В славном, но теперь уже далёком 1978 году в Молдавии произошло событие, которое там помнят до сих пор. Молдавия - винный край. Так или иначе любое происшествие там логическими корнями приводит к чудесному напитку. В том году даже природа приняла на грудь лишнюю порцию доброго молдавского и разбушевалась. Обычно, к концу мая, Днестр, растолстевший и спорый после зимних снегопадов в Карпатах уже успокаивается. Но тогда, что-то, где-то в небесной канцелярии разладилось и вода поднялась гораздо выше обычной отметки. Пионерские лагеря, расположенные на правом берегу оказались затопленными по уши и разгромлены по самые сваи. Находившимся неподалёку мотострелкам пришлось около месяца махать совковыми лопатами, легко таскать всякие конструкции, подправлять пионерские вагончики на сваях, и между прочим отдыхать. Отдыхали на берегу Днестра, в окрестностях окружённого лесом п/лагеря "Дружба". Отдыхалось хорошо, с оттягом, благо источников красного и доброго было в избытке.

Некий мой родственник Жора возвращаясь с оттяга на пляжной полосе в лагерь вынужден был пересчитать лбом все деревья, оказавшиеся на маршруте, а затем упростил задачу и попёр в полноприводном варианте, на четвереньках. И уткнулся носом в размытый водою схрон. Из небольшого холмика торчал торец ящика от артиллерийских снарядов. Ящик был основательно прогнившим и от чрезмерного интереса со стороны Жоры обратился в труху. Там же обнаружился ржавый ППШ, несколько ржавых дисков от него и ещё несколько неузнаваемых от времени предметов. От неожиданности мой родственник Георгий почти протрезвел. Обозначил холмик, схватил ППШ, и продолжил путь восвояси. С ППШ на груди ходить на четвереньках неудобно, а потому Жорик, гонимый нетерпением встал в рост и помчался докладываться отцам-командирам. На полном ходу несколько раз падал, перемазался грязью с головы до пят, порвал гимнастёрку, потом врезался в дуб, повредился и упал без чувств. Через некоторое время Жорик был обнаружен парой друзей-прапорщиков, повторявших тот же маршрут к лагерю после культурного отдыха на пляже.
- Боец лежит, - констатировал факт прапорщик Николай Чесноков.
- Угу, лежит, - подтвердил прапорщик Андрей Коломин.
- Надо поднять, - сказал Чесноков.
-Угу, надо поднять. А потом и налить, - с ноткой цинизма сказал Коломин. Ты шо, Коля, мы ж с тобой, - того, выпимши. Непристало.... Пусть лежит. Он и так тут давно лежит. Вон, автомат как поржавел.
- Да, давно лежит. Не автомат это, это ППШ, пистолет-пулемёт. Слышь, Коломин, сдаётся мне, это труп, старый. С войны, наверное, с неподдельной печалью в голосе сказал Коломин.
- Хорошо сохранился. Во, воротничок совсем почти чистый. Пошли, Коля, докладывать будем.

Найдя в лагере трезвого молодого офицера (только после училища) привели его на место, поводили вокруг да около, ввели в курс дела. Откуда то из тумана до Жоры долетали обрывки фраз о Неизвестном солдате, воинской славе, вечной памяти и достойной могиле. Потом лейтенанта отправили с рапортом к командиру.

Уже стемнело, когда комбат в сопровождении молодого офицера и нескольких бойцов приближался к месту. Тяжёлый хруст веток, мат комбата и мелькающие огоньки фонариков пробудили моего родственника Жору. Сквозь пелену понял, что дело пахнет в лучшем случае пятью тысячами нарядов вне очереди или гауптической вахтой (по случаю опъянения), а в худшем - матушкой - землёй и пионерскими почестями.

Бойцы, напряжённо ожидая встречи с трупом, вдруг синхронно замолчали, остановились и принялись рассматривать Жору при свете фонарей. -Это он, труп - подсказал молодой офицер.
Игра света и теней усугубила смятение, закравшееся в души доблестных воинов. Стояли как вкопанные, разглядывая тело. Тело зашевелилось, встало, хмыкнуло, покачнулось, отдало честь и быстро пошло прижимая ППШ к груди.

-Эй, стой, ты куда? - спросил комбат.
- Своих догоняю, ответил Жора. Удаляясь в полной тишине обернулся и добавил - Немцы близко, аппарат заржавел (показывая на ППШ).
Потом выбрался на просёлок и побежал как мог. В расположении лагеря вымылся, переоделся, сунул ППШ в груду мусора и упал спать. А с утра, пытаясь сохранить испуганное выражение лица внимал рассказу о вчерашнем призраке. Слух быстро оброс подробностями, из которых выходило что солдат-призрак, павший в ВОВ бродит и гоняет нетрезвых и нерадивых военнослужащих срочной службы. Уже появились свидетели и потерпевшие (синяк под глазом и оборванные пуговицы). До конца пребывания в лагере осталась неделя. Комбат в призрака не верил, обещал найти и уничтожить, но больше никто, включая весёлых прапорщиков и офицеров не отваживался в вечернее время ходить пъянствовать на Днестр. Только Жорик ничего не боялся.

P.S. Жорик - человек хороший, и надёжный. Мысль об обнаруженном схроне ему, как бывшему юному следопыту не давала покоя. Потому в последний день кукования в пионерском лагере "Дружба" он "совершенно случайно" обнаружил тот холмик. А потом приехали сапёры...Снаряды оказались вполне боеспособными.

ВКУС ЖИЗНИ

«Ненавижу вводные!» - раздраженно подумал майор Алексеев и передвинул кобуру за спину, пытаясь устроиться поудобнее на узком дюралевом сидении. Прижатый к корпусу вертолета пистолет противно завибрировал, и тут же протяжной болью отозвалась поясница. Алексеев вздохнул и повернулся к иллюминатору. Августовский день заканчивался, тусклое солнце в пыльных, оранжевых облаках клонилось к закату. Был тот неприятный час, когда дневное раздражение и усталость еще не смыты отдыхом и вечерней прохладой.
Алексеев не любил дежурить по полку, предпочитая ходить старшим инженером полетов, но летом в инженерном отделе оставалось народу меньше, чем обычно и приходилось дежурить «за себя и за того парня».
После отбоя Алексеев отправил спать помдежа-двухгодичника, и до полуночи, напрягая память и фантазию, заполнял карточки учета неисправностей за прошедший месяц, потом проверил караулы, съездил на передающий центр, оттуда зашел в гости на КП дивизии, сыграл с оперативным партию в «шеш-беш», и вернулся в штаб полка только под утро. С девяти часов утра дежурному, вообще-то, полагалось отдыхать, но в штабе днем всегда шумно, да и начальство на такие мелочи обычно внимания не обращает. Как всегда, от курения натощак, скверной казенной еды и бессонной ночи Алексеев чувствовал себя отвратительно: болела голова, постоянно хотелось очистить рот от слюны, желтой, как вода в банке для окурков. Кое-как дотянув наряд, он с заступающим дежурным отправился к начальнику штаба, мечтая о том, как он в тихой и пустой квартире (жена и дочь уехали на юг) примет душ, заварит себе по «афганскому» рецепту термос чаю и будет читать книгу. Хорошие книги он специально не брал на службу, не желая портить себе удовольствие от чтения. Заваривая чай, Алексеев всегда добрым словом вспоминал тёщу. Термос был её подарком. Сделан он был на каком-то оборонном заводе, по форме, да и по весу напоминал артиллерийский снаряд, но, не имея внутри колбы, каким-то таинственным способом держал тепло в течение суток.
Размечтавшись, Алексеев не сразу понял, что НШ что-то говорит.
Оказалось, что пропал вертолет. Ушел на облет после регламентных работ и не вернулся. Командир вертолета, как положено, запросил у КДП разрешение на взлет, получив «добро», после контрольного висения ушел по маршруту и пропал. Через полчаса Оперативный забеспокоился и вызвал борт по радио. Вертолет не ответил. Еще через четверть часа безуспешных попыток связаться с пропавшим бортом доложили командиру полка. Командир приказал поднять в воздух вертолеты поисково-спасательной службы, а еще через 40 минут безрезультатных поисков - все свободные вертолеты с наспех сформированными экипажами спасателей. Алексееву было приказано возглавить один такой.
Когда Алексеев пришел на аэродром, выяснилось, что вертолет улетел с неполным экипажем: борттехник получил квартиру, и до конца дня ему нужно было забрать ключи в КЭЧ. Бортач бросился отпрашиваться у командира - «Перехватят ведь!» - тот только махнул рукой:
- Давай, занимайся, мы на облет без тебя сбегаем, а ты поляну готовь!
Теперь борттехник сидел напротив Алексеева, замороженно глядя в иллюминатор, лицо его судорожно дергалось. Он боялся за пропавший экипаж, боялся ответственности за то, что не полетел, и одновременно пытался отогнать мысль о том, что если бы он все-таки полетел и разбился, его жена с ребенком остались бы в общаге, а новенькая квартира досталась бы неизвестно кому. По нелепой прихоти судьбы получалось, что за эту квартиру он заплатил ценой жизни своих товарищей.
С экипажем пропавшего вертолета Алексеев не был знаком, он вообще плохо знал вертолетчиков из приданной эскадрильи. Фамилия командира ему вроде бы была знакома, а лица он не помнил.
Ему стало жалко техника, он подошел к нему и прокричал на ухо, преодолевая гул турбин:
- Да не переживайте вы так! Может, ничего страшного, подсели где-нибудь, скоро найдем.
Техник посмотрел на него и отвернулся. Алексеев собрался вернуться на свое место, как вдруг вертолет вильнул, заложил крутой вираж и начал снижаться.
Дверь пилотской кабины распахнулась, командир высунулся, и что-то крикнул Алексееву. «Нашли!» - по губам понял он. Как всегда при посадке, вертолет тряхнуло. Не дожидаясь остановки винта, они выпрыгнули из кабины.
Пропавший вертолет лежал на боку, вломившись в подлесок правым бортом. Хвостовая балка была погнута и судорожно задрана вверх, как лапа мертвого животного. На земле были видны глубокие борозды, вспаханные при ударе несущим винтом. Вертолет был смят, как жестяная пивная банка, но следов пожара видно не было.
- Поэтому, наверное, и найти долго не могли, - подумал Алексеев, - ни огня, ни дыма и упал в кусты, если бы летчики хвост не заметили, искали бы до утра...
Дверь в салон была сорвана или аварийно сброшена - не понять. Обогнав всех, борттехник нырнул в кабину и что-то неразборчиво закричал оттуда. Алексеев и второй пилот вертолета ПСС подбежали поближе.
- Живой, Витька живой! - исступленно кричал борттехник, подтягивая чье-то тяжелое тело к двери. Летчика вытащили из вертолета и положили на траву, он был без сознания, куртка залита засохшей кровью.
- А командир? - спросил летчик.
Техник снова нырнул в вертолет, повозился.
- Мертвый. Холодный уже... сейчас вытащу...
- Вот что, Ткаченко, - решительно сказал Алексеев, - грузите раненого в вертолет! Как взлетите, - повернулся он к пилоту - запрашивайте КП, пусть дают вам коридор сразу на Москву, к нашим помощникам смерти везти бесполезно. Керосина хватит? Пилот кивнул и спросил:
- А вы, товарищ майор?
- А я здесь побуду, скажете там, чтобы машину прислали. Да не тяните время, не довезете!
Фыркнула и дала первый выхлоп турбина, от вертолета подул горячий, усиливающийся ветер. Из салона выпрыгнул борттехник, пригибаясь, подбежал к Алексееву и передал ему портфель.
- Командир приказал отдать...
- Что это?
- Сухпай!
Вертолет быстро набрал высоту и, опустив нос и кренясь на правый борт, пошел на восток. Стало тихо.
Алексеев вернулся к месту катастрофы. Погибший летчик лежал на спине. Черты его лица, как это часто бывает у мертвых, как бы расплылись, потеряли осмысленность. Человека не было, на траве, слегка согнув ноги, лежала сломанная оболочка, потерявшая смысл и значение. Молния на куртке разошлась и была видна майка. На майке веселый слоненок жонглировал мячом.
Алексеев выволок из вертолета парашютную сумку, распустил парашют и накрыл мертвого. Больше он ничего сделать не мог, оставалось ждать.
Алексеев побрел вдоль опушки и в нескольких метрах от места катастрофы нашел маленькую поляну. На ней было выкопано углубление для костра, вокруг него лежали бревнышки для сидения и маленькая поленница дров. Наверное, сюда часто приходили дачники с соседних участков. За поляной в овражке бежал ручей. Алексеев спустился к воде. Течение оказалось неожиданно сильным, а вода - ледяной. На песчаном дне колыхались ленты водяной травы, радужными брызгами сновали мальки. Алексеев нагнулся, зачерпнул в ладони воды и плеснул в лицо. Обжигающее ледяное прикосновение к коже оказалось настолько свежим и чистым, что Алексеев разделся по пояс, забросив одежду наверх, и лил воду на грудь и спину до тех пор, пока руки не свело от холода.
Внезапно он ощутил, что каждое, даже самое простое, движение доставляет ему удивительную радость. Ход времени замедлился. Он медленно погружал ладони в воду, соединял их ковшиком и, поднимаясь, следил, как вода сочится между плотно сжатыми пальцами и падает обратно в ручей. Он ощущал свое дыхание, сокращение мышц, он слышал журчание ручья, видел буйные заросли какого-то сорняка на берегу; внезапное ощущение полноты жизни было пронзительным и забытым с детства. Оно проснулось оттого, что в нескольких метрах отсюда лежало тело человека, от которого по слепому стечению обстоятельств все это ушло. Он не мог больше умываться в ручье, ходить, разговаривать, чувствовать мокрый браслет часов, которые забыл снять с руки.
Алексеев выбрался на поляну, оделся и присел на бревно. Дневное чувство раздражения пропало, осталась спокойная, бездумная усталость. В листьях деревьев возились, устраиваясь на ночлег и сонно переругиваясь, птицы, тихонько шелестел ветер, на пределе слышимости в поле гудел трактор. Солнце быстро садилось, по тускло-красному диску протянулись ленты облаков, сразу стало прохладно. Из низин потянулся туман, заволакивая поле, дорогу, дальний лес. На поляне потемнело. Разбитый вертолет иногда поскрипывал, в нем что-то звенело и постукивало, как будто вертолетный домовой бродил по салону, открывал и закрывал крышки и лючки, прощаясь с машиной. Алексеев разжег костерок. Тени сразу придвинулись, поляна стал совсем маленькой, вечерние, яркие звезды тоже пропали.
В портфеле нашелся термос с остывшим чаем, галеты и консервы. Есть не хотелось. Алексеев бросил в термос несколько листьев брусники и пил кружку за кружкой, слушая, как ветер сонно бродит в верхушках деревьев. Время растеклось в огне маленького костра и исчезло.
Становилось холодно. Устроившись поудобней, Алексеев незаметно задремал и не увидел, как на фоне ночных облаков появились шатающиеся столбы света. К месту катастрофы приближалась колонна автомобилей из гарнизона, таща за собой гудение моторов, лязг металла, громкие голоса, новый день и старые заботы.

За оказанную местным жителям помощь в поисках упавшей в реку местной девчушки (бревна мостика размыло и под ней они разъехались), чей труп мы нашли с вертолета, нам привалило - пришел местный аксакал и сказал, что семья покойной просит принять в знак признательности трех баранов из их стада. Вот только за баранами надо идти на верхнее пастбище. Идти?! Бля, это ж с десяток часов ходу в один конец налегке, а с баранами обратно - это ж вообче невообразимо! Из нас чабаны как из прапорщика Г. балерина.
На площадке рядом стоит вертушка. Им, кстати, тоже баранина полагается, они ж в доле. Меня (как самого тактичного, способного говорить почти без мата) и прапорщика Г. (как самого солидного; 120 кг, из коих ни капли жира) отрядили для переговоров в летунами. Приблизились, вошли в контакт, быстро наметили точки соприкосновения. Начали издалека: дескать, не надоело ли вам, господа, хавать говядину тушеную и минтая в масле от щедрот каптерских нам доставленных в невообразимых количествах? как бы вы, господа, отнеслись к свежей баранине в виде плова или шашлыка?
Эти слова волшебным образом подействовали на суровых тружеников неба, из неизвестных загашников была извлечена интригующе булькающая фляжка, странным образом напоминающая мне ту, мою, которая была объявлена пропавшей без бести неделю назад (вот тут даже царапина характерная сбоку; та, правда, была пустая).
И вот после того, как прапорщик Г. довольно крякнул, от чего на склоне напротив произошел небольшой обвал сыпухи, и занюхал прокопченым рукавом, мы перешли к сути. Действительно, для этой вашей птички до дальнего пастбища - лопастью подать. Прилетели, загрузили, привезли, а дальше мы уж сами. У нас занете, какие специалисты есть! Уж так они все приготовят - пальцы пооткусываете! А вас, господа, как самых дорогих гостей - к столу, в первый ряд, когда все-все уже будет готово!
Да, авитаминоз сказывается... У меня - на красноречии, видимо. Как бы не лишку перебрал, вон даже прапорщик Г. слюной захлебывается и смотрит так, будто готов меня заместо того барана... М-да. Воодушевление масс достигло того предела, когда вместо горных вершин покрытых снегом чудятся горы пропитанного жиром риса с вкраплениями истекающих соком кусков сочной свежей баранины. Открывшиеся перспективы кажутся военлетам настолько заманчивыми, что они готовы отдать за нее последнее, то бишь, присовокупить к пиршеству свои запасы спирта из НЗ. А уж о том, чтобы слетать за, так сказать, сырьем... Да если эта хренотень не заведется, они к ней педали приделают и так полетят!
Прапорщик Г. вызвался показать местонахождение высокогорного пастбища, лихо впрыгнул в люк вертушки, отчего ее ощутимо качнуло. Запущены турбины, я отбежал, вслед мне воздушный поток бросает мелкий мусор, турбина ревет, поднимает аппарат на метр-полтора, после чего он производит резкий поворот и едва не касаясь брюхом камней резко, по-афгански, уходит, почти сваливается с площадки.
Мировые мужики эти вертолетчики, вот только к их кульбитам я все никак не привыкну. Воздушная акробатика, блин.
По расчетам, лету им с полчаса, на погрузку еще минут десять. Та-ак, надо кого-то озадачить приготовлениями к встрече, так сказать. Что-то бойцы почувствовали в моем взгляде, отчего все вдруг оказались очень занятыми. Э, ребята, такой большой крючок как я - и чтобы никого не зацепил?! Жрать, значит, все в одну шеренгу, а дров принести или воды - дырка на камуфле мешает?
Через полчаса котел вымыт до блеска, дров запасено на неделю вперед, возле фляжек с "горючим", что стынут в ручье, выставлен усиленный дозор.
А вот и борт подваливает. Лихач, однако. Черт, да этот Карлсон-переросток посдувает нас всех нахрен! Эк он хряпнулся, с размаху!
Бля, неужели засада!? Может тот хрен бородатый специально навел?
Стоп! Что это такое с экипажем? Почему пилоты лезут матерясь наружу через боковые окна? А это что за хрен вывалился из люка и кубарем скатился к реке? Да что ж такое, контузило из всех нахрен, что-ли? Бл#$@#$@$#@$#@$#@$#@$#@$#@$!!!!!!!!!!! Абанамат!
Газовая атака! Нет, бля, бактериологическая!! Ну что за вонь!!!
Тело выпавшее из раскрытого люка грянулось о землю вызвав нечто подобное земному толчку в 3 балла по Рихтеру. Молча поднялось и вытянув передник конечности перед собой наощупь двинулось в мою сторону. Судя по габаритам, весьма напоминает прапорщика Г., но тот был в новеньком камуфляже, а этот в какой-то робе, грязнее чем у дизелиста-срочника на базе, который спит возле своего агрегата (и ест, кстати, тоже - в столовую его не пускают, а мыться ему влом).
И амбре от него, не то чтобы с ног валит, а так, живо напоминает учебные занятия с хлорпикрином.
И все-таки это Г. Только он мог воспроизвести подобную тираду, споткнувшись о камень. Василий Кузьмич, да кто это вас ТАК? Да, знаю, бойцы у нас ленятся, бывает. Но не надо обобщать, не все из них бараны, некоторые вполне даже... Что? А вы не про ЭТИХ баранов!... Довезли? НЕ НАДО ко мне приближаться, с вас капает! Что, говорите, надо? Зачем вам мой пистолет? у вас есть свой. Как потеряли?! Кого? Знаете, их обычно принято резать. Ножом. Не надо душить, можно просто прирезать. Так вы что, их ЖИВЫМИ везли?!!!
Выделяю двух бойцов для сопровождения прапорщика к реке, где он сможет смыть эту субстанцию с лица, а то он глаза разлепить не может. Предупредил, чтобы отвели ниже по течению от того места где мы берем воду. Осторожно заглядываю в вертолет. Картина маслом: все поверхности покрыты слоем самипонимаетечего. В дальнем конце привязаны три существа, отдаленно напоминающие овец. Они предпринимаю слабые попытки подняться, но копыта скользят в том. что покрыло пол салона и разъезжаются. Апп! Все, больше задерживать воздух в легких я не могу, отбегаю на безопасное расстояние. По громкому мату можно определить местонахождение летного состава.
Не стань я свидетелем, ни за что бы не поверил, что в трех хилых бараньих телах может содержаться достаточное количество экскриментов для покрытия достаточно равномерным слоем всего салона вертолета Ми-8. При том сила и скорость (чуть не написал "у дульного среза"), с которой эта субстанция вылетала, были таковы, что сбили с ног бортмеха и бравого прапорщика Г., а также помешали последнему расстрелять гнусных тварей прямо на месте, так сказать, преступления. Он, получив прямым попаданием говна в лоб, выронил и потерял свой ПМ, который мы после нашли с некоторым трудом.
А вы чего хотели? Непуганых мирных зверюг затащили в грохочущий трясучий амбар, привязали, и стали давить их перегрузками. Да у меня бойцы блевали от такого, а тут...
Наши бойцы сообща в течение двух дней промывали вертолетное чрево. Было даже высказана здравая мысль, что для упрощения процесса надо бы посадить вертушку прямо в речку и там оставить. Вода все вымоет, эвон какие валуны волочит. Но экипаж наотрез отказался, упоминая наших близких и дальних родственников и мотивируя тем, что от этого запаха их так колбасит, что они с большой долей вероятности взлетев разобьются вусмерть. Потому в расчистке авгиев участия они не принимали, сидели и хмуро наблюдали за суетой и строили предположения о том, какой мучительной должна быть смерть ЭТИХ БАРАНОВ, изобретая все более изуверские способы.
А до шашлыков дело дошло только на третий день. Но это - отдельная история.
P.S. Очень жаль, что у нас не было с собой противогазов!

Политинформации.

Сержантская школа. Ума-то нету. Один желудок.
- Кто последний, тот пидорас!

Эта фраза дежурного следовала сразу после учебной команды "В ружьё". Своими ушами слышал, как ихний начальник УПЗ нашего спрашивал, мол, чего у тебя за секрет такой? Мои, дескать, ещё с эрекцией борются, а твои уже антабке петтинг делают, сваливаясь с третьего этажа по лестнице на плац.
- Дух здорового соревнования!

Это в рамках учебной заставы. Внутри отделения тоже подобные майсы бродили. Сами между собой договаривались, кто проводит политинформацию (когда очередь до нашего отделения доходит), да не просто так, а, допустим, чтоб она начиналась со слов "так бы и уебал бы!"

Итак, КПЗ, подтягивание туловища на перекладине.
- Кто меньше всех, тот завтра толкает политуру, начиная со слов "так бы и уебал бы!" А если слабо - то чухан. (хуже только чмо).

Если б такие методы были у Романцева в Японии... хрен бы кто у Бесчастных мячик отобрал, а старый валенок Онопко получал бы тыщу фунтов в час в обороне Манчестера. Отвлёкся.

Итак, утро. Сечка лежит в желудке, мозг набекрень пытается совместить несовместимое - открытые глаза и внятный взгляд. Ленинская комната, за столом замполит, за его спиной политическая карта мира. Понедельник.(Вроде). Выходит Серёга Скачков. Ростом большой, тяжёлый, недалёкий сельский парень. Женатый, есть ребёнок. Косноязычный (как бы я сейчас сказал), тормоз в общем. Достаёт конспект. Там переписана статья из "Красной Звезды".

В курсе того, что должно произойти, только девять человек (не считая Серёги, конечно). Только он открывает рот... входит начальник школы
- Застава, смррна!
- Вольно, продолжайте.
Серёга выпустил воздух, и "завис". Замполит заёрзал. Ей-богу бы простили на сегодня, шутка ли! Начальник школы.

Скачков берёт указку в руки, напрягается, и ткнув указкой в районе Торонто, басом как рявкнет:
- Так бы и уебал бы!

И всё, опять завис. Замполит не сразу замечает слюнку-нитку из своего открытого рта, начальник школы с интересом разглядывает одним глазом Серёгу, другим замполита, третьим всех пятерых сержантов, сидевших особнячком.

Скачков тем временем, вспотев, выдавливает:
-Виноват, не то читаю, блядь.
И начинает по написанному бубнить про Персидский залив, НАТО, и прочую пропаганду. Закончив, как полагается:
- Вопросы будут?

Замполит было открыл рот, но опередил начальник:
- А с чего вы начали, товарищ курсант, что за конспект?
- Письмо это.. тёще.
- Ну, слава богу, а то я боялся что это ТПВ! (тактика погранвойск)


Чем это всё кончилось, думаю, понятно. Бегали долго. Весь день.

Дети балканской войны.
Каждый раз при приготовлении пищи, готовится немного больше. Зачем? Ответ прост - это детям. Каждый раз их очень много, и каждый из них кричит, пытаясь перекричать других «Шеф, я здесь». И ты знаешь, что, выйдя за КП, тебя ждет чумазый мальчишка или девчонка-смуглянка с небольшим пакетом, банкой, а то и термосом в руках, и увидев тебя он аж вырастет от гордости, что персонально ему, воин Росбата, Полбата или Укрбата отдал не только еду и фрукты, которые выдаются в качестве витаминов, а и частичку себя в этой банке, в которой мы обычно видели болгарское лечо или перец . И завтра, не дай Бог, не увидев своего подопечного или уйдя в патруль или конвой, ты будешь терзать себя мыслью, а как там он, а связавшись с базой просить мужиков, чтобы не забыли покормить, вернусь, разберемся. И знаешь, не забудут, ведь они видя их, вспоминают как младшая сестра пошла в первый класс, а ты пятиклассником почти год не видел отца ( и по уже твоему приезду домой втихаря на перекуре он расскажет тебе, что был не на БАМе, как знают все, а в далекой африканской Бурунди, у них тоже есть БМП-2,"кстати, а как они?" ) . По возвращению на базу достанешь из разгрузки помятую шоколадку , от «зайчика», думая, как ему объяснить про отцовский «тормозок», твое самое вкусное блюдо детства. Но когда придя к нему домой, тебя накормят вкусной мусакой, этакой смесью помидоров, баклажанов, чеснока и мяса, а его прабабушка, на прощанье проведет по твоей коротко стриженной голове своей сухой рукой , нежной и мягкой, пахнущей кухней и огородом, совсем как твоя, когда она провожала тебя с каникул домой, ты думаешь, что не зря стал миротворцем.