СОН.

Хорошо в охотку пробежаться на природе весной. Молодая зелень радует глаз, а запах - не надышишься. Сапоги гулко топают по просёлку, но пыль ещё не поднимают - дорога уже подсохла, но земля ещё влажная.
Мы мерно бежим из запасного района в часть. Мы - это два бойца из моего взвода и я - лейтенант-двухгодичник, начальник связи батальона - командир взвода связи.
Настроение прекрасное, хоть и намаялись в запасном районе, пока проверяли, да восстанавливали связь между расположением рот и штабом батальона. Бойцов подгонять не надо, скоро ужин, отработали хорошо, не шланговали, да и ребятки грамотные. Бежим себе, солнце светит, воздух свежий. Хорошо!
И тут я понимаю, что вот этот худышка, которого как не стриги, а волосы всё равно в разные стороны торчат - сын мой младший. (И как такое может быть???) А тот белобрысый - дружок его школьный. И что с этими парнями можно в огонь и в воду, не подведут. И от осознания этого настроение ещё улучшается - аж душа поёт!
А вот и наш полчок мотострелецкий.
Бойцов отправляю направо - в казарму, а сам налево - в офицерскую общагу: переодеться, умыться, сапоги начистить и на построение. И вдруг понимаю, что и бойцы мои, и я уже безнадёжно опоздали. И комбат, сука, младшенького моего сейчас закатает на губу вместе с его дружком. Ни за что, просто так - суток на трое - просто потому, что он мой сын.
Всё бросаю, лечу в казарму, а бойцов уже увели. К комбату, он один в штабе батальона, это хорошо. Докладываю, прошу отменить приказ. Комбат отвечает, что признает несправедливость наказания, но приказ отменять не будет. Настаиваю, нарываюсь на окрик, продолжаю настаивать... и тут комбата начинает нести. Что он этих недоносков сгноит на губе, что эти пинчеры подзаборные недостойны называться людьми, что ни одна фабрика бракованных игрушек не выпускала бОльших уродов и так далее, и так далее.
Я молча слушаю, уже не в силах отвечать. Понимаю, что всю эту муть, все эти помои прекрасно слышно по всей казарме. И слышит это каждый боец.
А я это молча слушаю, слушаю и медленно закипаю. И когда действительность вдруг подёргивается красноватым туманом, а голос комбата достигает пронзительных высот, я изо всех сил бью ему в рыло...
И просыпаюсь.
И понимаю, что мне уже не двадцать два, а все сорок пять. Что оба сына спят в своих комнатах (студенты, старший поступил уже после армии, поэтому оба на третьем курсе, только факультеты разные).
Жена тихонечко сопит рядом.
Рука болит, ещё бы, так в стену садануть. Хорошо, что спал лицом к стене, а то бы жене досталось - мама не горюй.
Медленно успокаиваюсь и, уже проваливаясь в сон, успеваю подумать:
"А хорошо, что тогда никакого красноватого тумана не было! (Берсеркер хренов, надо было меньше в Doom рубиться в своё время!) И так комбат старался неделю никому подбородок не показывать..."