Судьба героя

...И чего б я так орал! Ой, какой голос противный у этого дневального! Ну, это понятно - о том, что тревога будет внезапно - в 6:00 завтра! - мы еще позавчера знали, так он и вовсе не спал наверно, морально готовился. Где уж тут о приятности голоса рассуждать, невыспамшись!
- Резче батонами шевели, на плацу обуешься! Шо?! Ща как вгребу! Стой! Куда портянку по полу волочишь?! Хочешь, шоб задние на нее наступили и тебе же по горбу прикладом настучали?
Замок был горяч: здоровая ряха немаленького лейтехи (110 кг/ 2.05 см) аж лоснилась от желания все произвести в лучшем виде.
- Старшина! Иди сюда! - и лейтеха ловко выудил из снующей толпы в количестве трех подразделений (разведка, связь и комендаши) ст.пр-ка Н. - У тебя все готово? Все взял? - спросил он и попытался заглянуть в глаза старшины.
Попытка увенчалась успехом лишь отчасти, поскольку уже с утра (или, еще с вечера? Кто его знает...) маслянистые глаза прапора воровато бегали туда-сюда слева направо и, кажется, даже сверху вниз и обратно. Впрочем, мало ли что примерещится спросонья да по тревоге!
- Так я ж оце... ну, взяв трошки. Оно, бойци, ще вчора до кунга затащили. Ну, скока...ну, ящик! - отвечая на незаданный, но сверхъестественным чутьем осознанный вопрос лейтенанта.
- Эй, шо стал! Бегом до оружейки и строится на плацу! Фули уставился?! Философ, мля! - вернулся в тревожную реальность внезапно вспомнивший о службе старшина.
На плацу, зябко поеживаясь от сыроватого июньского туманчика, уже собралась порядочная толпа (назвать это строем было бы на тот момент неправомерно) полусонных и под нос матерящихся бойцов, среди которых кое-где сновали офицеры в непривычной взору полевой форме, обвешанные портупеями и планшетами.
Кеп со свитой явно не торопился: шла двадцатая минута тревогИ, а из "высших" никого не наблюдалось.
Наконец, толпа начала обретать некие осмысленные очертания отдельных боевых единиц и, по неслышной для основной серой массы команде свыше, танковый полк начал выдавливаться небольшими подразделениями сквозь узенькие задние ворота части в сторону парка.
- Памятку о тревоге к осмотру! - ротного, наверно, опять язва прихватила, болезного. Зол он сегодня, хотя в целом - нормальный мужик. Когда не пьет, особенно. - Старшина, мля! Проверить у всех тревожные листки в военниках! Ни хера, мля, не соображают своих действий по тревоге! Вернемся в часть - тренироваться будем! Епстель, пуговицу оторвал портупеей! - вздохнул капитан, бегло оглядев себе все, что мог увидеть с высоты своего взгляда.
А именно: кусочек груди и пузо, препятствовавшее дальнейшему визуальному наблюдению своей фигуры.
- Философ! Иголку с ниткой мне! Почему такая короткая?! И это белая?! Зеленая где?! Это?! Зеленая?! Мля, я дальтоник... Надо же... даже не догадывался об этом! Старшина! Я фуею! Почему у бойца нитка неуставной длины?! Наряд ему по возвращении! Что?! Два наряда!
- К машинам! - зампотех резво пробежался вдоль нескольких БМП/КШМок роты, проверяя, убраны ли из-под гусениц подставки и сняты ли соединяющие машины буксировочные тросы. - Запускай!
Черт... сразу видно, что баба машину конструировала (у нас на полном серьезе бытовало мнение, что двигатель БМП женщина разрабатывала): воздух, так... Или сначала - топливный кран? А, какая на хрен, разница! Аккумуляторы, насос... Зафыркала, родненькая! Ах, ты моя радость! Что это там ротный у ворот бокса кулачищами размахивает? Ага, выезжать велит! Извольте-с, это мы мигом... Не, они еще чего-то желают.
- Слушай, Философ, будешь выезжать из бокса - смотри, помедленнее, не рви! Пол цементный, аккуратнее! - хлопнул рукой по броне и пошел на улицу: - Давай! (приглашающий жест).
- Чуть помедленнее, кони! Чуть помедленнее!!!?. Что у нас там по оборотам? Вроде, в норме, должна гладенько покатиться. Ручничок, сцепление, передача, газ...
Упс. Здравствуй, солнышко. Что-то быстро ты появилось?
Ротный сложил руки за спиной, молча подошел к остановившейся машине и грустно посмотрел сначала вниз, под гусеницы, потом вверх, на механика:
- Вот, смотрел я на твое лицо, Философ, когда ты выезжал, и знаешь, понял, почему мы войну выиграли! Гроза противника, мля... Вернемся - свои наряды в парке отработаешь. Цемент у старшины возьмешь. Если договоришься. Лейтенант, проверить и доложить комплектность экипажей! Зампотех, закрыть боксы! Танки уже прошли, выдвигаемся! Философ, пойдешь головной машиной!
"Эх, дороги!"... Хороша ровная пыльная дорога в летних степях Украины! Не то, что ухабы танковые, где то кормой вверх, то носом вниз и наоборот...Романтика!
Ух, и какой же хохол не любит быстрой езды, да на резвом скакуне да по-походному (из люка мало не по пояс)!
Только случайные ветки хрустят под гусеницами, да камушки по днищу щелкают - клиренс низкий, вот и ловим все, что ни попадя...
Э, хорошо-то хорошо, да только не хватает чего-то? Вроде и на месте все...
Ан, нет. Не все. Как выясняется при более близком рассмотрении.
Нет, ну то, что две бээмпэшки сзади где-то на километр отстали, это ничего, догонят, не маленькие, дорогу знают. И вообще, "отряд не заметил потерю бойца..."
Только вот старшину, сидящего в люке за спиной механика, что-то иное беспокоит. Вон, ажно лицо под шлемофоном побелело на ветру, орет, не разберешь чего: рот раззявляет, а слова ветер уносит.
Одно только понятно: придется останавливаться.
- Ты шо, гоншик, да? - Глаза у прапора слезятся от ветра, лицо понемногу приобретает естественный для него буряковый оттенок, а нос - тривиальный синюшный. С прожилками, в сеточку. От регулярно переносимых тягот и лишений военной службы, надо полагать. - Мы элэктрогэнератора потеряли, мля! Фуево привинчен был на корме, от його и растрясло! Оно там вин, бач, паскуда, лежить! Рули до нього, подбирать будем! Добре, шо остальные машины далеко были - убив бы усих нахер!
Лес...О, как мы в учебке от него выли! Полгода в чернобыльских песках среди сосен за колючей проволокой... Кто был, тот оценит, как говорится...И как радовались, пересев в городе с поезда на "Уралы" своих новых мест службы, что вырвались... И как гнусно матерились, когда эти самые "Уралы" завезли нас опять в сосны и песок уже в другом месте.
Правда, колючей проволоки на заборах там почему-то не наблюдалось (видимо, в войсках не расценивают солдат в качестве преступников).
Кажется, даже сосновые иголки посыпались от изъявления такого справедливого негодования служивых...
- Стой! Вот он, бункер! ЗКП наш дорогой! - явно обрадованный благополучным и скорым прибытием старшина спрыгнул с брони радостно озернулся вокруг: - Прийшов кунг? Ага, мля! Проц и Гуля, ко мне! Вылазьте швидше нахер! Онтамо ящик з пид снарядов бачите? За мной тягнить! Э-э-! Тихесенько! Бо ща взорвется!
- Старшина! Давай в бункер! Машины по местам, загнать в окопы и замаскировать. Сержант, организовать составу завтрак по выполнении! Потом - уборка в бункере и на прилегающей территории леса! А то местные повадились тут со своими б*дями шарится! Тары из-под самогонки навалено на объекте! И чтоб я ни одного репаного гандона не видел! Найду, безо всякой резины в*бу! Прапорщик Задериев мне поможет. Развели, понимаешь, малину!
Тут надо сказать, что страшный с виду, черный-пречерный и носатый аки джинн из "Тысячи и одной ночи", азербайджанец-начальник радиотехнической мастерской полка при всей своей устрашающей внешности был удивительно незлым и неплохим парнем.
Однако, приведенная угроза ротного, похоже имела под собой и некую твердую основу.
Как-то прапорщик Задериев положил глаз на полуисправный телевизор в кабинете кепа и, будучи человеком сведущим в электронике, решил его потихоньку приватизировать.
...Узнав на следующее от суточного наряда, что объект его вожделения был в ударном порядке - буквально под его большим носом! - погружен в машину и увезен в неизвестном направлении, стал очень недоволен.
- Кито это биль? Я сипирашиваю, кито это биль, мля нахер?! Ах, началнык шитаба?! А-а-а-а-а... (тут на лицо Задериева ясно легла тень некоего романтического чувства). - Началнык шитаба...- мечтательно повторил он, смакуя имя своего врага - Я его виебу...
Весть о возможном надругательстве над пожилой задницей старого солдата, которого за глаза никто иначе как "деревянным" и не называл (с обязательной ремаркой: "по пояс сверху") быстро облетела весь полк и прочно засела в сознании его обитателей, став притчей во языцех.
- Да, лес летом - это тебе не вонючая казарма или парк! Птички поют, говнецом, правда откуда-то попахивает...
- Вот ты его и пойдешь щас искать и закапывать! Философ, мля! Задрал физдеть! - туповатый сержант по прозвищу Башня (метр в прыжке, кривые волосатые ноги и непропорционально большая голова с огромным шнобелем-стволом. Точнее определения и не подберешь) злобно оскалился, полагая, что сострил.
- Да я те по натуре говорю, говнищем несет! И не из леса! Опа! Из... бункера?! О-о-о... там же наши шакалы сидят! Хорошо сидят, бухла-то немеряно! - поддержал "дембель" Тиша. - Ой, мля! А это шо еще за цирк ?!
Из дверей лесного бункера, неподалеку от которых расположились бойцы, сначала донеслись странные звуки, похожие на всхлипы, а вдогонку за ними - витиеватый набор выражений на командирском языке.
Звуки все приближались и, наконец, стало возможным разобрать слова двух доминирующих голосов:
- Твою мать! Мешки с песком! На спину и на грудь! Строго в северном направлении! Десять кал...кол...ки-илометроов! - взрыкивал басовитый тенор с пьяной решимостью.
- Ну, товарыш капытан, ну як же це... Ну, це ж вобше...Ну...може вин сам, га? - тоненько подвывал ему дискант.
- Марш-бросок, мля! Вперед, нахер! Шо, мля, занычковались?! Шаритэсь?! Думаетэ усю жизнь дурня провалять? Ни-хэ-ра! Нэ выйдэ! - не сдавался пьяный
- Ну, товарыш капытан... Ну, чого имэнно я?! - не уставал гнусавить мелкий голосишко.
Представление обещало быть интересным, и все прислушивавшиеся к звукам внутри бункера приготовились к зрелищу снаружи.
Первым из полуподземного оплота боеспособности страны появился старшина.
Вид его навевал смешанные чувства ужаса и ужасной гордости за мощь отечественного оружия: одетый по форме "не-знаю-какой-номер" (кальсоны с завязками и полосатенький тельник), прапорщик крепко держал в одной руке гранчак (пустой), а в другой почему-то свои штаны.
Штаны он держал несколько на отлете, точно желая не дать им ни единого шанса на соприкосновение с собой.
Вторым номером следовал рядовой Проц, в руках которого имелся термос от 40-литрового продуктового бачка. Проц безостановочно и издавал жалобные звуки, в дуэте с хрипящим тенором прапорщика создающие невообразимую какофонию.
Завершал процессию ротный. При выходе из дверей он спокойно облокотился о косяк и закурил, туманным взглядом наблюдая за дивной парой.
Однако очень вскоре ему это представление наскучило, и, сделав широкий шаг вперед, он одной рукой отстранил с дороги скулящего Проца, а другой развернул старшину, который легко крутнувшись на 180 градусов, сотворил некое подобие фуэте, блестящим финалом какового стали картинно отлетевшие в ближайшие заросли прапорщицкие штаны.
В воздухе запахло свежим говном. Зрители неподалеку отвернули носы.
Капитан твердо взял за руку старшину и поволок за собой в бункер, на ходу обернувшись и пальцем многозначительно указав Процу на дурно пахнущий предмет начальственного гардероба.
Через секунду он выглянул снова, показав небрежным жестом все еще находящемуся в ступоре Процу с железной бадьей на виднеющийся вдали колодец.
Жалобный скулеж, ритмично перемежаемый матюками, возобновился и постепенно нарастал по мере приближения бойца с термосом к опоганенным штанами зарослям...

Эпилог

Долго еще в полку жила легенда о Прачке Проце и Старшине Сранько, получившему сей звучный псевдоним за принятую на грудь неразумную дозу местечкового самогона...
Сам же героический прапорщик не вынес лихой доли и, по возвращении с маневров, все еще не приходя в сознание, тут же вломился в кабинет командира полка и послал его на х*й.
Казалось бы, при чем тут полковник? Об этом история умалчивает. А вот то, что рота осталась без старшины (правда, ненадолго), а армия - без прапорщика - сие есть факт.
Но появление в роте нового старшины - это повод для совсем уже другого рассказа.