О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ПРОЯВЛЕНИЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ ПРЕБЫВАНИЯ НАДВОДНОГО КОРАБЛЯ В МОРЕ НА ПСИХИКУ ЛИЧНОГО СОСТАВА СРОЧНОЙ СЛУЖБЫ

«Ой ты, участь корабля:
скажешь "пли!" - ответят "бля!"»
Иосиф Бродский «Представление»

Установлено, что длительное нахождение в замкнутом пространстве в сочетании с воздействием шума, вибрации и частичной сенсорной депривацией способно оказывать не вполне объяснимое влияние на сознание человека, вызывая временные обратимые отклонения в психическом состоянии индивидуумов и целых коллективов. Что-что? Что попроще сделать? И по-русски писать? а раньше нельзя было сказать? я не учил бы столько умных слов...

Короче, когда корабль выходит в море, случается, что у экипажа съезжает крыша. Не то, чтобы улетает совсем, а так, слегка сдвигается набок. Как это выглядит? Ну что ж, сами напросились на очередную байку. Кто не спрятался, я не виноват.

Представьте себе ветреную камчатскую зиму, низкое небо, похожее на рваную телогрейку, и маленький пожилой СКР, вмороженный в полуметровый лед бухты Завойко. Для него пятый месяц идет боевое дежурство; готовность к выходу в море - пятьдесят минут. Смены ждать неоткуда, ибо два его братца-обалдуя, пришвартованные рядом, никуда не ходят по техническим причинам. Экипаж настроен философски, и лишь изредка поминает незлым тихим матерным словом «этих уродов», из-за которых редкая неделя обходится без морской прогулки.

Летом дежурство казалось делом отчасти даже приятным. Погоды стояли изумительные, и было не в тягость навестить притихший океан, полюбоваться на белоснежные сопки, тающие в хрустальном утреннем воздухе и поглазеть на жизнерадостных коричневых дельфинов, парочками резвящихся у бортов. Но в октябре заштормило, и регулярные выходы превратились в утомительную повинность. Снова разразилась и была почти побеждена эпидемия морской болезни, отбыли на юг птицы, за ними осенние дембеля, один за другим были отражены набеги «партизан» и стажеров-курсантов из местной мореходки, а дежурству по-прежнему не было видно конца.

В тот день, услышав знакомый сигнал тревоги, никто особенно не удивился. Недовольно забормотал дизель-генератор, мигнул свет, и три электрика безропотно потащили на борт тяжелую черную кишку кабеля берегового питания, словно запряженные в сани измученные детишки с известной картины русского художника. Завертелись антенны, взревел спросонья главный дизель, швартовые партии заняли положенные места, и испарилась последняя надежда на то, что последует отбой, и в море идти не придется.

На этот раз почему-то не явился ледокол, который обычно прокладывал нам дорогу через замерзший залив. Командир корабля кап-три Орлов, он же Борода, он же Папа, красочно описал оперативному дежурному состояние бортовой обшивки, дал обстоятельный ответ на риторический вопрос «кому сейчас легко?» и даже высказал ряд соображений о сексуальной ориентации отдельных представителей комсостава, не названных, впрочем, поименно. Но проникновенная речь результата не принесла. С мостика спустились офицеры с непечатными выражениями лиц, и корабль начал отход в полном соответствии с великими идеями чучхэ, то есть, опираясь на собственные силы.

Обычный выход в море проходит под мерный гул множества работающих механизмов. Но на этот раз внутри продирающегося сквозь лед корабля казалось, что орды диких варваров взяли его в кольцо и вразнобой крушат борта десятками таранов. Бравый, но хрупкий СКР, содрогаясь, ломился сквозь торосы, а вальяжно развалившаяся на льду нерпа провожала его скучающим взглядом.

Если ГКП - головной мозг корабля, то спинной мозг - это, конечно же, ПЭЖ. Обычно он первым получает через седалищный нерв сигналы о грядущих неприятностях. А в тот день в неприятностях недостатка не наблюдалось. Но командир БЧ-5, седой подтянутый юноша тридцати трех лет, сжимающий в крепком кулаке микрофон «Каштана», был серьезен и спокоен. Он, вообще-то, всегда был спокоен и серьезен. Такой уж был у нас механик.
- ПЭЖ - носовой машине!
- Рассказывай.
- Тащ, две пробоины по левому борту.
- Что, сильно херачит?
- Одна струя с палец, вторая так, со спичку.
- Ну чопики забей, первый раз что ли замужем?...
- Да там уже сидит молодой, забивает...
- ПЭЖ - рубке гидроакустиков!
- А-а, господа пассажиры! Ну я ПЭЖ, чем обязан внезапному счастью?
- Товарищ капитан-лейтенант, пробоина по правому борту в районе N-го шпангоута!
- Что вы говорите... И большая?
- Миллиметров пять...
- Дерзай, лейтенант. Трусы любимой девушки с собой? Заделаешь - доложишь.
- МИШ - ПЭЖу. В смысле, ПЭЖ - МИШу.
- Прибежали в избу дети, второпях зовут отца... А у тебя-то что?
- Тащ, да че-то топит меня, а откуда - не вижу.
- Тонешь - откачаем... утонешь - закопаем... Кормовая машина - ПЭЖу.
- Чего, тащ?
- Погоняйте отливной, пока МИШа не утонули. МИШ, живой еще? Дырку ищи, вражина.
- ПЭЖ - носовому кубрику.
- Чего хотел, носатый кубрик?
- Таащ, у вас там свободный элэктрик нэт? Грэлка сломалса.
- Да ты совсем о#$ел, Биджо. Тут люди по пояс в ледяной воде пробоины грудью закрывают! Мерзни, мутант!... или че-нибудь полезное готовь... два литра слоновки меня устроят, - и в сторону, комоду электриков, - Все понял? Когда вернемся в базу, чтоб вид поста ГРЩ меня приятно удивил.

Бедлам продолжался примерно час. Потом лед кончился, и корабль, уже слегка напоминающий дуршлаг, вышел на чистую воду. Мелких пробоин в бортах обнаружилось ни много ни мало восемнадцать. Некоторые так и не удалось заделать, и в кормовой машине вода, затопив трюма, плескалась у самых пайол, так что откачивать приходилось почти непрерывно. А в остальном выход был как выход.

Кстати, интересующиеся читатели могут записать рецепт проверенного средства от тяги к морской романтике. Компоненты таковы:
1) жесткий зимний ветер, стремящийся сорвать человека со штормовых лееров (он же в сочетании с мелкой снежной крошкой прекрасно иллюстрирует принцип работы пескоструйной установки);
2) постоянная качка, иногда вызывающая сонливую тошноту, а иногда наоборот, тошнотворную сонливость;
3) скользкая, как лысина вождя мирового пролетариата, верхняя палуба, на которую заботливые трюмные, по обыкновению случайно плеснули солярки;
4) въевшийся в кожу омерзительный запах дизельного выхлопа, который бесполезно пытаться смыть бурым кипятком из системы охлаждения все того же главного дизеля (а где еще в море взять горячую воду?); и
5) тупое разглядывание колебания стрелок на ГРЩ (главный распределительный щит - прим. ред.) в режиме «четыре через четыре».
(R) Soviet Navy, all rights reserved, patents pending.
Клинические испытания показали, что после недельного курса терапии наблюдается стойкое улучшение состояния даже в самых запущенных случаях. К сожалению, добиться полного излечения удается не всегда - у меня, например, рецидив наступил всего через год после окончания регулярного приема препарата.

Шли пятые сутки в море. В четыре утра, сменившись с вахты и готовясь соскользнуть в теплую темноту родного кубрика, я еще на трапе почувствовал неладное. Внизу бушевали нешуточные страсти. БЧ-5 разделилась на две примерно равные партии, что-то орущие друг другу и готовые сойтись стенка на стенку. Рев двух десятков полосатых головорезов заглушал грохот двигателя и проходящей под кубриком валолинии. Пробираясь к своей шконке, я пытался разобраться в сути конфликта, но это оказалось не так просто. Только минут через десять, уже лежа в койке, я понял, наконец, о чем речь.

То, что я принял за начало братоубийственной войны, было безобидным диспутом на тему: является ли мясо морских видов рыб более соленым, чем мясо их пресноводных собратьев. «Вот балбесы!», - подумал я и попытался уснуть. Это, естественно, не удалось. Накал страстей нарастал, высказывания сторон становились все более эмоциональными и все менее содержательными. Медлительный здоровяк турбинист Марис и похожий на измученного похмельем Колобка трюмный машинист Карабалаев, более известный как Лапонька, свесившись с коек, что-то горячо доказывали друг другу, один по-латышски, другой по-казахски, лишь иногда в запале переходя на русский матерный, заменявший нам в те времена язык межнационального общения. Из раскрытого люка МИШ время от времени высовывалась лохматая голова вахтенного моториста Лехи, издавала несколько неразборчивых выкриков в поддержку непонятно какой стороны и скрывалась обратно. Старый матрос Петрович (в миру потомственный кемеровский шахтер Алексей Иванович Белобородов) орал своему оппоненту в десяти сантиметрах от моего уха: «Да в них же соль въедается! Как уголь в руки шахтера! Ты когда-нибудь видел руки шахтера?! Ты хоть раз пробовал помыть шахтеру руки?!?!». «Нахрен мне твой шахтер, я рыбу тоннами солил!»,- возражал мой коллега-электрик, житель Сахалина Павел Андреевич Кузьмичев по кличке Чилим, отводя от своего лица настойчиво предъявляемые ему в качестве наглядного аргумента руки шахтера.

«Шизуха косит наши ряды», - подумал я. Мысли невольно закружились вокруг обсуждаемого предмета, и с каждой минутой становилось все яснее, что соленость мяса тех и других рыб примерно одинакова, а те, кто думает иначе, находятся в плену пагубного заблуждения, которое совершенно необходимо немедленно рассеять, пока оно не привело заблудших товарищей к печальному концу. О мирном послевахтенном сне пришлось забыть. Не вылезая из койки, я кратко сформулировал основные тезисы, которые должны были сделать дальнейшую дискуссию излишней. Оказалось, однако, что меня мало кто слышит. Чтобы все-таки донести свет Истины до помраченных умов сослуживцев, я вскочил с койки и пополнил собою ряды сторонников Теории Одинаковой Солености. Через пятнадцать минут голосовые связки отказались служить, но я героически хрипел в ухо Петровичу, подтаскивая его к себе за тельник: «Но кровь-то у всех соленая! Она же нас не засаливает! У меня вот мясо не соленое!». Петрович слабо отбивался и что-то кричал Чилиму о штреках, штольнях и угольной пыли.

Обошлось без жертв. Через какой-нибудь час силы спорщиков иссякли, а вскоре затихли и последние вялые любезности типа «Ну ты дебил...» - «Да ты сам по пояс деревянный..», и в кубрике снова воцарился плотный давящий механический гул. Истина в ту ночь так и не родилась. Но я с тех пор верю Джонатану Свифту, утверждавшему, что привычка разбивать сваренное всмятку яйцо не с того конца может послужить причиной гражданской войны.

А до возвращения в базу оставалось еще четыре дня...