СПАСЕНИЕ ЧЕЛЮСКИНА

Первый Семен Иванович, буксируемый собачьей упряжкой, достиг северо-восточной оконечности Азии и стал мысом.
Второй Семен Иванович до мыса не доплыл, 'раздавился' и стал устным памятником.
И только Семен Иванович Третий повторил подвиг деда. Он тоже достиг края Азии, и тоже на буксире.
Все они были Челюскиными: Первый - первопроходцем, Второй - 'ледоколом', Третий - научно-исследовательским судном с генетически и механически переданными повадками торосокрушителя.
НИС 'Семен Челюскин' - добротный корабль второго ранга с крепким ледовым корпусом - был соседом и хорошим другом нашей 'Азии'. Они нежно терлись бортами, стоя у стенки Дальзавода, и косили друг-на-друга раскосыми глазами клюзов. 'Сене' делали ремонт на дизельном 'сердце': он постанывал, но терпел - ведь рядом стояла красавица 'Азия' с пышным бюстом из двух радиопрозрачных шаров и широкой кормой. Ее вид анестезировал...
Заводские же 'айболиты' в замасленных робах, сделавшие 'разрез грудины' и досрочно получившие премиальные, быстро дошли до состояния тянитолкаев - их ноги бессознательно гуляли в разные стороны, уводя 'тела' все дальше от цехов. 'Сенин' выход в море оказался под вопросом. Его командир, Петр Степанович Рябов, был весь в гневе! Гнев свалился на него сверху...из штаба. И еще немного гнева принес с собой каперанг Сухов, вежливо передавший его Петру Степановичу . Гена Сухов был антиллигентным офицером: интеллигентным по сути, но анти - по должности.
Это он, однажды проверяя флотскую часть, наткнулся на отдельно стоящего матроса с книжкой в руках.
- Матрос, ко мне! Чем занимаемся в рабочее время?
Матрос подошел строевым шагом с боевым до бесстрашия взглядом и по-уставному доложил:
- Товарищ капитан 1 ранга, командир 1-го отделения 2-го взвода 3-й роты 4-го батальона 5-го полка 6-й дивизии Морской пехоты Краснознаменного Тихоокеанского флота младший сержант Борзов. Докладываю! Изучаю Устав Военно-Морского Флота, утвержденный постановлением Верховного Совета СССР от 7 ноября 1917 года, во устранение замечаний, сделанных командиром роты капитаном Дрюкиным на основании статей 10, 20, 30 и 40 Устава ВМФ за нарушение статей 50, 60, 70 и 80. Докладываю статью 10...
- Разрешите идти? - шепотом спросил Сухов. Раздался щелчок. Это у его антиллигентности отпала отрицательная приставка, а оставшаяся один на один с борзостью интеллигентность поступила в соответствии с мировой традицией - дала команду ретироваться.

Сейчас, стоя на ходовом мостике, Гена был решительнее:
- Петруха, нам в Славянку приказано идти для окончания ремонта. Я - старший. - передав пакет с гневом, сказал командиру 'Челюскина'.
- Так в чем же дело?! Пойдем, товарищ Сухов! - улыбнулся Рябов. - Буксир дадут?
- Уже дали - 'Азию'.
Петр Степанович с сомнением поглядел на льдины, плавающие в свинцовых февральских водах залива Золотой Рог, и с сожалением на свежевыкрашенный борт соседнего корабля.
- Не пройдем... У нее корпус не для льдов, да и бульбу помнем.
- Пройдем! Я льды авторитетом давить буду.
И ведь пошли... Наш командир, Николай Прокопович, злющий курил свой неизменный 'Беломор', сидя на боковом диванчике ходового мостика и бросая косой взгляд на развалившегося в ЕГО кресле Сухова. Он отказался от управления кораблем, отдав весь переход в руки Гениного авторитета.
'Челюскин', вихляя галсами, легко катился за нашей кормой, и только опасно натянутый до струнного звона буксирный конец дымился и постанывал: 'Сейчас лопну и ноги вам переломаю!'.
Мы с Колькой, командиры шкафутовой и ютовой партий, отправили бойцов на полуют, где уже обосновался хитрый Шура Пчел, поставленный для связи с ходовым. А когда раздался пушечный выстрел порвавшегося буксирного конца, ласточками взлетели следом.
Сращивать его пришел боцман. Человек основательный, он не сразу принялся за работу: прицелившись в 'Сенин' форштевень, он дал длинную очередь веером, в которой трассирующим было слово 'мать', зажигательным - 'хрен', а бронебойным - 'баааля..сина'. Поняв, что промахнулся, боцманмат откинул суффикс и стал просто боцманом, раздающим подзатыльники и команды.
Срастились и пошли дальше... Впереди уже было видно Славянку. О ее близости наглядно говорили и рыбаки, сидящие на льду и удивленно глядящие на борт 'Азии', ломающий тонкий полуметровый лед всего в пяти метрах от их лунок. Зачарованные, они еще не понимали, что их рыбалка обречена, но заволновались, когда с нашего борта посыпался дружеский чат в одну сторону: 'Пацаны, кто ж корюшку на блесну ловит...Подсекай, дурень...Дядя, у тебя корма к баночке примерзла...'.
Раздался гул! Это не рыбаки роптали, это 'Азия' уткнулась носом в полутораметровый лед и задрожала всем корпусом. Пчел встал, отряхнулся и восстановил связь:
- Ходовой, дистанция до 'Челюскина' резко сокращается.
- Дистанция 70...50...20 метров! Есть касание! - запоздал с докладом поднимающийся с палубы Шурка.
'Сенин' усиленный форштевень достиг таки 'Азии', прорезав край кормы и снеся стальную стойку передающей антенны.
Через пять минут на ют стали прибывать официальные делегации: пришел связист Вова Пряник, глянул вниз на ловящую рыбу антенну и ушел 'устанавливать связь с подводными лодками'; следующим пожаловал механик дядя Миша: его великорусское лицо приобрело греческие черты Прометея с выклевыванной печенью. Как и подобает огнекраду, механик матерился более пламенно, чем искрил уже работающий сварочный аппарат. Последним прибыл старпом, который спустился по шторм-трапу на лед и пошел ругаться на 'Челюскин'. Но ушлые 'челюскинцы' нечестно сыграли захождение с правого борта и отвалили трап. Старпома скорчило от смеха, и он не смог попасть ногой на нижнюю ступеньку. Через полчаса с видом центуриона, принявшего свою сотню ( не воинов, а миллилитров), он заскользил обратно, сделав круг вокруг рыбаков и дав им ценное указание сматывать удочки.
По носу 'Азии' уже пыхтел на выручку трудяга буксир, ломая лед как вафли. Рыбаки 'позорно' бежали!
Вспоров белый саван вокруг нашего корабля, буксир вывел нас на чистую воду и, подцепив 'Челюскина', потащил его в Славянский завод.
Мы же пошли в другую сторону - во Владивосток становиться в док для ремонта пробитой бульбы.
Странно, но впоследствии 'Сеня' больше ни разу не стоял борт о борт с 'Азией'. Девочка рассердилась! Я же говорил, корабли - они как люди.