Очень трудно говорить о своих переживаниях другим людям. Еще труднее сказать об этом, удержавшись и от патетики и от пошлости. Честно. Еще труднее, когда ты говоришь об этом, и видишь или чувствуешь в собеседнике ехидство, желание посмеяться, откровенное грубость или хамство - во много раз труднее.

Но все же, если вдруг ты почувствуешь в собеседнике малую толику участия, сопереживания тебе, когда, кажется, он проживает с тобою все то, что вновь проживаешь ты - на душе становится теплее, и к сердцу собеседника протягивается ниточка духовного родства, которую не разорвать ни расстояниями, ни годами...
И ради этого стоит говорить.
Наверное, поэтому я и пытаюсь.

Гренландский антициклон, прорвавшийся далеко на юг запорошил южную Европу, слегка зацепил Крым, и, теряя накопленную влагу, укрыв редким в этих местах снегом Босфор, понесся дальше и дальше, срывая с верхушек поднятых им самим волн пену, неся ее водяной пылью по Эгейскому, все южнее и южнее, к берегам Египта.

Пароход не хотел идти. Хоть обычно путь домой казался более коротким, что там, всего-то «день простоять, да полночи продержаться», и вот уже на экран радара, сначала кусочком, а потом все больше и больше заполняя зеленоватую темноту, будет вползать вожделенный берег родного полуострова.
Только не в этот раз. Видимо, устают не только люди, но и железо; тяжелое корабельное железо с трудом продиралось сквозь порывы ветра, гулко входя в волну каждые несколько минут. Ветер и усталость техники задерживали возвращение, и ясно было, что к Городу они подойдут к вечеру.
Оперативный флота вызвал на связь, когда ощутимо темнело. Доброжелательно поинтересовался, все ли в порядке, нужны ли буксиры для швартовки, и лишь в конце спросил, почему так медленно шли.
Буксиры не нужны. Медленно - все время встречный ветер. Как погода.
На удивление, погода в базе была штилевая. В это не поверилось после недели непрерывных штормов от самой Сирии. Да-да, ветер 1-2 метра в секунду, море - штиль.
Странно.
Но когда пароход тяжело повернул на херсонесский створ, и вдруг удивленно качнувшись в последний раз, пошел в полной тишине по лишь слегка рябящейся воде, наступило наконец какое-то странное облегчение. Казалось, что вместе с чрезмерным напряжением машин, в последние четверо суток натужно боровшихся с ветром и в Эгейском, и на подходе к Дарданеллам, когда даже не удалось встать на якорь из-за ветра, и в Босфоре, и в Черном море - отпустившим вдруг, отпустила и напряженность последних суток.
Теперь все должно быть хорошо. Теперь все будет хорошо.
Надо подготовиться к приходу.
В каюте привычно побрился холодной водой. Новое лезвие. Как всегда, поцарапался. Теперь на вороте рубашки будут бурые пятна.
Это ничего. Все будет хорошо.
Сигнальный доложил об опознавании с Херсонесским маяком.
Посидеть спокойно в каюте. Покурить. Осталась швартовка. Механик божился, что машины не подведут.
Жена, конечно, не придет.
Она знает, что в день прихода не до нее.
Давно уже сказал, что день прихода и день ухода - не ее. Они - корабля и людей. Не ее и не мои.
Да и время - девятый час.
Если чьи-то жены на причале, наверное, сошли с ума от этой задержки...
Старпом с мостика - добро на вход. Пора.
На константиновском - зеленый-белый-зеленый - «заходи, брат, заходи». Захожу.
Пустая бухта в странной после шторма тишине, машины застопорены. По инерции вползти под «второй горбатый» - кран на причале.
Машины враздрай. Машины назад. Пошли. Стоп. Вперед самый малый.
До стенки 10.
Подан бросательный. Проводник. Основной. Машины стоп. Пришли.
Снег. Снежные сугробы по всей причальной стенке, с кое-где прочищенными тропками.... Оглушительная тишина, сменившая эхо команд и докладов с бака и юта.
Но всего на несколько секунд, потому что со стенки вдруг послышались женские и детские голоса.... Все-таки пришли, и все-таки дождались... Жены. Дети.
Голоса, подзабытые за семь с половиной месяцев, и звучавшие лишь в сознании, когда читаешь письмо...
Трап.
Два зам комбрига - строевой и политический. Встретить. Доложить.
Комбриг в море.
Построить экипаж.
Благодарят.
А-а-а -..как всегда. Пока вы там находились, мы, здесь.... Одно и то же в который уже раз.
Отпустить экипаж.
Офицеров собрать. Что им еще нужно??? Все хотят домой, к женам. Женщины и дети мерзнут на пирсе... Ладно. Офицеров - ко мне в каюту. Старпом, потихоньку, встречающих - на корабль. Пусть погреются.
Ну, долго они будут... задачи... воинская дисциплина... борьба с неуставными отношениями... ЛЮДИ ХОТЯТ ДОМОЙ!!! ОНИ НЕ ВИДЕЛИ СВОИХ СЕМЬ МЕСЯЦЕВ!!!
Дошло, вроде. Хоть и молчал.
Командиру завтра в восемь тридцать - доклад по итогам боевой. С корабля не сходить.
Не понял. Первый сход - всегда командира. Они что... Так точно.
Проводил.
Старпом, кто по кораблю сегодня? Тарасенко. Хорошо.
Ты график схода составил? Отлично. Во изменение. Всем добро на сход. На борту остаюсь я и дежурный по кораблю. Вопросы?
Нет, завтра по плану, как обычно.
....
Сошли. С шумом, смехом, со своими любимыми....
У них всех впереди ночь. У меня тоже.
И все же хорошо, что можно доверять своему экипажу. Не подведут. Сегодня - не подведут.
Поверка. Подъем завтра в семь... довольны... Отбой.
Дежурного. Игорь, проверь, чтоб все были в койках. Доложишь.
...
Все спят? У тебя кто по низам? Буди. Давай его сюда. Нормально все, выспится завтра.
Касым, я что тебя поднял.. я дежурного отправлю по делам в город. Справишься?... Ну, давай. С дозорным по переменке постоянно по кораблю ходить. И чтоб никаких ночных подвигов. Всем спать. Иди.
Игорь, быстро - форма одежды, вот тебе десятка, такси, - твою жену и мою жену - на корабль. За час справишься?
....как долго тянется этот час....
Как он тянется....
Рубка дежурного! Касым, подними котельного, пусть пароход протопит, да воду горячую в магистраль...Доложишь мне.
Здорово все-таки, что есть ванна... пошла горячая. Наберем побольше....
Как долго тянется...
Приехали.
Еще не зная, каким-то неизведанным чувством - приехали. Каблучки по линолеуму командирского коридора...
Встать. Открыть дверь.
Это ты....
И посмотреть в глаза... И
Секунду.
Игорь, в пять ноль ноль - проводишь.
Хорошо.
И снова - в глаза.
И неважно, что она говорит, это неважно.
Просто смотреть и смотреть на эту красивую и слегка чужую женщину, о которой думал все эти месяцы, чей запах вспоминал в ночном мучении..
А она пусть говорит.
Знаю, она потом будет обижаться «почему ты спрашиваешь, ведь я тебе рассказывала», но это потом.
Зачем объяснять сейчас, что в эти минуты нет смысла слов, есть только интонации, есть только узнавание, есть поиски чего-то незнакомого, что могло появиться за эти месяцы, и что пытаешься уловить, и не чувствуешь, и радуешься этому....
Шампанское. Напиток прощаний и встреч...
Да..
Еще по бокалу...
И снова вглядываясь, в движения, повороты головы, мягкие взмахи рук... Птица, моя большая птица, ты опять прилетела.. Так и хочется обнять, прижать к груди, просто чтобы чувствовать лихорадочные стуки сердца, видеть краешком глаза ресницы и ощущать легкое дыхание у плеча..
Согреть...
Тебе было холодно, птица?
Мы снова вместе, и я согрею....
Нам вместе тепло, да?
Третий час ночи.
У нас еще есть время...
И снова и снова слушать о том, как они были вдвоем с сыном эти месяцы, и снова и снова - уже воспринимая слова как слова и, вставляя иногда свои, слушать, слушать и слушать...
И прижимать к груди, с той необъяснимой нежностью, которую и самому понять кажется невозможно...
Как объяснить, как высказать то, что где-то в сердце копилось все это время, все эти дни...
Я здесь.
Мы вместе.
Мы все сможем.
Мы все сумеем.
Все будет хорошо.
Ты веришь?
Тоненько пропиликал будильник.
Половина пятого.
Надо собираться.
Начинается новый день.
И уже не повторится эта ночь, с ее волшебством, с ее сказкой.
Пора...
Стук в дверь. Пора.
До вечера.
Вечером придут друзья, и мы будем пить, есть, смеяться, говорить наперебой, и петь песни, и шутить.
Но
Когда мы будем встречаться взглядами, в них будет жить эта ночь....
До вечера.