MOKU HELE I MOANA
Продолжение

Нунуи мано
~~~~~~~~~~~~~~
Большая акула

Обычно медлительная, она плыла довольно резво, стараясь обогнать корабль. Так поступают игривые дельфины, но не многотонные Редьяровы акулы. Ее хвост работал монотонно и мощно, позволив целые десять минут держать свое коричневатое пятнистое тело вровень с «Чарли», идущим малым ходом вперед. Почти двадцатиметровая она увеличивалась в воде и казалась гигантской - с половину корабля. Силой воли заставил себя подойти к леерам правого борта и взглянуть вниз. Стоящие рядом друзья шутили, вспоминая книгу детства «Тени в море», но голоса выдавали их нервозность. Я стоял, крепко схватившись за железную трубу, и пытался убедить себя:
- Глупый, это - безобидный планктоноед, даун мировых морей - медлительная и бесхитростно - добродушная китовая акула.
- Это - акула! Почти пятидесятиметровая! - отвечала «консервная банка», звенящая ниже пояса.
- Да нет же! Она всего метров 17! Она может быть опасна только одним - положить руль лево на борт под наш форштевень, и тогда - небольшой толчок и все. Как под Петропавловском, когда мы столкнулись с китом. Кит сквернословил, но уплыл же. Акустики тогда еще долго хранили запись китовой фени.
- А почему ты так сжимаешь пальцы, держась за леер?
- Ну...мне тоже страшно. Я думаю, что и Киплингу было страшно 80 лет назад, когда его пароход на пути в Индию столкнулся с таким монстром. Потому и называют иногда эту рыбу Редьяровой.
- Отстала! Разжимай пальцы!
- Не могу...Помоги...
Потом мы возвратились в каюту и сели за неоконченную партию в нарды, но доиграть не смогли - бросая кости, пальцы плохо слушались, от пережитого ужаса не попадая на доску.
Странно, что у Гавайев, славных обилием акул, я не встретил за шесть месяцев больше ни одной настоящей мано - ни до, ни после. Она была всего одна, но какая!
А были еще и ненастоящие... Железные. Очень их у Оаху было много. Всяких. И наших тоже, но расскажу о не наших.

Я все думал, кого больше всего не любят и боятся в местных краях. Нас явно опасались, но, судя по поведению кружащих вокруг прогулочных катеров, приплывающих на специальную экскурсию к русскому кораблю, не боялись. Историческая память Гавайев не содержит примеров открытой агрессии со стороны России. Она еще смутно, но помнит Егорку Шеффера - ловкого немецкого авантюриста, начавшего свою карьеру в России с фельдшерской службы в полицейском управлении Санкт-Петербурга, в 1812 году строившего воздушные шары для слежения за наступающими Наполеоновскими войсками и, провинившись, бежавшего в Русскую Америку, на Аляску, под крыло всесильного Баранова. Посланный хозяином Русско - Американской компании осваивать Гавайи, Шеффер умудрился за два года взлететь высоко и громко пасть, завязав тесную дружбу с вылеченным им от лихорадки королем Камехамеха, построив три русских форта на Оаху, приведя к присяге Императорскому престолу Александра I правителя острова Кауаи, о чем сам Император не ведал, и начав бурную торговлю сандаловым деревом. Узнав о планах Шеффера превратить Гавайи в Российский протекторат под управлением своего Кауайского соперника, друг Камехамеха, оповещенный американцами, разозлился, затеял маленькую драку, в которой погибло три русских моряка, и выслал оставшихся на родину, чтобы самому впоследствии пасть под пяту «самых предприимчивых людей мира». А Егорка «раздвоился» и растворился в истории: кто - то видел его в Кантоне на пути в Санкт - Петербург, а кто - то в образе графа фон Франкенталя, проживавшего в Бразилии. Не с него ли писался гражданин Бендер бей?
Следовательно, осадок от деятельности русских здесь есть. Даже не осадок, а сладкая ностальгическая послевкусица во рту коренного жителя.

А японцы? Вот тут я попал в точку, в пойнт - в авиабазу Барберс Пойнт, которая в том году впервые принимала японские военные самолеты. Восемнадцать настоящих боевых «Орионов» с красными солнцами на крыльях и черными самураями на хвостах, приглашенные для участия в крупном учении «Римпак», совершили длительный перелет из Японии и теперь кружились над Барберс Пойнт, вызывая ужас и протесты местного населения. Хозяева же базы, американские военные, гостей ждали,...чтобы поиздеваться:
- Джей Эй Эс Ди Эф ноль один, заходящий на посадку, опознайте себя! - бурчал диспетчер Барберса.
- Я, JASDFу зеро ван, поросу посадуку восемнасати саморетам Нихон Кайгун.
- Зеро уан, посадку запрещаю! Опознайте себя! - требовал американец целых пятнадцать минут. Отжатие тангеты не всегда успевало обрезать гомерический хохот с диспетчерской вышки.
- Я, саморету Дзапанизу Эйру Сэруфу Дефенусу Форсу, васу не понимаю. Заходзу на пурямую посадуку. - взвизгнул японский ведущий, и его самолеты, игнорируя протесты американца, посыпались один за другим на три полосы Барберса, сжигая последние галлоны топлива.
Так, оказывается, встречают союзников...
Еще они встречали железную японскую акулу - подводную лодку «Юсио», пришедшую на те же учения. Лодка всплыла в трех милях от входа в Пирл Харбор и запуталась своим винтом в брошенных кем-то рыболовецких сетях. Долгие ДЕСЯТЬ часов японская рыбка звала американскую Береговую Охрану для оказания помощи. Лишь, когда охрип третий по счету вахтенный офицер «Юсио», прибежал буксир, водолазы которого освободили винт лодки и дали ей зайти в Пирл Харбор.
Еще много железных акул я видел в этих водах: и «Лос Анджелес», совершающий «прыжок кита», и стареющий «Стерджен», выбрасывающий стометровый фонтан на экстренном погружении, и обновленный «Этен Аллен», несущий «сигару» с боевыми пловцами на спине, бегущий восемнадцатиузловым ходом в надводном положении.
Но однажды мы встретили самую Нунуи Мано. Самую большую...после нашего «Тайфуна» - американскую атомную лодку с баллистическими ракетами класса «Огайо», за которой до этого два года охотился весь советский Флот, не чая увидеть ее своими глазами и так близко. Она всплыла всего в пяти милях от нас, и мы, не веря своему счастью, помчались к ней, выжимая последнее из двигателей и щелкая всеми имевшимися на борту фотоаппаратами. Но «Огайо» лежала в дрейфе, не пытаясь погрузиться. Она так и не поняла, что за корабль носится вокруг нее всего в трех кабельтовых. Наш командир взглянул на боцмана и решил, что не будет наказывать его, безуспешно требуя от гиганта Гены сменить закопченную фанерку с нарисованными звездой, серпом и молотом на настоящий шерстяной флаг ВМФ СССР. Он так любил боцмана в этот момент! А огромный ракетоносец все продолжал игнорировать нас, явно занятый какой-то большой проблемой на своем борту: по верхней палубе бегали люди в бейсболках, настороженно заглядывая в ракетные шахты с поднятыми крышками. За час мы успели зарисовать каждую царапину и шов на ее абсолютно черном теле без малейших признаков бортового номера или названия, чтобы впоследствии идентифицировать при встрече. Потом она величественно погрузилась и что-то прокричала по звукоподводной связи, но что - мы не сумели разобрать. Всплыв у буя «Папа Хотел», она зашла в Пирл Харбор и, отстоявшись, двинулась дальше на Гуам осваивать новые районы боевого развертывания - поближе к противнику: ко мне, к вам, к Омску и Новосибирску. Звали ее «Аляска».
Очень большая Мано! Нунуи Огайо!

Не окончание, но без продолжения.