Последний рейс

Если в Анадыре, при северном ветре, во время разбега на взлете, посмотреть направо, то можно увидеть, как на сопку «Мария», вдоль которой тянется взлетная полоса, карабкается едва видимая отсюда дорога. Мои дороги - это, в основном, тундра, по которой проехали больше одного раза, а если один - то это просто след. Но эта дорога отличается от обычной моей дороги. Она отсыпана щебнем, по ней может проехать даже ГАЗ-69, если все в порядке с формулой 4х4 и водитель закусывал. Потому что она строилась, как дублирующая на глубоко скрытую меж сопок пусковую площадку РВСН, что означает «Ракетные Войска Стратегического Назначения». Никто еще не знает, что до развала Союза осталось 11 лет, но по дороге это уже можно предсказать. Она размыта весенними ручьями, мост через большой ручей рухнул, там только вброд...
Еду на ГАЗ-47. Ровесник АК-47. Уютный, теплый Гусеничный Транспортер Средний, ГТС. Снега пока немного, дорога просматривается. Скоро ее заметет совсем, декабрь на Чукотке, за бортом -25, полная луна, тихо, ни ветерка. Поэтому эта дорога сейчас - это так, отдых. Но он скоро кончится. Как только мы перевалим за перевал, я тяну правый фрикцион, и эта дорога пустеет. Мне нечего делать в РВСН, мне домой, в тундру.
Это мой последний рейс, вот приеду, поменяю тормозные ленты на левом фрикционе, левая гусеница совсем не тормозит, сдам технику и навсегда улечу на материк. Сколько раз мне снился кошмарный сон, будто я навсегда уехал с Чукотки! Просыпался и с облегчением понимал, что это всего лишь сон, никуда я не уехал. И вот теперь, очень скоро, кошмар превратиться в явь...
Начинается другая дорога, та, где проехали много больше одного раза. Есть по той дороге прелестная речушка со странным названием «Раскокурка», которая рождается от слияния двух ручьев. Там раньше все заросло гектарами кустарника, в котором в изобилии водились зайцы, и произрастал в больших количествах «Золотой Корень», усердно собираемый женами некоторых, уставших от жизни, покорителей Северного Сияния. Теперь этот кустарник вместе с Золотым Корнем покорители распихали бульдозерами по сторонам, потому что под ними неугомонные геологи нашли настоящее золото, и теперь там, на относительно сухом пригорке стоит летний поселок, с большими армейскими палатками 7х21, столовой и банькой.
Как-то летом в этой баньке зашел разговор о новом для нас явлении - каратэ. И бульдозерист по кличке «По Сути Дела» доказывал, что это трюкачество, не может такого быть, чтобы голой рукой... А парился с нами молоденький парень, только отслуживший в армии. Обычный хлопец, с виду - не Шварценегер, служил в десантных войсках. Он и говорит, что, мол, нам в армии кое-какие элементы показывали, тренировали. По Сути Дела, по обыкновению, принялся горячо рассказывать парню, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! И потребовал доказательств. Вышли мы из баньки. Рядом недостроенная палатка. Парень берет доску, скорее даже стропило, 60х120 миллиметров в сечении и пристраивает на две опоры. По Сути Дела посмеивается, мы смеемся над обоими, я достаю Беломорину, прикуриваю и вдруг ХРЯСЬ! Стропило пополам! Мы не успели даже сообразить, как это произошло. По Сути Дела хватает следующее стропило, проверяет его на прочность, сам устанавливает. - Ну-ка повтори. Тут уж мы собрались, сконцентрировались, смотрим во все глаза. Парень несколько секунд смотрит на это бревно, затем короткий взмах рукой - и аккуратно перерубленное пополам голой рукой стропило лежит у его ног. Я чуть не подавился Беломориной, По Сути Дела схватил зачем - то половину стропила и принялся ее рассматривать. Затем, издав какой-то невоспроизводимый звук, в котором слегка угадывалась гласная «ё», метнулся к баньке и схватил топор с приваренной полутораметровой железной ручкой. Пристроив очередное стропило поудобней, взмахнул топором. Казнить стропило ему удалось с третьего раза!!! Правда, топор был туповат, но ведь острей, чем голая ладонь...
Я не останавливаясь проезжаю через безлюдный поселок, только мельком глянув на снег у крылечек палаток да баньки - нет ли там следов, может, занесло кого. Но повсюду только заячьи следы, и я, прибавив газу, карабкаюсь на следующую сопку. Подъем становиться всё круче, я перебрасываю передачи, в самом конце иду на первой. И тут чувствую ритмичное подергивание по правому борту. Что-то с правой гусеницей. Останавливаться на таком подъеме не имеет смысла, левого тормоза нет, да и до вершины рукой подать. А там сопка плоская, снег с нее ветром сдуло, там и разберемся! Да и может, это просто в поселке какую-нибудь железяку зажевал правым траком.
Вот и вершина. Ровная, плоская, широкая. Подергивание прекратилось, но проверить надо. Жаль, луна слева. Хватаю фонарик, выпрыгиваю из кабины, вездеход идет на первой передаче. Захожу справа и на ходу осматриваю медленно перематывающуюся гусеницу. Несколько оборотов, ничего подозрительного. Запрыгиваю обратно, все в порядке. Резко разгоняюсь, вездеход по такому покрытию бежит километров под 60, никаких рывков нет, можно расслабиться.
Через пару километров эта автострада кончается, доворот влево и крутенький почти прямой спуск метров 500. Чуть сбрасываю газ перед поворотом, подтормаживая двигателем, тяну левый фрикцион и добавляю газ. Вхожу в поворот, и тут сильный рывок, и я несусь вниз по спуску, а правая гусеница остается на повороте. Тормозить нечем. Да и на таком спуске торможение одной левой развернуло бы поперек спуска, а на такой скорости могло бы и опрокинуть. Но об этом думать некогда. Пытаюсь оборотами двигателя держать вездеход вдоль спуска. Каким-то чудом это удается, и я с полного хода, подняв тучу снега, влетаю в занесенный снегом ручей. Тьфу! Закрыть жалюзи на радиаторе, достать Беломор, прикурить, почесать затылок! Беру кувалду, короткий трос, одеваю шапку, куртку.
Поперек склона не развернуло - хорошо.
Ветра нет - хорошо.
Луна полная - хорошо.
Двигатель работает, как часы - хорошо.
Я внизу, гусеница наверху - хорошо.
До гусеницы 500 метров - плохо!
Поднимаюсь по склону к гусенице. Лежит, родная, блестит под луной, подмигивая лопнувшим траком. Отсчитываю десять траков, выбиваю палец, цепляю трос, и какую песню надо петь? - Правильно, «Эй, ухнем»! Подтаскиваю к вездеходу. Отдышаться, Беломор, вперед! И всего за восемь Беломорин гусеница перетащена к вездеходу. Слава табачной фабрике N1 объединения Лентабак имени Урицкого.
Вот и гусеница на месте, я качу дальше и размышляю над последним чукотским приветом. А ведь мороз мог быть не - 25, а - 40, не лунная тихая ночь, а западный ветер Хиус, метров 30 - 40 в секунду. Сколько раз я бродил на ощупь, открыв люк и глядя на звезды, мутно виднеющиеся только почти в зените. А вперед смотреть бесполезно. Если ехать против ветра, то при включенном ближнем свете фар можно что-то увидеть в паре метров, а по ветру и капота не увидишь. Или восточная пурга, метров 45 - 50. Меня заставала на том перевале через Марию как - то в 1978 году, 55 метров, пару дней из ЗИЛа нос не высунуть... Но это, как сейчас принято говорить, другая история... Так что это любимая Чукотка просто потрепала меня ласково по волосам на прощание.
Чтобы помнил.