В ружье! (Навеяло историей про Крюгера)

Школа сержантского состава располагалась на одном этаже с третьим отделом КПП 'Ильичевск', которое охраняло паромную переправу 'Ильчевск-Варна'. Длинный коридор - 'взлетка', три кубрика, класс службы, ленкомната, канцелярия, служебка, оружейка, ну и остальные положенные по штату помещения. Каждую ночь 'взлетка' надраивалась до блеска силами курсантов, несущих дневальную службу, осуществлялась приборка в бытовке, умывальнике и других местах общего пользования. Ситуация эта была предметом глубокой зависти со стороны других отделов. Еще бы, дежурная смена 'паромщиков' откровенно валяла дурака. Эта ночь ни чем не отличалась от других, тихо шурша 'Машкой' я и Шурка Чопенко заканчивали наведение блеска. Еще немного и одному из нас можно будет ложиться спать. Зевота сводила челюсти. Дежурный по школе, сержант Котенко во всю готовился к дембелю, ушивая парадку, дежурный по отделу уже отправил наряды и с чувством выполненного долга мирно рвал морду прямо за столом. 'Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут...'
Закончили работу, доложили сержанту и замерли в ожидании своей участи. После проверки качества, Котенко, оставшись удовлетворенным, заявил: 'Ладно, Чопенко спать, а ты на смену!' Сашка поплелся в кубрик, а я, испытывая жуткую зависть, решил заскочить в кубрик за бумагой, письмо написать. Кубрик школы встретил тяжелым духом и звуками спящих людей. Тут было все и храп, и абсолютно детское причмокивание, и бормотание. Особенно выделялся из общего фона курсант Кравченко. Крава, как мы его звали, имел отличительную особенность, во сне он с завидным постоянством переживал вслух, а то и вскакивая во сне, все события прошедшего дня. Эта феноменальная способность Кравиного организма не осталась без внимания нашего воинского коллектива и, порой, на эти представления будилось половина школы. В эту ночь Крава вел борьбу с какими-то гадами, но пока не очень активно, бормотание было не четким, с кровати не вскакивал, так гундосил себе, что-то под нос и все. Шурик полез к себе на верхний ярус, а я рылся в тумбочке. На верху Шурку ждал не очень приятный сюрприз, Юрка Дидык, пользуясь тем, что Сашки не было, разметал по койке соседа свои руки-ноги и мирно сопел во сне. Попытки возвратить его части тела в границы определенные Уставом, должного успеха не возымели и Сашка, дружеским тумаком разбудив Дидыка, восстановил справедливость границ его пребывания. Юрка сел, ошалевшим взглядом окинул кубрик, спросил: 'Шо?' После чего был послан и завалился спать дальше. Но сон был нарушен, Юрка крутился, скрипел койкой, матюгался сквозь полудрему, хотя, надо признать, вполне отчетливо. И тут Крава, видимо, услышав сквозь завесу своего сна матюги Дидыка, встрепенулся, сел в кровать и начал свой очередной монолог. Я замер.
- Бля! (Ну, а с какого вводного слова еще может начинаться фраза у солдата?) Заклебали! Тактика, тактика. Опять тревога!
При всем этом выражения его шли по нарастающей, голос становился все тверже и тверже. Я затих, ожидая продолжения от Кравы, но беда пришла откуда не ждали. Дидык, видимо находясь в полусонном состоянии, уловил ключевое слово 'тревога'. Сработал условный рефлекс. Он слетел со своей койки и начал судорожно одеваться, через доли секунды он вылетел к коридор, на ходу засовывая руки в штанины своих галифе, которые непонятным образом заменяли ему китель ХБ, оглядываясь по сторонам, дико заоорал: 'Аа-а! Тревога! Куды, бигти!' Дальше события развивались как к комедии с участием Чарли Чаплина. За Дидыком вылетел я, пытаясь привести его в чувства, из класса выскочил Котенко, пинком открывший дверь. Дверь-то он открыл, да отскочить не успел, замер в проеме наблюдая это чудо. Орущий Дидык в синих трусах, в сапогах с торчащими из них портянками и со штанами на плечах, пытающийся застегнуть ширину как воротник на крючок и верхнюю пуговицу, тут у любого мозги набекрень станут. Дверь, видимо, пытаясь привести в чувства изумленного сержанта, и судя по всему не безуспешно, самортизировав от косяка, въехала бедному Котенко в лоб, о чем свидетельствовал громкий 'бум' и еще более громкий мат сержанта. Дежурный по третьему отделу, спросонья рубанул пятерней по всей гребенке тумблеров. Взбесившееся табло выдало все, что на нем было изображено: 'Тревога', 'В ружье', 'Пожар'. Взвыла сирена. Через секунды, коридор заполнился матом и грохотом сапог, уже открывалась оружейка, шли доклады дежурному по КПП, через минуту под подъездами утробно урчали два 'шестьдесят шестых', дежурный по отделу офицер собирался ставить задачи. И тут возник вопрос: 'А по какому собственно поводу весь этот праздник?' Ответ так и не был найден. Много теплых слов было высказано по этому поводу, инцидент замяли на уровне отдела, заявив дежурному по КПП, что тревога была учебной, а дежурный задержал доклад, за что будет примерно наказан.
Народ, угрюмо матерясь, разошелся по кубрикам досыпать, а мы с Сашкой уныло пялились на убитый сапогами блеск 'взлетки'. Котенко, потирая ушибленный лоб, и бормоча, про то, что 'хорошо еще начальника школы по тревоге вызвать не успел', остервенело осматривал строй школы. Замерев напротив Дидыка, он еще раз смачно выматерился и заявил: 'Дидык, бля! Ну и что тебе приснилось?' И, не дождавшись ответа, добавил: 'Наряд тебе, Дидык, на 'взлетку'! И чтобы к утру она горела как у кота яйца!'

Вот так иногда объявлялись тревоги, и совершенствовалась боевая подготовка личного состава. Это тебе не внезапная учебная тревога в четверг в 5.00 и, чтобы все в норматив уложились, а то…
С пограничным приветом. Старшина.