника, натянутые струной шеренги коробок, грудь, разрываемая от непонятного окрыляющего чувства единства и силы, рев матюгальников - «десантники, что вы скачете всей коробкой как бляди на морвокзале», «Варяг», значит осталось два линейных до трибуны, смена марша, один линейный, «нога поднимается до заднего среза погона впереди идущего товарища», равнение в диагонали и шеренгах, правофланговые держать, держать шеренги! Крик из середины коробки: «До конца, до конца держать! Мы последние!» И вдруг из неоткуда: «Пограничники! Молодцы! До конца так! Еще одного линейного...» И в конце по-старчески сдавленное: «Спасибо, сынки!»

Седьмое ноября, проливной дождь, горбатая брусчатка площади, коробки заливали трибуны залпами брызг из-под сапог, туман двоил звуки оркестра, душа пела и рвалась наверх от того, что каждая клеточка понимала, что ты и есть частица той самой «несокрушимой и легендарной, в боях познавшей радость побед», что вместе мы сила и нет никакой другой силы, которая могла бы хоть что-то противопоставить нам. Мы - армия своей страны, и страна нам верит! А по окончанию парада, на общем построении старый генерал-лейтенант, сказал: «Вы - лучший парадный расчет, который был у меня в жизни!»