ЛЮБОФЬ И ВАЛЕРА БОБЁР.

Служил себе солдатик один. Звали его Валера Бобёр, а в прошлом он был студентом политеха. Харьковского. Посидел в альма-матер два годика, умных слов нахватался и призвался. Аккурат, значить, в погранцы. Мужичонка был талантливым, спорым на мысли и лёгким на руку. А потому, Родина решила оставить его прямо в стенах учебки и всячески обласкать. Воспользовался Валерка ласками и стал позволять себе инакомыслие различное. То дембелю в скворечник накатит, то сотню крыс наловит и в казарме с рассветом выпустит, то занятия связистам собьёт, частоту засрамши. Продолжать можно долго, потому как долго его развлечения в казенном доме терпели. Однако, всему приходит конец.

Потому что влюбился Валерка в Оленьку. И так, и эдак знаки внимания оказывает, то стих ей сочинит, то в кино сходить предложит и вроде бы, гладко шло дело, пока он, ради Оленьки, в самоход не пошёл. И там был отловлен Ольгиным родителем, который (ах, судьба) начальником учебки оказался. Для начала был отправлен на гауптическую вахту для профилактических работ по очистке головной коробки, а затем призван к Самому в кабинеты. А Сам кипел тогда шибко. Даже на приветствие не ответил. Сам лишь каблучком в паркет стукнул и говорит,
-Ещё раз с Ольгой увижу, угодишь в Забайкалье. Оно большое, примут с радостью.

Умный пацан, Валерка. Чертежи читает, на программируемом калькуляторе запросто клацает, а фишку не просёк.

Обманул начальник. В Забайкалье прапорщик Устюгов уехал, за хронические пьянки и безалаберность на службе. А студент, спустя немного дней отвалил в неизвестном направлении на Украину. И стал где-то там, в горах карпатских, генераторами заставскими заведовать. Сам-то во Львове сидел, а как что-то случается, - садют его на «козлика», и приказания дают.
-Починяй!

И чинил он, чинил. И дочинил бы до сладкого дембеля, да только пришла как-то раз Оленька к Самому и говорит,
-А знаете ли, папаша, дочка-то ваша - в залёте. Уж третий месяц как.
-Вон!!! - заорал папаша и слёг в госпиталь в полнейшем смятении чувств.

В учебке всем сказали, что в командировке он, в Москве, али в Питере.
А он лечился, да кричал целыми днями:
-Ах студент, ах сукин сын, ах альма-матер, ебитвоюмать! Ну, харчок, ну стервец, попрыгаешь ты у меня, я тебе кокушки ликвидирую!!!

В общем, злился он, злился. На Валерку злился, на Ольгу, на жену с тёщей и тестем. Из госпиталя - прямо на службу, домой ни ногой. С дочкой словом не обмолвился. Изредка звонил домой
-Ну что? - спрашивал
-Плачет! - говорила жена
-Пусть плачет! - говорил Сам и вынашивал планы мести.

Ну, а чтоб тушканчика кастрировать - надо тушканчика поймать. И стал Сам рычагами двигать, костьми скрипеть, да в телефоны разговаривать. В общем, Валерку назад требует.

А Валерка уже спецом заслыл. Требуемой персоной стал. Со всеми команчами перезнакомился, со всеми зампотехами-дУшками заставскими, со всеми старшинами и замбоями. В общем, хоть и не по уставу это, и офицерскому кодексу противоречит, а свою рюмашку завсегда получал. Да так, что обратно с почестями провожали, полулёжа (а может, врёт).
И стали Валерку прикрывать, по горам нарочно гонять, чтоб до Львова он не добрался и назначение не получил. Но, сколь верёвочке не виться, а однажды, обнаружил себя старший сержант в столь знакомом кабинете с паркетным полом.

Начальник за столом сидел, личное дело Валеркино листал. Про родителей читал, социальный статус семейства заценивал.
-Ну что, боец, будем за поступки свои отвечать?
-Дык!
-Любишь Ольгу?
-Дык!
-Молчи, старший сержант! Сколько тебе осталось?
-Шестьдесят дней!
-Посидишь у меня, в штабе. Уйдёшь в нулевой. Переедешь сюда. Перевод в институт оформим. Дочь тебе вручаю. Чтоб холил и лелеял! Всё ясно?
-Дык!
Сам нажал кнопочку на столе и гаркнул в сторону двери:
-Засовывай!

Тяжёлая дверь открылась и в кабинет зашла Ольга. С красным заплаканным лицом, размазанными тенями, и уже пузатым брюшком.
-Любовь вам, да этот......совет, - с трудом припомнил поговорку начальник и указал жестом на Валерку.
Ольга ойкнула, на стуле осела.
.
.
.
-Не рада, что ли?
-Не он это! Не он отец ребёнка - глухо ответила дочь.
-Не понял, - почти пропищал начальник.
-Устюгова это малыш. Прапорщика Устюгова. Которого ты в Забайкалье сослал.

В кабинете, да и во всей учебке повисла гнетущая тишина. Спустя десять минут начальник сказал:
-Не пущу за прапора. Сами воспитывать будем. Сами.
-А ты....., - сказал он Валерке, - пропиздишься - насильно родственником сделаю.

И дослуживал Валерка в штабе. Как сыр в масле катался, да хулиганства затевал. В нулевой ушёл, однако, как обещано. И рад был несказанно, что из родного Политеха переводиться не придётся. А любовь? Что любовь? Завяли помидоры! Дюже разнесло девку по ходу.