Случай это произошел со мной, когда я проходил срочную службу в Отдельном Батальоне Не Скажу Чего. Было это в те времена, когда наша Армия была еще Советской, и все в ней красным, начиная от знамен, заканчивая лицами прапорщиков. Супостаты в ту пору начинали мелко дрожать при одном только упоминании о Непобедимой и Легендарной.
Довелось мне как-то заступить в караул. Был я тогда еще совсем молодым бойцом и только начал постигать 'все глубины наших глубин'. А надо сказать, что 'губа' у нас была своя, 'домашняя', находилась непосредственно на территории нашей части, обязанности начальника 'губы' поочередно исполняли начкары, и одним из постов в карауле был пост на этой самой 'губе'.
Так случилось, что попал в тот раз я именно на этот пост. Хожу я, значит, брожу по коридору с автоматом, тоска смертная. В одной из камер в тот момент временно проживал один из ярчайших представителей нашей местами гвардейской роты. Родом этот представитель был из солнечного Азербайджана со всем сопутствующим этому факту колоритом. Срок его службы уже подходил к своему логическому финалу, в соответствии с чем он гордо именовался 'дедушка', и чувствовал он себя бойцом опытным, может быть даже мудрым.
Но скука, она ведь как пуля, не выбирает, а косит всех, начиная от 'духов', заканчивая 'дембелями'.
Вот и 'дедушка' видимо заскучал в своем временном жилище и, судя по всему, решил взбодриться. Из камеры раздалось нечто напевное примерно следующего содержания: 'Белая роза, белая роза', затем следовал набор слов на его родном языке, типа 'гынгырлын, дынгыртын', потом опять 'белая роза, белая роза', и так 'по кругу' в течение минут сорока без остановки.
Постепенно я пришел к выводу, что тоска, порождаемая полной тишиной все-таки не такая смертная, как являющаяся продуктом подобного рода самодеятельности, и решил отвлечь от процесса медитации старшего товарища.
Увидев через окошко в двери, что я подошел и внимательно наблюдаю за его сольным выступлением, 'дедушка' оживился, наконец то заткнулся и, явно заинтересовавшись моей скромной персоной переместился ближе к входу в камеру.
- А, маладойздаровакакделакакслужба?
протянул он.
- Што мэна караулыш? Ты еще служба не понял, послужишь с мое - поймешь.
Я уважительно закивал в знак полного согласия с изреченной истиной.
Затем, совершенно неожиданно 'дедушка' вплотную приблизился к двери и 'со всей дури' ударил в нее лбом. Сопровождавший это звук был громким и звонким, не берусь судить, что больше звенело, железная дверь или голова 'понявшего службу' старого воина.
Я же не на шутку испугался, решив, что он убился, причем насмерть, и уже представил весь личный состав караула во главе с начкаром в штанах, одетых ширинками назад, полностью готовый к воспитательной работе со стороны многочисленного начальства.
Однако, сын солнечной союзной республики вопреки моим ожиданиям не рухнул на холодный пол, а лишь внимательно с этаким ленинским прищуром посмотрел на меня и, так по доброму, по отечески спросил:
- Можешь так?
Оправившись от шока, я честно ответил:
- Нет!
На что старый воин выдал фразу поразившую меня своей глубиной:
- Патамушта маладой. Паслужишь с мае - тожа сможешь.
В этот момент я понял, почему наша Армия Непобедима, и почему так боится нас весь загнивающий буржуйский мир.