От друга Сереги.

Сергей Судаков.

РАКЕТЧИК.

Романтическая дурь, накрепко вбитая в голову беспозвоночными идеологами, сломала не одну молодую жизнь. Надо же было припадку этого
псевдоромантического патриотизма возникнуть именно в тот момент, когда мое образование позволяло мне без труда поступить в любой из самых достойных вузов страны. Препоясавшись портянками и заменив кипу на солдатский треух, я
подался в курсанты. В ходу в то время была частушка:

Если ростом ты не вышел
и умишком не богат,
подавайся в Бирюзовку,
будешь славный ты солдат!

Суровые курсантские будни не способствовали возвышению духа и научным изыскам, поэтому уже к третьему курсу я полностью и окончательно охладел даже к когда-то до самозабвения любимой мною математике. Друзья, Влад Котович и Саша Дохов, да и просто симпатичные мне ребята, такие как Володя Бородин и другие, безо всякого сожаления и тревоги за свое будущее покидали стены этого
мрачного заведения.

В полусне, законсервировав надолго все свои лучшие качества и чувства, мне удалось без особых проблем доползти до окончания этого ненавистного
учреждения и получить свой диплом. Жизнь отлично посмеялась надо мной впоследствии, когда оказалось, что в реальности, ни это ВВУ, ни этот диплом, не давали человеку абсолютно ничего, никаких существенных знаний и навыков.
Хотя, если приглядеться внимательней, строевому шагу и напяливанию противогаза я все-таки обучился.

Самой экзотической фигурой был у нас начальник факультета подполковник Коровин. Начало речи и ее конец он умел связывать между собою самым
удивительным образом. Для примера я приведу вам всего лишь одну его фразу:

"Непосредственно и однозначно, товарищи курсанты, в свете празднования предстоящего праздника годовщины Великой Октябрьской Революции, к параду все должны быть начищены и готовы, на левом фланге, товарищ Казак, с тренировками
на плацу, перед прохождением, лучше бы разучить вот эту песню, я слышал как вы ее пели, молодцы, и еще одну-две, факультет должен показать себя отлично, на тренировках чтобы без происшествий, а то прошлый раз Дохов в забор выстрелил из ракетницы, а если бы в сержанта Миронова? Я знаю про вашу бытовку, кто там шинели обрезает выше голенищ, и у вас, товарищ курсант ремень на поясе... Если в актовый зал будут собираться как в прошлый раз, то придется тренироваться... Майор Казак, у меня все, продолжайте инструктаж".

Таких фраз у него было много. Они очень помогали мне и вдохновляли.

К выпуску я уже был готовым и злостным ракетчиком, хотя о ракетах по сей день не имею ни малейшего представления. Так, какие-то несущественные обрывки знаний, хлам. Больше всего знаний мной было почерпнуто из самого глубоко
секретного курса 1111, мы его так и называли 1111 формул. В черный, зашторенный наглухо зал аудитории, вбегал бодрый полковник и, не мешкая,
начинал быстро чертить на доске странные формулы, приговаривая при этом непонятные слова, как-то: алгоритм, дальность, высота, но к каким местам этих формул эти слова относились, не знал никто. Я поначалу сдуру пытался за этим полковником записывать, потом все понял, и спокойно проспал до конца курса на его шебутных лекциях. Режим секретности я соблюл свято. Враги под пытками не
выведает у меня ни одной формулы из этого курса.

Одной из тайн училища было присутствие в его стенах известного по тем временам физика, МГД-генераторщика, член-корра АН СССР Игоря Михайловича Кирко, который на своих лекциях старался увязать свои знания с нашими возможностями, что получалось плохо и сумбурно.

По распределении я попал в Красноярск. Там было много ракет. Очень много. Было много и ракетчиков, и я был среди них. Там впервые вблизи я увидел саму ракету. Она оказалась длинная и зеленая. Также впервые там я увидел деньги в
виде офицерской получки, на которые приобрел стереопроигрыватель "Вега 002".
Под грохочущие на все общежитие марши из моих колонок, мы по утрам чистили свои сапоги. Между поездками с получки в Красноярск, мы пили водку из поселка "13 Борцов" из мутных, но граненых стаканов, заедали икрой из баклажан с черствой коркой изъеденного тараканами хлеба, перезанимали друг у друга деньги, и с опухшими на утро рожами, наодеколонившиеся "Шипром", мрачно становились в строй на общих построениях. Были и танцы, и кино.

Была и боевая готовность. На боевых дежурствах личный состав дежурных боевых смен пуска отходил от пьянок и от семейных разборок. Да, да, среди нас были и семейные. Но они как бы были из другого мира и мы о них практически ничего не
знали, да и, честно говоря, не интересовали нас они, эти женатики. "Романтика" наших будней никак не соответствовала в наших представлениях возвышенным чувствам и нежным отношениям.

Я не стал дожидаться перестройки и пенсии. Не плача и не стеная, я покинул гостеприимные стены этого душевного монастыря, под кодовым названием "Армия".
Кесарю кесарево. Воистину так. С чистой совестью и с огромным, непередаваемым облегчением.

Теперь при слове "романтика" я невольно вздрагиваю. Потому что есть опыт. Потому что не только армия, но и целина, и БАМ, усеяны миллионами изломанных судеб и жизней наивных и доверчивых людей, потому что нет более омерзительной лжи, чем эта розовая ложь во благо. Но наши "литераторы" по-прежнему упиваются романтизацией кровавых разборок в горячих точках, а особенно, романтизацией уголовной жизни и, соответственно, романтизацией службы в органах правопорядка и спецподразделений. И вновь, искалеченные судьбы, сломанные жизни, коих не счесть и... чистая и спокойная совесть упитанных
лжецов.

Ржавое колесо с оглушительным и невыносимым скрежетом медленно, но верно, вновь начинает свой чудовищный разбег в никуда...