Конференция (мемуары том четвёртый)

Мне привези лезвий нормальных в станок и крем для бритья, будет паста зубная приличная - побольше бери, на 'давлёнки' пойдёт. ('Приличная'- это зубная паста, представляющая из себя тюбик медесодержащей жести, 'вывернув' который, получаем отличный материал для производства самодельных букв 'ПВ' на погоны методом, который я смогу описать на трёх страницах мелким шрифтом, технология передаваемая из поколения в поколение, по своей тонкости и филигранности сродни ювелирному производству. Увидев те буквы, товарищ Фаберже засунул бы свои яйца в гудок, чтоб не позориться).
Мало ли, если эпоксидка попадётся, бери больше. И кальку, кальку надо, и стержней зелёных...
Эпоксидка реально могла попасться только в Сарканде, который мы будем проезжать.
Пацаны несли деньги, а я записывал, кто сколько, и кому чего надо. Заставская лавка наша захирела окончательно, жена замполита, лавочница, забила на это дело, и продавалось там всякое совершенно ненужное пограничнику говно, типа подшивы, лезвий 'Нева' (пусть она сама ими бреется), и зубного порошка. Ничего для производства дембельского альбома и модернизации дембельской формы не было. Впрочем, не было там и сигарет - пряников.

Из отряда пришло указание, собрать всех комсомольских вожаков с застав на внеочередную какую-то конференцию. Оно бы и нахрен мне не было нужно, если б не одно но... Везли нас не как обычно бортом, а со всего фланга сначала в комендатуру, а потом уже в отряд, на машине. А это означало, что при изрядной доле везения, удачи и настойчивости, проездом в Сарканде можно было купить совершенно бесценные вещи. Смолу эпоксидную, тушь, фотореактивы, бумагу, плёнку, и прорву остро необходимых для любого срочника вещей. В отряде совсем ловить и делать нечего, ну с земляками повидаться, домой позвонить, если повезёт. А в остальном... Флотские так наверное, смотрят на своих сухопутных однопогонников, как мы смотрели на отрядных. За дармоедов конечно не считали, но и почтения не испытывали. Я, было дело, приезжал, отслужив год, в усах как у Никиты Михалкова и с длиной чёлки по левую ноздрю носа. Отрядные офицеры косились конечно, но особо не доёбывались, мол, это заставские, чего с них взять, дети гор. Мы, в свою очередь, старались кустами обходить плац, боясь открытых пространств, и вздрагивали всякий раз, когда задроченный дневальный отдавал честь на тумбочке. А если какой-нибудь хуй в звании лейтенанта спрашивал 'почему вы товарищ сержант не подшиты?', ответ был обычно в виде вопроса ' Чо?' ( и моргнуть надо три раза глазами, сильно призажмуриваясь, сделав дебильное лицо). От такого ответа лейтенанты отставали в недоумении.

Примерив парадку с чужого плеча (своя вообще представляла собой хуй поймёшь что без знаков различия), я плюнул в зеркало в бытовке и переоделся обратно в ПШ. После яловых родных сапогов, парадные ботинки казались верхом уёбищности. А штаны... Да в этих штанах ещё Карацупа ходил, судя по обилию перетравленых бирок.
В общем, парадная форма одежды отменялась. Единственное, на что меня хватило, это бляху слегка почистить, чтоб плесень зелёную хоть стереть. И пуговицу пришил. Сунув в планшетку пачку патронов из заначки и кисет с табаком-бумагой, как был, так и прыгнул в Шишигу. Затариться в Сарканде таки удалось, и, всего ничего, проехав 120 вёрст под тентом в кузове, мы выгрузились в отряде. Весь наш правый фланг в количестве десятка пограничных комсомольцев во главе с приблудившимся каким-то старлеем, приданным нам старшим с комендатуры, выглядел совсем не торжественно. В пылище, кто во что горазд одетые. Доложились, сразу получили пиздюлей от начальника штаба за внешний вид, и побрели в приежку. Завтра начиналась конференция это долбанная.
К вечеру ближе, оккупировали крыльцо столовой, как обычно толком помдежу никто ничего не указал, и, рискуя получить по ебальничку, тощий солитёрный прапор фальцетом пытался остановить нашу экспансию.
Принюхавшись на раздаче, взяли только пару чайников и хлеба с маслом в хлеборезке, предварительно пообещав изуродовать традиционного узбека окопавшегося там, с лицом, периметр которого за неделю и моему Раджу и не обосрать толком. После заставских разносолов отрядная еда оказалась абсолютно несъедобна.

Другого узбека поймали на выходе из преисподней кухни, и всего за десять патронов он обещнулся после отбоя принести противень жареной картошки. Затем, экономя деньги, выменял пачку "Астры" около чипка, и удовлетворённый пошкандыбал в угол для приезжих в автороту, стараясь не попадаться на глаза офицерам в звании старше капитана.
Ближе к ночи привезли левый фланг. Со многими не виделись с самой сержантской школы, а земляк мой Сеня Гуров на радостях презентовал мне офицерскую шапку изумительной цигейки цвета стальной сливы.
Полночи ржали да анекдоты травили, а утром после такого же как и ужин мёртвого завтрака, создав подобие строя выдвинулись в клуб.
Там было тесно. Как сейчас помню (вынужден был запомнить, ниже поймёте почему) присутствовало 600 человек. Ровно. Все комсомольцы отряда и застав. Ясен пень, в основном срочники. Слабая, как полоска сала в срезе бекона у больного поросёнка, прослойка младых офицеров-комсомольцев заняла первые три ряда актового зала.

- Смиррна! Заорал кто-то дурным голосом из кулуаров, и в президиум из-за кулис в стиле ансамбля 'Русь' выплыли штук шесть полковников-подполковников, во главе с мажористым старлеем, главным комсомольцем нашего Учаральского отряда, обладателем итогово-коитусной фамилии Малофеев.

К микрофону вышел какой-то полкан, приехавший по случаю события из округа, и последнее, что я запомнил это было что-то типа: '... в преддверии первого съезда ЛКСМ погранвойск, окружная партийная организация приветствует... ... Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв... ... Международная обстановка... визит Михаила Сергеевича Горбачёва в Пекин... бдительность... демократический централизм... Новое поколение... Смена...'
Дальше я заснул, роняя струнку слюны на изумрудную петличку кителя.
Проснулся от тычка в область печени. Сделав умное лицо, настроил резкость в сторону сцены, но из за спины неожиданно услышал голос своего земели Гурова, и тотчас капля холодного пота образовавшись на родинке в районе воротника, скатилась между лопаток по позвоночнику, и минуя хуёво подтянутый ремень пропала, нагревшись около жопы.
- От правого фланга, кандидатом в делегаты предлагаю сержанта Васильева.

Неумело суетясь, я застегнул крючок под кадыком и встал. Пола под ногами не чуя, краем глаза высветил хитрые улыбающиеся хари коллег по оружию.

- В перерыве подготовиться к докладу. Малофеев захлопнул красную папку, и тот же голос из кулуаров опять заорал 'Смиррна!'

Пока я выбирался в проход, Сеня уже съебался. А бить я его планировал всерьёз. Пока курили выяснилось, что этот гандон меня проиграл в карты. То есть, они играли на желание. И другой мой хороший товарищ по кличке Снайпер вот такую хуергу и загадал.
Смех-смехом, а обратного-то хода нет, чай не в ГПТУ находимся...
Прикинув размеры, снял с кого-то парадку, нечаянно став вдруг старшим сержантом. Пришлось зелёной ручкой на лычке рисовать два просвета, чтоб превратиться обратно в сержанта. Брюки 'об пол' выпустил поверх сапогов. Так и прошёл в трудах весь перерыв. Гуров и не появился, урод.

Всего кандидатов получилось четверо. Сам Малофеев, разумеется, от отряда какой-то прапорщик из ИсаПРа, с левого фланга молодой замполит заставский, только-только летом вылупившийся из Голицинского училища, ну и ваш покорный слуга, с правого фланга.
Я в протоколе был записан выступать третьим. Первые два докладчика выступали минут по пятнадцать, переставляя местами дюжину слов (партия, комсомол, Ленин, перестройка и прочую чушь). Настала и моя очередь. Не имея опыта подобных выступлений и абсолютно с пустыми руками, на негнущихся ногах вышел на сцену, и вдруг, разозлившись, рассказал, как мы смотрим кино одно и то же по пять раз, и газет не видим из-за погоды нелётной, и досуга никакого, и телевизор не кажет нихуя, кроме китайских новостей, и варимся в собственном соку, и шефов бы нам надо привозить, и видик бы неплохо, и библиотека скудная, и спим свои восемь часов за два приёма, и курева нет уже полгода, и домой не позвонить и вообще... А вот если выберете, я это же самое и в Москве расскажу.

Какая была овация... Кобзон сосёт. Командир отряда полковник Умбетбаев не отрывал взгляда от моих сапогов , торчащих как у колхозника из под коротковатых брюк. А начальник политотдела полковник Аксёнкин чудно похожий на Роберта Рождественского показывал большой палец руки и слёзы были в его глазах.. Приезжий окружной полкан, на штанах которого уже постепенно проявлялись лампасы, вышел, шаркнув пузом по кумачу стола президиума, и пожал мне руку, и взгляд его был, словно прожектор Перестройки...

Потом был белый Малофеев, повторив почти слово в слово первых двух ораторов. В тишине сел обратно, и больше я не помню его. Куда-то пропал, слившись с задником клубной сцены.

Апофеоз - голосование. Счетная комиссия в проходах. Первый - 'против' единогласно. Второй - 'против' единогласно. Сержант Васильев, застава N 3 Тополёвка - 'за' - 540 голосов. 'Против' - 59. 'Воздержавшиеся' - один.
Малофеев, 'за' - 60, 'против'- 540.

В курилке меня качали. Гуров Сеня что-то говорил про 'стебяпричитается'. Дальше - больше. Пати в штабе. Начальник политотдела, не отходя от кассы, дал первого погранца. Командир объявил отпуск (но после съезда, якобы). Полковник из округа изъявил желание увидеть от меня публикацию в журнал 'Пограничник'.

Через два месяца, в декабре 1990 года я прибыл в Алма-Ату, в управление войсками округа, чтобы слиться с делегацией КВПО и продолжить восхождение в Москву, на съезд. Из округа срочнослужащий я был в единственном экземпляре. Из всех делегатов съезда, нас, срочников было четверо. Из них, один Герой Советского Союза, с афганской границы, второй из МЧПВ из Благовещенска, третий из Аэропорта Шереметьево-2 задержавший какого-то уголовника на станции метро 'Речной вокзал', ну и я Аллюр - застава N3 Учаральского погранотряда, командир отделения. Наш Главный Шеф Крючков по этому поводу сказал... (но об этом, в продолжении)

P.S. Вы разве не догадываетесь, кто был это воздержавшийся? Конечно Арбеков. Супруга его, Надежда в аккурат в это время лежала в Учарале нв сохранении. Ну а старшина наш контролировал это процесс. Лет ему было тогда уже 27.