Ст. лейтенант Борович. Здоровый такой мОлодец. И башковитый. Закончил сельхозинститут, в армию пришёл пинжаком. Пригрелся, остался. С таким командиром не грех было послужить. Во всё чудак врубался. От теории сверхпроводимости до автоматических трансмиссий, существовавших в то время только с неправильной стороны ржавеющего железного занавеса. Он был командиром ремроты. Лучше всего разбирался и тяготел к транспорту. Иногда даже одевал комбез и махал ключами. С нами за работой часто болтал о том, о сём. Безоговорочно следуя литературным штампам был строг но очень справедлив.
Контингент у нас пёстрый был. Тупых почти не водилось, а вот педагогически запущенных - скажем политкорректно, - иногда наблюдалось их...невооружённым взглядом. Как-то поехал наш полк на окружные манёвры. Первый день. Клиенты дорогие ещё порвать-поломать ничего не успели. Мы с "летучками" недалеко от палаток штаба тусуемся, на пригорке. А внизу, под скалой, вписывает в поворот свои воды река Урал. Вечером спустились на пляжик малюсенький. Костёр развели, картошку печём. Хлопцы на гитаре тренькают, старые поношенные анекдоты травят. Борович тоже спустился, позади уселся. Народ глубоко дышит. Хорош воздух, свеж. Солнышко уже за косогор прыгать собралось. Лягушки где-то крякают, рыба плещет, комары позванивают. Идиллия. Самый романтический вечер в армии. Сидит народ, лясы чешет. Долго ли, коротко ли, на Василь Иваныча Чапаева перешли. Борович громко смеялся, а потом возьми да скажи, -
-А вы знаете, ребяты, легендарный комдив вот где-то в этих местах и утонул. Так рассказывают.
Олесик, из педагогически запущенных, немного смутился, но переборол робость и спросил:
-Кто, какой комдив, товарищ командир?
-Чапаев, Чапаев, какой-же ещё.
Олесик призадумался. Телега анекдотов продолжала бежать вперёд, но Олесь из неё уже выпал. Ему явно что-то мешало.
-Тащ командир, так это о нём все анекдоты? То есть я хотел сказать, он настоящим был, Василь Иваныч-то?
-Настоящим, самым настоящим!, - отвечал ст.лейтенант.
-И чо случилось с ним? Фашисты убили?
-Да нет же, нет , Олесь. - Чапаев, - он в гражданскую войну воевал, задолго до фашистов. Я ж говорю, утонул он.
-Ну?
-Гну! Ты что, серъёзно, про Чапая не знаешь?
-Ну, анекдоты знаю. Про Анку, про Петьку, про Фурманова ещё.
-Понятненько! А что, бойцы, кто расскажет нам о Чапаеве?
Кто, что знает?
Бойцы что-то помычали себе под нос, потом утихли постепенно, на Борю (Боровича) уставились.
-Ну хорошо, расскажу я!
И повёл командир длинный рассказ. Интересно рассказывал, захватывающе. Кажется, даже лягухи заткнулись в округе. А когда про последний заплыв комдива речь повёл, некоторые совсем опечалились. И Олесь тоже. Костерок притух понемногу, прохлада подступила из темени. Боря встал, потянулся.
-Ну что, бойцы, отбой, вроде. Сегодня пехота в карауле, а завтра мы. Отдыхать, пока работы нет!
Ребятушки стали лениво подниматься, песок отряхивают. Настроены все благодушно. Хорошо посидели. Тихо переговариваясь, неспеша карабкались по склону. И никто не обратил внимание на Олеся, тихо присевшего у воды и всматривающегося в темноту.
Олесь, вообще неплохой парень, но с учебниками в детстве старался не перебарщивать. Родители особенно и не настаивали, считая, что главное - чтоб хорошим человеком был. А что пъёт, - ну так все пъют. Все разговоры с Олесем каким-то неуловимым манером вечно сбивались на "А вот мы с пацанами горилки нажрались, на ставкИ пошли, а там бабы голые....", или "Да я всех у нас в городе знаю, уважение имею, понял?", или "Эхх, косячок забъёшь, на пригорке сядешь, - всё равно как за рулём самолёта летишь". Надо добавить, что выпивка у Олеся была всегда. Где он её доставал, где ховал, - никто не знает, но если наступала тоска на душу и сухо было в арсеналах, - прямая дорога тебе к Олесю. Правда топливо было у него вечно сомнительного вида и качества. Вот и на этот выезд в поле Олесь позаботился о товаре. Прослушал он про Чапаева, затосковал, выпить решил. А мы спали уже, похрапывали себе в палатке, восьмые сны видели. Олесь среди нас помотался, компанию поискал, но так и не нашёл. Вынул запас свой откуда то, вернулся на пляжик и хорошенько так, в полном одиночестве дрябнул.
Нас капитан какой-то чужой разбудил. Из пехоты.
-Эй, орлы, у вас все на месте?
Мы спросонья ревизию провели, - видим, нету Олеся.
-Нету одного, тащ капитан.
-Выходите, искать будем, дозор на пляже вещи нашёл. Как бы не утоп засранец ваш.
Сон как рукой сняло. Оделись быстрее чем по тревоге, вывалились в ночь. Стоим, поёживаемся, что делать, куда идти точно не знаем. Потом пришёл Боря, зверем зыркал.
На пляж спустились. ХэБэшка лежит. Смотрим, точно, его, Олеся одежда. И пузырь рядом, почти пустой, в песок вкопан, аки монумент несостоявшемуся человеческому счастью. Скорлупа от земляных орешков интеллигентно, на газетке "Гудок", разложена.
Кто вверх по течению пошёл, кто вниз. Мы с парочкой бойцов и Боровичем около одежды стоим, что делать решаем.
-Костерок надо развести, - говорит Борович. - И за осветительными рекатками сгонять надо в летучку.
Веток набрали, подпалили, стоим, ждём чего-то, к звукам прислушиваемся. Слышим, как кустарник внизу трещит. А сверху мат доносится. Кто-то во что-то коровье влез. Вдруг со стороны реки всплески послышались. Вроде как гребёт кто-то. Всматриваться стали. Точно, зверь какой-то приближается. Из приматов, кажись. На пляж вышел, качается. Трусы до колен, улыбка до ушей.
- Олесь, ты что-ли? - спрашиваю.
-Я, - гордо звучит в ночи. - Слабак этот ваш Чапай. Я одним махом туда-обратно слетал.
А у сам трясётся от холода, синеет в темноте. Боря сзади тусуется, Олесь его не видит ни фига, куражится. Как увидел, - приумолк.
-Чтож ты делаешь, трихомоноз говнючий? Жить надоело? А если б утоп? Чтоб я мамке твоей говорил?
-Я, тащ командир стопами героев пошёл. Дух свой решил проверить.
-Стопами героев, говоришь, - зашипел Боря, набычился и подобно бетонной глыбе стал надвигаться на Олеся.
Олесь не дурак, решил спасаться и сделав круг по пляжу принялся карабкаться в гору.
-Чапаев раненым был, когда плавал тут. Щас, сучонок, я тебя тоже подраню, для чистоты эксперимента, - танковым дизелем ревел Борович, хватая Олеся за мокрые трусы. В сполохах костерка заблистали Олесевы ягодицы. Я на всякий случай за ними двинул. Они уже наверх выбрались, товарищ старший лейтенант бежит, матерится, трусами размахивает, впереди голый боец бежит, галсы меняет. А навстречу офицер какой-то, датый по самое как надо. Остановился, на бегущих смотрит. И я мимо него пробегаю.
-Эй, чо сучилась? (что случилось?- перевод автора)
-Чапая, говорю, ловим, тащ.....(безуспешно всматриваюсь в погоны)
-Подпконик, - помогает он мне, еле ворочая языком. -Чапая? А он же утонул! Вроде.
-Да не, выжил!
-Чудеса! Чапаев! Василиваныч!,- довольно проворковал офицер, почему то обнял меня, облобызал троекратно и покачиваясь пошёл прежним курсом.

P.S. Боря и Олесь ещё долго бегали, пока у обоих не закончились силы. Олесь потом демонстрировал огромные синяки на ягодицах, но говорил, что не злится. Потому что, если бы Борович костерок не развёл, он, Олесь никогда обратно не доплыл бы. Ориентацию потерял. У Олеся я случайно гостил году в 1994-ом, на его родине, под Ростовом.
Ничего особого. Только запомнилось, что встречные-поперечные называли его Чапаем.