Когда рубашки были бледно-зелеными

Командировка. Я - маленький, но вредный по должности инспектор. Полк знакомый, подлянок нам ждать друг от друга не приходится, к тому же кто-то из нашей комплексной группы встретил однокашника… Короче, отметили мы начало нашей многотрудной деятельности на ниве проверки законности расходования того и этого. Наутро безжалостное похмелье. Трясусь в 'Уазике' с одной, но страстной мыслью: 'Лучше бы я не рождался на свет!'. На сиденье водилы чехол с карманом на спинке, из кармана торчит раскрытый и перегнутый пополам журнальчик: формат, бумага, шрифт - все, как у 'Работницы'. Выбор литературы кажется странноватым для воина. Читаю заголовок. Машина скачет, в голове тяжело перекатывается Большой Бодун, буквы пляшут и неохотно складываются во что-то вроде 'Хамбалда бамбулда'. Пробую снова: первая буква - хэ, вторая - а… Опять хамбалда! Средь бела дня. Русскими буквами.
Первая разумная мысль: 'Допился, читать не могу. КАК ЖЕ Я НАКЛАДНЫЕ БУДУ СВЕРЯТЬ?!!'.
Воспаленный мозг уже рисует перспективы. Со службы уволят - это само собой. Но сначала сошьют 'персоналку': пьянка в командировке - и какая! На 'поступок, несовместимый со званием советского офицера' потянет. Старшего группы жалко, хороший мужик, второй срок в подполковниках…
И только через минуту кристальнейшего ужаса до меня доходит, что боец за рулем - азиат и журнальчик у него, стало быть, на своем языке. Тогда все народы СССР (кроме карело-финнов) пользовались русским алфавитом.
Классик