-А СКАЖИ-КА МНЕ, БОЕЦ, ГДЕ У ЛОДКИ НАХОДЯТСЯ ПРИСОСКИ? - такой вопрос задал мне рыжий электрик Андрюха по прозвищу Бес, уперев в меня свой немигающий взгляд. Надо сказать, что прозвище весьма точно отражало как внешность Беса (лицо 'оперного дьявола' с каким-то хитрым и немного блатным прищуром), так и его коварную натуру. Коварство его, отслужившего к тому времени полтора года, и с видимым удовольствием использующего свое нигде юридически не оформленное, но незыблемое право (оно же святая обязанность) 'дрочить карасей', крылось в самой сути задаваемого вопроса.
-Какие присоски? - не понял я.
-Ты что, карась, охуел? - вежливо поинтересовался Бес, предварительно пробив мне 'фанеру' коротким прямым в корпус, - А как, по-твоему, пароход на дно ложится?
- Не знаю, Андрюха, - промямлил я, стоя в позе 'во фрунт'. Ну, откуда, скажите, мог я знать, как подводный крейсер стратегического назначения ложится на дно, если я только неделю как из радиотехнической школы, что на острове Русский, где о подводных лодках знают только то, что там личному составу выдают колбасу на завтрак и вино на ужин, а служившие там старшины из всех лодок видели лишь дизелюху на площади во Владивостоке да шестивесельный ял, регулярно пересекающий небольшой заливчик и служащий для обучения л/с гребному делу (что, впрочем, не мешало указанным старшинам навешивать на молодецкие груди значки 'За дальний поход', а также еще кучу выпиленных из латуни цацек в форме корабликов, якорей и иной флотской символики - невинная слабость сухопутных людей, три года по ошибке носящих флотскую форму и мучимых комплексами никогда не видевших ни моря, ни кораблей мореманов). Попав из учебки в экипаж, я был ошарашен несоответствием суровой флотской действительности рассказам о ней (в минуту слабости, каюсь, чуть было даже не попался в ловко расставленные отцами-командирами сети и не согласился подать документы в военное училище, да спасибо 'годкам', отсоветовали), поэтому детали типа количества баллонов ВВД (он же воздух высокого давления) в третьем отсеке, местонахождения клапана для продувки цистерн главного балласта, а равно расположения еще энного плюс количества клапанов по-прежнему оставались для меня тайной. Вопрос Беса застал меня врасплох. Где же у его, в смысле крейсера, эти присоски и зачем ему вообще на дно ложиться? Из книжек знал, что во время войны лодки ложились на дно, но ненадолго, а затем обязательно всплывали для пополнения запаса свежего воздуха, а этот сам воздух генерирует, к тому же, как он при такой массе и форме корпуса может лечь на дно? Может это очередная подъебка из серии 'ключей от пиллерса'? Однако серьезное лицо Беса исключало такой вариант, а его команда 'узнать и доложить' толкала меня на поиски этих самых присосок. В тот же вечер, заступив на вахту (радиотелеграфисты ОСНАЗ помимо корабельной вахты дежурили еще на точке, где по четыре часа слушали эфир на приемниках 'времен Очакова…'), обратился к служившему на точке бойцу (тоже полторашнику), с вопросом, а как, собственно, атомоходы, ложатся на грунт.
-Как, как, на присоски, конечно, - серьезно отвечал мне старший товарищ, сняв наушники - В районе первого и девятого отсеков есть две здоровые присоски, на них и ложится. Но… только на скальный грунт, понял? Если пароход на песчаное дно ляжет, прикинь, как присоски забьются?! - закончил он и равнодушно отвернулся, продолжая крутить ручку настройки.
'Знаю!' - радостно думал я про себя, возвращаясь в казарму.
- Ну? - невозмутимо вопросил меня Бес. - Узнал?
- Узнал. В районе первого и девятого отсеков.
Мама дорогая. Искры из глаз. Фейерверк чувств. Колоссаль. Что это было? А это был прямой короткий (видимо Бесов любимый) в лоб. За первый отсек. За девятый была снова пробита фанера и вылито два обреза воды на палубу, которую надлежало немедленно высушить ввиду моей непроходимой тупости (или точнее 'мутности', следуя флотской терминологии).
Так я узнал еще одну военную тайну.
Атомный подводный крейсер в принципе не может лечь на дно.
И присосок у него нету. Отсутствуют как таковые. Как ключи от пиллерса.