Аспирантские байки 2

Вот и верь после этого людям
Говорил о любви при луне ...

Местом, где происходили описываемые ниже события, является все та же студенческо-аспирантская общага одного из ВУЗов города Ленинграда. Были мы тогда молоды, веселы и беззаботны, любили погулять и посмеяться, что ничуть не мешало нам сдавать кандидатские экзамены, проходить аттестации, писать свои, как мы говорили, диссертовины (слово диссертация считалось чересчур пафосным и напыщенным) и в конце концов защищать их.
Как-то раз мой друг и сосед по комнате Генка отправился по высоконаучным делам в публичку, то есть публичную библиотеку. Я же остался на хозяйстве. Главной и единственной задачей моего хозяйствования было приготовить ужин к Генкиному возвращению с тем, чтобы совместно его употребить. Задача сия представлялась мне трудноразрешимой по причине абсолютного отсутствия съедобных ингридиентов как в холодильнике, так и в прочих местах нашей невеликой жилплощади. Денег не было тоже. Причем не просто не было, а совсем не было. Наиболее простой выход из подобного затруднения для меня секретом не был, и по зрелому размышлению я к нему и прибег. Всем конечно понятно, что это операция "Хрусталь" или "Пушнина", как где называли...
И вот, полазив под кроватями и в шкафах, я набил сумку добычей и пошел проводить товарообменную операцию. На первом этаже мне встретилась Маринка, аспирантка с моего курса и моя приятельница. Человек она была очень хороший, добрый и легковерный. Наверное не зря говорится - наивность есть не признак глупости, но чистоты души. В силу этих ее качеств я никогда не шутил с ней сколько-нибудь жестоко, но только по-доброму. На ее вопрос относительно цели моего путешествия с такой здоровенной сумкой я немедленно скорчил унылую рожу и заявил, что поехал домой. Как домой - ахнула Маринка - аттестация же на носу. Мне не пройти - грустно заявил я - первой главы нету и в помине, шеф ни за что не аттестует. А на нашей кафедре, сама знаешь как с защитами. Маринкины глаза наполнились сочувствием, во мне шевельнулась совесть, но быстро затихла под бременем насущных проблем.
Двигаясь к приемному пункту я пытался решить совершенно неразрешимую задачу. Проблема заключалась в следующем. Предполагаемая выручка могла составить около трех рублей, чего безусловно хватило бы на десяток яиц и полкило докторской колбасы. Этот набор вполне обеспечивал приготовление на ужин блюда известного под названием "Полдес по-французски". Но я считал использование "хрустальной" выручки на приобретение исключительно закуски делом неправильным. Как бы это лучше выразиться, не совсем достойным что ли. Ну как Балаганов спрашивал у командора: "Вам не стыдно за краску платить живыми деньгами?" Но выручки больше ни на что не оставалось. Если же купить огненной воды - жрать будет нечего. Как быть? Прямо квадратура круга какая-то.
Так ничего и не решив, я подошел к окошку приемщика посуды и поставил на прилавок все свое богатство. И тут настал момент истины. Я совершил мерзкий, совершенно отвратительный поступок, за который мне до сих пор совершенно не стыдно. Приемщик ошибся! И вместо трех рублей дал мне шесть!!! А я на его промашку не указал, схватил деньги и был таков. И все у меня преотличнейше сложилось. Десяток яиц, полкило колбасы и бутылка водки.
В прекрасном настроении я прибежал домой, сложил добычу в холодильник и уселся писать статью. Сроки поджимали, а с вдохновением у меня всегда было хреновато. Над моим письменным столом всегда висел "Список околонаучных слов, предложений и междометий", состоящий из всяких "в целях споспешествования", "из вышеупомянутого с очевидностью вытекает нижеследующее". (По части методического обеспечения творческого процесса Бендер против меня слабак). Но иногда и этот костыль не помогал.
И вдруг в самый разгар творческого процесса в комнату врывается разъяренная до полной невменяемости фурия и с нечленораздельными воплями вцепляется мне в бороду. Я в полных непонятках пытаюсь ее успокоить и постигнуть причины по выражению кота Бегемота "столь резкого к себе отношения". То, что фурия это Маринка, я понял, а вот про данное ей обещание уехать давно забыл. Маринка наконец отпускает мою многострадальную бороду и, показывая мне на свои уши, заявляет, что их уже совсем не видно. Почему? - глупо спрашиваю я. Потому, что я не успеваю стряхивать с них лапшу, которую ты мне на них развешиваешь - звучит ответ. Оказывается, после встречи со мною она пришла домой и поделилась известием о моем отъезде с соседками. Те, далеко не такие легковерные и добродушные, подняли ее на смех. Решающим аргументом с ее слов было указание более опытных товарок на то, что никто не участвовал и даже не слыхал об отвальной в честь моего отъезда. А так быть не могло.
Горя жаждой мести, Маринка двинулась ко мне. Не заставши через некоторое время сделала еще и еще и еще попытки. Так что, когда я в конце концов оказался на месте, она уже кипела как кастрюлька с водой, в которой варится сгущенка на общежитской кухне. Ну и взрыв не заставил себя ждать.
Посмеиваясь про себя, я долго вилял хвостом и вымаливал прощение. Клятвенно обещал больше никогда, ни за что и ни под каким видом. Приглашал к ужину, обещал весь вечер петь под гитару только ее любимые песенки. В конце концов был прощен и напутствован тирадой относительно технологии исправления горбатых. Дабы не создавать у читающей публики ложного о себе впечатления, признаюсь, что клятвы свои я не сдержал, да и не собирался.
Примерно через неделю, когда осторожность жертвы немножко притухла, я показал Маринке первую попавшуюся студентку с нашего этажа и посоветовал с нею всегда здороваться. О студентке я сказал, что она подружка нашего председателя аспирантского совета, парня с большим гонором и массой тараканов в голове. И чтобы не дай бог его не обидеть, с его подружкой лучше вести себя почтительно. Затем я месяц веселился, наблюдая старательную приветливость Маринки и искреннее недоумение студентки, с которой раскланивается совершенно незнакомая аспирантка. Через месяц меня кто-то продал, а может и заложил бескорыстно. Не все же мне веселиться, бывает, что и надо мной. Вновь я был подвергнут заслуженной трепке.
А "Полдес по-французски" я тогда сготовил. Когда сели за стол и налили по первой, я подождал пока Генка выпьет и заявил ему, что закусывать он собирается ворованным продуктом. Как и ожидалось, Геныч закашлялся, выкатил глаза и сдавленным голосом спросил: "Это как это, ворованным?" Выслушав мои объяснения, он налил по второй, минутку подумал и изрек: "Это не кража, это аванс. До конца аспирантуры далеко, этот приемщик нас еще много раз обсчитает". Это меня успокоило и окончательно примирило с некрасивым моим поступком.