Приклад.

Можно ли из обыкновенных слов составить описание белых ночей? Такое, чтобы человек, никогда не испытавший этого чувства, почувствовал. На Чукотке белыми ночами даже дизеля не ревут, как обычно, а тихо бормочут...
Сегодня вез пополнение в бригаду на речку Колби. Почему эта чукотская речушка, воду которой можно без опаски заливать в аккумулятор или в чайник, носит имя шефа ЦРУ..? Нынче весна, кое-где из-под снега показался кустарник, гуси прилетели, до паводка считанные дни. Солнце по небу ходит кругами, только в полночь чуть ныряет за сопку освежиться.
По пути постреливаю из мелкашки куропачей, несколько штук уже в кузове в ведре стоят, приедем - отдам Колбинской поварихе. Вдруг в редких кустах, метрах в восьмидесяти, замечаю одинокого гуся. Выстрел - гусь сидит! Глушу двигатель, чтобы не трясло. Выстрел - тот же результат! Так промазать с такого расстояния! Целюсь в гуся снова. Это уже не гусь, это личный враг, он напал на мою страну и только у меня есть оружие, способное его остановить! Выстрел - гусь сидит! Пропала страна! Перезаряжаю, выпрыгиваю из кабины, иду к гусю. Сейчас бы ружье... Подхожу поближе - черт, это «профиль» - силуэт гуся, вырезанный из фанеры и очень натурально разрисованный. Да, есть в стране талантливые художники! Пополнение ржет, невзирая на три кучных отверстия в фанере.
Проехав несколько километров останавливаемся на плоской вершине небольшой сопушки. Сейчас крутой спуск в ручей, а за ручьем, весь в снегу, «тягун» - затяжной подъем. Толпа вылазит размяться и один из новеньких, Леха, показывает на гребень обрыва впереди. Ба, куропач, метров 60. Достаю мелкашку, опускаюсь на колено. Ща реабилитируюсь. - Ты что, отсюда далеко, говорит Леха. Под руку. Отрываюсь от прицела. Не пойму, почему далеко. И вдруг доходит. Леха показывал на двух гусей, темными точками обозначенных на противоположном склоне долины, на «тягуне», метрах в ста слева от колеи. До них метров семьсот! Вскидываю мелкашку, целюсь в гуся, поднимаю ствол по вертикали градусов на 20 и стреляю. Гуси, конечно, выстрела и не слышали. Так и торчат на склоне. Мы покурили, расселись по местам, поехали. Когда спустились в ручей, гусей не стало видно. А поднявшись на противоположный берег увидели одного взлетевшего. Проехав еще вперед, увидели и второго. Лежащего на снегу. Я остановил вездеход и пошел к гусю. Мне едва хватило тех ста метров, которые я шел спиной к мужикам, чтобы согнать с лица улыбку. Пуля попала гусю в шею! Обратно к вездеходу я шел с видом человека, для которого валить гусей с семисот метров - обычный повседневный труд.
А сейчас полночь. Тишина. Белая ночь. Пока повариха камлает над дичью, сидим у костерка, попиваем чай. Вполголоса присматриваются мужики друг к другу.
- Слушай, а я тебя где-то встречал - говорит Юра, молодой парень, приехавшему со мной Лехе.
- Да и твое лицо мне знакомо. Ты в А. бывал?
- Нет, а ты в Б.?
- Нет. А в В-е?
- О, там был!
- А чем там занимался?
- В армии служил.
- В каких войсках?
- Зеков охранял. А ты ...
- А я там сидел!
Так, сгруппировался я. Ща начнется! Чувствую, мужики вокруг тоже упругими стали.
- Так это ты! Ну здоров! Рад тебя видеть - и бывший Зек обнялся с бывшим охранником.
И вот что они рассказали. Охранял Юра со товарищи бригаду на лесоповале. А в бригаде были мужики, попавшие по разным мелким причинам, «по бытовухе» на небольшие сроки. Нормальные мужики, и охрана из человеков попалась, уважали друг друга. И вот как-то раз сгонял этот Юра, пока бригада лес валила, в поселок неподалеку и приволок согревающего. Праздник был личный у кого-то в бригаде. А согревшись, задремал у костра. Растолкали его тогда, когда его Калаш почти превратился в десантный - полприклада сгорело в костре. Так вот, до конца смены мужики топорами сделали ему новый приклад, обожгли на костре - от родного не отличить.
- Прийдешь домой, клеем БФ-2 отлакируй - сказали. И так Юра с этим автоматом до дембеля и доходил.
Подивились мы, послушав, мастерству Зеков и еще пуще, дружбе Зеков с охранниками и притихли, Белую Ночь впитывая. Только журчал вполголоса хрустальный ручеек, стекающий с сопки над нами, да потрескивали головешки в догорающем костре.