А это и не история. Так, наблюдение из жизни.
Зима 1986-го года, ГСВГ, st.Alteslager.

С наступлением зимы нам выдали рукавицы. Трехпалые такие, коричневые. Нулёвые. Вещь хорошая. Рукавицы сразу стали исчезать. Куда? Я не знаю. Есть подозрение о "южном" следе. А что? В аул свой на дембель привезти кроме гэдээровского пледа еще и десяток рукавиц. Чем плохо?
Методов борьбы с эпидемией было много, но все было тщетно.
Старшина моей батареи ст.прапорщик[фамилии не помню уже] применил "радикальный черный цвет".
К рукавицам он пришил беленькие веревочки. Ну, как в детском садике. Беленькие веревочки издали чем-то были похожи на белые шарфики одесских джентельменов из КВН.Теперь батарея выглядела стильно, но странно. Комбат особо не возражал, хотя и хмурился. Чувствовал что-то.
А пропажи рукавиц резко сократились. А как же. Оно же понятно: боец на ночь рукавицы намертво найтовал к телу, попробуй отбери теперь тихонько. Никак. Конечно, когда боец шлепал в шлепанцах в туалет ночью, в кальсонах и с рукавицами на поясе, то это смотрелось.
Любопытно выглядели и деды, особенно грозный чечен-сержант Болтукаев. Болтукаев догадывался, что с веревочкой на пэша он как-то не очень, да и зёмы обидное что-то говорили, и от всего этого дрючил нас еще злее. С веревочками мы почти перезимовали, как ни странно. А что?
Если глобальное построение, то под шинелью и не видно. А так... Кому какое дело?
Старшина своей рацухой страшно гордился. Мы даже на стрельбы с веревочками ездили! За зиму веревочки замусолились и преобрели унылый вид, но и весна уже скоро. Но.
Но однажды шли мы из столовой и вяло пели песню "Про шинель". Рукавицы весело мельтешили в такт.
А комбриг шел по своим делам. Посреди плаца мы и встретились. Прошагав строевым и гаркнув положенное, мы пошли себе дальше. А комбриг остался стоять. Ну,cила изумления была слишком велика.
Очнувшись, комбриг потрусил за нами. Как же он дрючил старшину... Как он дрючил комбата - а тот же чувствовал, что так все и кончится. А потом снова старшину... А потом комбат старшину... Старшина от услышанного молчал два дня. Веревочки мы посрезали. А пропадать рукавицы перестали: вид у них уже был нетоварный.
Кстати, за пропажу рукавиц с нас исправно высчитывали марки. Правда, это же не за сломанный штык-нож, который, кидая в дуб, сломал молдаван Апостолакис... Но это уже из другой оперы.