Рассказ второй. Орден Богдана Хмельницкого.
(Продлжение. Начало - http://bigler.ru/story.php?issue=905)

До определенного момента я воспринимал войну как работу - работу тяжелую и грязную. Ее некому, кроме нас, было сделать. И мы ее делали. Кроме того, специфика профессии летчика-истребителя всегда рождает азарт вроде спортивного. Опасный это азарт. Вот так и играли в салочки со смертью...

Я участвовал в боях сравнительно немного. После первой разведки за мной почему-то закрепилась совсем незаслуженная слава талантливого летчика-разведчика. А талантов особых не было. Единственное, что у меня получалось действительно хорошо -- я умел видеть. И Р****, мой комэск и учитель, это всячески использовал. Я долго ходил у него в ведомых, а потом, когда стал старшим летчиком, и позже, командиром звена, всегда ходил в прикрывающей группе. А в основном, летал на разведку - в одиночку или в паре. Тут уж верти головой на все 360 градусов - наблюдай не только за воздухом, но и за землей. У разведчика нет права на такую роскошь, как ввязаться в бой или поштурмовать на обратном пути - драться нужно только когда выхода нет и всегда стараться вывернуться и уйти с пикированием.

Р**** ,принявший к тому времени наш полк, говаривал что лучший летчик-истребитель - это тот кто воевал с полной нагрузкой и сумел при этом выжить. За два года ( до лета 44-го) сменил я 3 самолета и завалил 6 немецких. Два раза сбивали. Заработал офицерские погоны, несколько орденов и еще одно ранение. Похоронили мы за это время 8 ребят из нашей третьей эскадрильи. Еще троих похоронить не удалось.... А я выжил.

К этому времени узнал я судьбу своих родных - из нашей семьи остался я один. В сорок третьем в течение месяца получил я похоронки на трех моих братьев. Позже, весной 44-го я узнал, что родители мои остались в местечке с детдомом для умственно отсталых детей, в котором работали - отец директором, а мама учителем. Все - и дети, и воспитатели были расстреляны.

Вот так повернулась моя жизнь. В прочем, ничего необычного. Надо было летать, фотографировать, стрелять. Это отвлекало от самокопания.

Только воевать я стал несколько по-иному, без никому ненужного рыцарства. И если немец, спасавшийся на парашюте, попадал ко мне в прицел, я без лишних сантиментов жал на гашетку. У кого есть желание - пусть обвинит меня в жестокости. Война - вообще жестокая штука, а в этих обстоятельствах она стала для меня глубоко личным делом.

В начале осени 44-го вызывает меня к себе подполковник Р**** и говорит :

-- Лева, у меня для тебя 2 новости - хорошая и херовая. Начну с хорошей - с сегодняшнего дня тебе присвоено очередное воинское звание, так что поздравляю, товарищ капитан. С этой минуты ты для меня Лев Аронович.

Теперь хреновая новость. С сегодняшнего дня ты - командир второй эскадрильи. Я из тебя сделал летчика, так что будь уж добр, помоги мне вторую из дерьма вытащить. Ты не раз у меня из-под хвоста мессеров выметал, помоги и в этот раз.

Нет ничего хуже, когда командир, да еще с которым ты в дружеских отношениях, не приказывает, а просит. Тут уж отвертеться нельзя. Только остается что идти в штаб и расписываться в книге приказов. Когда расписывался, наш начальник штаба, пожилой как мне тогда казалось, майор, которого мы называли по отчеству - Петрович - посочувствовал мне.

Было чему сочувствовать.Последние несколько месяцев вторая эскадрилья была головной болью Р**** . Командовал ей тогда некто, женатый на дочери влиятельного лица и приехавший в 44-м на фронт за орденами. Летчик он был неплохой, но при этом хам и подлец. Был груб и неуважителен со своими летчиками, кроме того, часто бывал пьян. Не медлили ждать себя и потери. Дошло до небывалого в нашем полку - ушла на задание восьмерка - вернулись четверо. Вот Р**** и принял меры.

Единственная радость - Р**** разрешил взять с собой ведомого. С Андрюхой Карповичем мы уже год как летали в паре. Был он спокоен, невозмутим и абсолютно надежен. Не понимаю только, как он при своих габаритах в кабине помещался - не добрал парень 4 сантиметра до двух метров, весил 103 килограма и производил впечатление увальня. Но были у этого увальня глаза на затылке и великолепная реакция. Отличался он склонностию к карьеризму - два раза увиливал от назначения старшим летчиком, то есть ведущим.

В эскадрилье, которой я начал командовать, собрались неплохие летчики. Просто последние события выбили их из колеи. Такое бывает. Нужна была положительная встряска. Она подвернулась довольно быстро.

Через неделю после вступления в командование вылетели мы на прикрытие переправ через реку Уж в районе Ужгорода. Набрали высоту 14000 футов* и восьмеркой пошли на переправу. В небе ни облачка, видимость великолепная. Благодаря видимости этой мы минут через 25-30 патрулирования усекли на подходе к переправе 2 девятки лаптежников (Юнкерс -87). Эти машины, в 41-м терроризировавшие наши наземные войска, были для нас легкой добычей. А тут еще не сработало что-то у немцев - шли они без прикрытия. Это потом недобитые фрицы будут в своих книжках хвастаться, как они на Ю-87 сбивали наших истребителей**. На самом деле все было не просто не так, а вообще наоборот.

Решение возникло сразу - бьем первую девятку сверху сбоку, а потом на выходе из пикирования атакуем вторую. Это я сейчас рассказываю. А тогда заорал в ларингофон - делай как я - и с полупереворота вниз. Не успел оглянуться, а «лапотник» уже вписался в прицел. Еще чуть-чуть - и жиманул на гашетку. Очередь из всех пяти стволов - и все -- разваливается. А в прицеле - следующий - и опять очередь. И опять удачно. Теперь ручку на себя, дроссель на 57 милиметров и в набор высоты - вижу, все мои орлы за мной. Посмотрел как фрицы, которых мы атаковали - и такого я ни до ни после этого не видел - от девятки фрицев двое остались. Вывалили они бомбы на пустое место и тянут к себе. Причем один очень неплохо дымит.

А вторая девятка, видя это дело, тоже бомбы в поле сбросила и в круг строится. Но немного не успели. Мы еще троих завалили. Потом появились «Яки» и их добили, и «мессеров», которые подтянулись, вымели.. А мы домой пошли - бензин почти вышел. В итоге восьмеркой мы завалили 10 «лаптежников», еще двоих подбили - на них позже подтверждение пришло. Конечно, условия были близкие к идеальным - ни тебе мессеров, ни тебе фоккеров, и преимущество в высоте было - но все равно сердце пело.

Сели - ребят не узнать - от прежних настроений следа не осталось. Доложился начштаба, а он мне:

-- Ты, капитан, не загибаешь, случаем ?.

-- Петрович, - отвечаю, - прикажи пленки быстренько проявить***. Вечером учебный фильм смотреть будем - как «Юнкерсов» правильно валить.
Повернулся и пошел в столовку заправляться. Не успел я вареников навернуть - в столовую вбегает Петрович - с глазами в медный пятак.

-- Левка, - говорит, - командующий фронтом звонил. Он ваш бой видел. Пиши список, кто с тобой был - и вертите, хлопцы, дырочки. Всем «Отечественную войну» 1 степени. А тебе кое-что повыше светит.

На следующий вечер к нам прилетел командующий фронтом генерал-полковник Иван Ефимович Петров. Не очень похож он был на больших генералов. Плотный, чуть сутуловатый, маленькие усы щеточкой, пенсне - ну прямо не генерал, а доцент, который читал мне начерталку в институте.

Поздоровался он с командиром полка, построение отменил - пусть, мол, люди отдыхают, а сам пошел с адъютантом на КП, куда нашу восьмерку и вызвали. Запомнился почему-то его адъютант - капитан лет под 50 - ровесник генерала.

Говорил Петров с нами минут десять - распрашивал о подробностях боя. Видно было что ему, как человеку наземному, было просто любопытно как все это выглядит из кабины самолета. Потом вручил он ребятам ордена Отечественной Войны, дальше обращается ко мне:

-- Капитан Г**** приказом по Четвертому Украинскому фронту за умелое руководство боем вы награждаетесь орденом Богдана Хмельницкого 3 степени...

Тут я вспомнил, как рассказывал мне мой покойный отец - а был он историком по профессии и призванию, о том как по приказу Хмельницкого вырезались под корень целые еврейские местечки, набрался храбрости, и отвечаю:

-- Товарищ генерал-полковник, я не могу принять эту награду.

-- Потрудитесь, капитан, объяснить свои мотивы и настоятельно советую вам быть очень убедительным. В противном случае я сделаю свои выводы, которые вам не понравятся. Во всяком случае орден вы точно не получите.

-- Не за награды воюем, - ответил я.

Я буквально кожей ощутил нарастание генеральского гнева. Вижу, Петров головой кивает, а сам губы кривит - видно это от контузии у него, а Р**** зверскую рожу состроил и кулак мне из-за спины генерала показывает.

Мне ничего не оставалось как выложить генералу все, что я знал об отношении Богдана Хмельницкого к еврейскому народу.

После тяжелой паузы, за время которой я уже попрощался с офицерскими погонами, Петров сказал, обращаясь к своему адъютанту:

-- Семен Мефодьевич, посмотрите, что у нас там еще в портфеле есть.

Адъютант передал генералу орденскую коробочку и спрятал в портфель злополучного «Богдана Хмельницкого». Петров заглянул в коробку и усмехнулся :

-- Надеюсь, к Александру Невскому у еврейского народа претензий нет?

Потом поправил пенсне и добавил:

-- Носи, сынок, орден, заслужил. Я прямоту и принципиальность очень уважаю, но все-таки держи свой язык за зубами, а то и тебе и твоему почтенному отцу несдобровать.

Мне пришлось собраться и объяснить что и моему отцу, и всем моим родным, собственно, уже все равно.

-- Сочувствую вам, - ответил Петров - вижу что эта война стала для вас делом личным. Очень надеюсь, что мы с вами встретимся после победы.

Таким запомнился мне Иван Ефимович Петров - защитник Одессы, Севастополя, Кавказа - человек для меня очень похожий на лермонтовского Максим Максимыча.

Сам понимаешь, от комэска до командующего фронтом дистанция огромная, и говорить, что знал я его, я не могу. Но в недолгом общении с ним чувствовалось умение расположить к себе человека и уважение к собеседнику. Редкая черта для людей с большими звездами на погонах.

Вот так я состоялся как командир эскадрильи. И прокомандовал я своей второй до октября 48-го. Но это уже другая история.
_________________________________________________

* - мой герой воевал на "Аэрокобре", поэтому высота в футах.

** - Дядя Лева имеет в виду мемуары Руделя "Пилот штуки"

*** - На "Аэрокобрах" всех модификаций начиная с 43-го года фотокинопулемет был стандартным оборудованием