Уважаемый Кадет Биглер. Посетителем, а теперь и почитателем Вашего сайта я стал несколько месяцев назад. К сожалению, моя срочная служба не была богата на какие-то заслуживающие внимания события. Посему предлагаю на Ваш суд эту историю. Это действительно произошло со мной, разве что попытался добавить в рассказ побольше психологизма. Не знаю, насколько удалось - в таком жанре пишу первый раз, а идея возникла только сегодня утром, когда ехал на работу в метро. Буду рад, если смогу внести свой вклад в историю Вашего сайта. В любом случае благодарен.
Творческих успехов Вам!
Автор - ДМБ-92
14/07/04

Все с детства знают пословицу о том, что слово не воробей. В ее исключительной правильности каждый убеждается по-своему. Мне пришлось вникать в мудрость этой нехитрой фразы в начале жаркого лета 1990 года, во время первого близкого знакомства с представителями на то время еще почти братских нам республик Средней Азии. Во вновь сформированной шестой роте тамбовской учебки в едином воинском коллективе слились 180 украинцев, русских, туркменов, узбеков и других национальностей, преимущественно мусульманского происхождения. Что все жили мирно - не скажу, но и войны особой не было. Так, локальные конфликты. Славяне стояли друг за друга горой, силы были примерно равны, и азиаты побаивались сильно нарываться.
В нашем пятом взводе выделялся колоритный туркменский провинциал по фамилии Багшиев (имени, убейте, не помню). Опоясанный добротным жирком, виляя во время бега увесистым задом, он внешне напоминал бурдюк с непотребным веществом. В роте прославился тем, что в исключительно патриотическую строевую песню "Россия, любимая моя" умудрился весьма органично вплести свой национальный мотив. Стуча сапогами по асфальту, он до красноты тужился перекричать весь личный состав и проорать переделанный на свой лад припев: "Как дорога ты для солдата, родной туркменская земля". За луженую глотку старшина определил его даже в ротные запевалы.
...Мой конфликт с Багшиевым произошел в столовой во время обеда. Столы были на отделение в 10 человек, и все старались проскочить в конец, чтобы первыми получить миски от раздатчиков пищи. Стоит ли говорить, что черное воинство устремлялось на эти места подобно орде. Но ведь голод не тетка, и особая деликатность здесь не уместна.
- &... твою мать, - само собой вырвалось у меня в момент борьбы с Багшиевым за место под солнцем.
- Эээ... - угрожающе протянул туркмен и сощурил узкие глаза, глядя на меня словно удав.
Сразу вспомнилось все, что я знал о жестокой мстительности мусульман, особенно когда нехорошо упоминают их близких родственников. Я понял, что дал маху, и серьезных разборок не избежать. Но, как оказалось, туркмен избрал более изощренную месть.
Вечером в "личное время" он подошел ко мне с дружелюбно-иезуитской улыбкой.
- Как тэбя звать?
- Гена, - ответил я.
- Хароший имя, маладец. Вай, у нас в дэрэвне тоже адын мужик бил, Гэна звали. Очень хароший бил. Сам сэбя павэсил, - и Багшиев пальцем, медленно так, провел по моей шее от уха до уха.
Внутри у меня пробежал мерзкий холодок.
- Вай-вай, очень хароший, - еще немного повздыхал туркмен и пошел к своим ежесекундно сыктырящимся землякам.
Ожидая какого-то коварства туркменов, я весь обратился в бдительность. Перед отбоем каждый раз внимательно изучал ситуацию в кубрике, прислушивался ко всему происходящему, старался дождаться, когда все уснут, и только потом позволял себе отдаться сну. Больше всего тяготила неизвестность. Я не боялся сойтись с туркменом в открытом бою - при своей грузности он был не сильнее меня. Мои друзья и земляки были предупреждены, и в случае чего прикрыли бы меня со спины. Вспоминая легенды уже отслуживших товарищей о кровожадности азиатов, я опасался во сне получить нож в ребра или вправду быть повешенным ночью во время наряда где-нибудь в огромной столовой. Так тянулось несколько месяцев. Багшиев регулярно подходил ко мне и все вспоминал уже знакомую до боли историю про повесившегося мужика с таким же именем, как у меня. Болтающийся в петле труп не снился мне ночами только потому, что как таковые сны после муштры в учебке вообще не снятся. Между тем Багшиев становился все более дружелюбным и со временем страхал меня все реже и реже.
Простились мы глубокой осенью. Я в первой партии уехал на деревянный дембель в войска, под Курск, а он еще оставался, и попал потом вроде бы в Ростов. Наши пути разошлись...
С тех пор много песка пересеял ветер в горячих туркменских пустынях, и много воды утекло в могучем Днепре. О Туркмении я теперь слышу в основном в связи с подписанием межгосударственных договоров о поставках нефти и газа. А о Багшиеве нет-нет да и напомнит, мелькнув на телеэкране, так похожая на него боровообразная фигура и профиль великого Туркменбаши. Давно уже за ненадобностью уволены в запас из моего лексикона незаменимые в армии "слова-интернационализмы" и афоризмы. Но до сих пор, когда случайно услышу адресованное кому-то или же безадресное &... твою мать, то порой вспоминается история про мужика, который сам себя повесил, и мерзопакостное ощущение, когда тебе проводят пальцем от уха до уха...