В процессе обсуждения всплыло интересное мнение, что армий у нас несколько и все разные: одна для гг. офицеров, искренне полагающих, что куда матроса не целуй, он всегда подставит жопу, вторая - для срочников, которые не особо стремятся опровергнуть это тонкое жизненное наблюдение, а третья - для прапорщиков, в гробу видавших первых и вторых, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что и в этой категории совслужащих можно найти жемчужное зерно:
- Товарищ старший прапорщик, а вот старший прапорщик - это как, ближе к офицеру?
- Нет, дальше от матроса.
И вот в этом антагонизме, пожалуй, и черпается тот жар, который по всем правилам военной науки вываливается на головы осаждающих, то бишь, оппонентов. Причем, среди участников обсуждений прапорщиков как-то не видно, не тот стиль, все больше офицеры, как правило, бывшие, и срочники.
Я никого не хочу обидеть, но получилось так, что мое уважение к офицерскому сословию сложилось скорее благодаря литературе и кинематографу, чем личному опыту. Ну сам я видел, как после объявления боевой тревоги, когда веселые матросы точили саперные лопатки, бледные, как мел, офицеры скручивали звездочки с погон и отстегивали портупеи. Я понимаю, что это тонкий тактический ход, не позволяющий супостату обезглавить подразделение в первые минуты после высадки, что у них семьи и т.д., но мне, как рядовому пользователю, гораздо милее образ отца-командира впереди на лихом коне, чем сзади в бронетранспортере. И если уж зашел разговор о художественных произведениях, то карабановых и хвощинских из «Баязета» я встречал крайне редко, в лучшем случае, - латышевых.
Да, был у меня командир, капитан Сулимов. Если бы у нас, как у американцев, поощрялось прикладывание руки к пустой голове, я бы делал это каждый раз, вспоминая о нем или встречая в дембельском альбоме его фотографию. Правильный был Командир. Уважаемый. Без говна. Сидим в курилке, влетает бойчина с горящими глазами: «Парни, меня только что Капсуль по имени назвал!». Не уверен, что сутки отпуска при части произвели бы на него такое же впечатление. К сожалению, это исключение. Теперь о правилах.

Развод.

Нравилось мне это ежедневное шоу, неизбежное как дембель. Бумтум-бумтум-бум-бурудумтум, дискотека, мать ее. И со всех сторон сползаются празднично украшенные наряды и караулы. 60 караулов за два года - это 60 разводов, а сколько еще нарядов на службу («есть три наряда на службу!») ... Ритуал, таким образом, был знаком до мелочей. Обычно, новый дежурный по бригаде выясняет у заступающих в караул, какова длина цепочки кружки питьевого бачка, что такое боевое знамя части и когда надо стрелять в нарушителя. Если этот новый дежурный - нормальный, то и осмотр проходит быстро, и караульное помещение горит не чаще одного раза за сутки. А вот если данный офицер заступает в наряд не с той ноги, то несоблюдение кем-либо расстояния между бляхой и штык-ножом может здорово испортить вечер всему коллективу.
В тот раз дежурным заступал как раз такой капитан, кажется, танкист. Вздрючив три поста с разводящими, он добрался до нас и до%*&лся до стоящего рядом со мной парнишки. Честно говоря, в данной ситуации этого стоило ожидать, Сян был парень славный, но у него на лбу читалось заглавными буквами: я тут временно и вообще студент я из Москвы. А наша лучшая в мире форма (1989 год) смотрелась на нем как на негре косоворотка, что не помешало ему, оператору ПТУРС, поехать в отпуск за отличную стрельбу.
В общем, когда капитан объяснял ему недопустимость выполнения боевой задачи в мирное время с погоном пришитым таким образом, я, вежливо попросив разрешения обратиться, сказал: «А у Вас, тащ капитан, ремень на хлястик сполз», что в этих обстоятельствах прозвучало, как «на себя посмотри, чувырло» и именно так и было воспринято. В результате долгой тирады о недопустимости замечаний старшим по званию и восьми прихваток по моей шинелке мы вдвоем были отправлены устранять недостатки. Фигли их устранять, когда в кармане ключи от каптерки. Мы просто переоделись и через десять минут прибыли доложить об устранении. Как-то так получилось, что именно в этот момент в дежурке находился наш начштаба, который целый майор. Т.е. «товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану», и н/ш уже поневоле втянут в беседу. А вот..., ваши бойцы..., вид расхристанный..., замечания делают... Надо сказать, что кулачина у майора был с мою голову, и на все вопросы он, как правило, отвечал, изменяя выражение лица и положение этого кулака по отношению к телу подчиненного, саундтрек обычно отсутствовал. И сейчас он ждал отмазку.
Поскольку капитан, как младший по званию и редкий мудак, был из разговора исключен, майору было доложено, что, руководствуясь долгом каждого военнослужащего помочь своему товарищу устранить недостатки, я обратил внимание товарища капитана на хлястик его шинели, умолчав при этом о тоне и интонациях, так как в уставе этот момент не оговаривается. Выслушав меня, майор повернулся к капитану, который, заметив, что теряет инициативу, поинтересовался, почему мы, такие умные, стоим в чужих шинелях. На что мы молча расстегнулись и предъявили внутренние карманы, где аккуратненько хлорочкой были вытравлены наши фамилии и номера военных билетов. Здесь майор начал ржать, капитан зеленеть, а мы потихоньку удаляться.
Был такой фильм «Команда 33», там призывников привозят в часть, ворота открываются и экран становится черно-белым. Так вот, сделать два года своей жизни разноцветными можно, и не обязательно быть «крутым кладущим», нужно только правильно вписаться в существующий порядок.