Я читаю истории с этого сайта уже несколько лет и давно собирался закинуть сюда собственную, но как-то руки не доходили. История эта, произошедшая весьма давно, записана "со слов" и потому прошу прощения за возможные неточности. Так же прошу не бить за неточности в технических подробностях.

ТИХО, ТЕМНО, СТРАШНО, И МЫ ИДЕМ

Военный Комендант Палдиски пил. С вечера. За годы службы привыкший к динамичной русской ебле, он в компании литра коньяка готовился к медленному эстонскому сексу. Утром он должен был проснуться в совершенно пустом порту, принадлежащем теперь уже самостийной Эстонии. Нет, никаких учений, ядерных взрывов или террористов не предвиделось. Жирного "кабана" Военному Коменданту готовили его любимые сослуживцы.

С вечера все еще было в порядке, корабли крупнейшей базы Балтфлота стояли, где им и положено было стоять. Офицерский состав тоже находился на положенных местах, но, что характерно, находился он в совершенно трезвом виде, кроме, пожалуй, мичмана Н. на крейсере "****". Впрочем, пили офицеры всю предыдущую неделю, под литры обсуждая, чем им, их семьям, флоту грозит отделение Эстонии. Практики "разводов по-славянски с дележом мятых перин и сковородок" тогда еще не было. От скупых эстонцев славянской щедрости ждать не приходилось, и будущее рисовалось офицерам в самом странном, явно не входящим в радужный спектр, свете. В Эстонии оставаться не хотел никто, но нужен был "крайний", и им, не спрашивая, назначили Военного Коменданта, выделив в качестве моральной компенсации и дружеской поддержки ящик коньяка.

И вот под самостийную эстонскую водку с независимой и гордой балтийской килечкой в умы офицеров прокрался хитрый и коварный план. Впрочем, хитрым он мог показаться только эстонцу, в силу того, что отличался прямотой и простотой, характерной для умов и кортиков моряков.

Нависнув над используемой в качестве скатерти картой мира, принадлежащей одному из офицерских детей, мореманы долго изучали береговую линию Балтики, но из оставшихся там русских пристанищ нашли только Калининград и Ленинград. Измеряя школьной линейкой и прикидывая "на глаз", путем открытого голосования, пришли к выводу, что Ленинград ближе. Это же подтвердил и ребенок-школьник, имевший по географии твердую пятерку и крутившийся в это время вокруг стола.

После измерений и прикидок возник другой вопрос: как в этот самый Ленинград попасть? Эвакуация офицерского состава базы на поезде могла вызвать вопросы и подозрения о начале военных действий со "взрослыми" бомбежками даже у флегматичных эстонцев. Поэтому решено было идти морем.

- Пешком? - спросил в хлам пьяный мичман Н.
- Идиот! На кораблях! - ответил ничуть не более трезвый кап-лей Д.
- А где мы их возьмем? - Н. отказывался хоть что-то понимать в силу серьезного заслона в виде уже выпитого литра.
- В порту! Слава богу, кораблей там хватает! - видимо, Д. смог как-то преодолеть серьезное фортификационное сооружение зеленого змия.
- Так мы на наших пойдем? - удивился Н.

На том и порешили.

Военного Коменданта посвятили в план последним, обозначив его незавидную позицию в этой "хитрейшей" комбинации как "надеяться нам больше не на кого". Осознав эту позицию, наш герой представил и последующую позу, в какую его поставят горячие эстонские парни, и решил притвориться пьяным. Сослуживцы, понимая свою вину, постарались сделать так, чтобы актерская игра Военного Коменданта была максимально зажигательной и естественной. Именно поэтому он и пил.

****

Пока Военный Комендант приводил себя в состояние, подходящее для общения с эстонцами, в порту, стараясь выглядеть естественно и непринужденно, вели подготовку к походу, загружая на корабли имущество базы, личный скарб, матросов, себя любимых, непротрезвевших товарищей...

Кап-лей Д. вел разъяснительную работу со своими матросами.
- Старайтесь вести себя прилично, представьте, что это рядовые учения, спокойно, без нервов...

Впрочем, матросам все было пофигу. Они, будучи срочниками, не оставляли в Эстонии ничего важного и понимали, что в любом случае их вернут на родину, даже если они этого не захотят. Гордая и независимая прибалтийская республика мечтала наложить лапу на корабли и прочее флотское имущество, в которое матрос-срочник явно не входил. Однако, как и ненужный хлам, кормить их Эстония не собиралась, а также платить хоть какие-нибудь деньги для самостоятельного прокорма. Переходить на подножное питание матросы не хотели, к тому же, предвкушая веселый бардак в Ленинграде, они надеялись и сами изрядно повеселиться в культурном центре разваливающейся на глазах страны.

Пока кап-лей Д. метался по крейсеру, выполняя свои обязанности, раздавая пендели и получая оные, все еще пьяный мичман Н. времени не терял. Узнав, что Д. собирается порадовать своих ленинградских друзей какими-то эстонскими бальзамами, Н., представляя, где спрятан заветный ящик, добрался до него, да так рядом с ним и остался. Упорно отказываясь трезветь и верить в происходящее, Н. манкировал обязанностями и обсуждал с бутылкой свое будущее, с каждым глотком казавшееся все более и более мрачным.

- Трибунал, не меньше, - горевал Н. - Интересно, а сколько дадут за такую крупную кражу?..

Да, в Палдиски полным ходом совершалась крупнейшая кража в истории.

****

Мичман Н. проснулся в каюте кап-лея Д., рядом с изрядно прореженным ящиком бальзама. Сам Д. в каюте не появлялся, трезвый и занятый обсуждением с другими достойными офицерами того, что их ждет по прибытии в Питер. К тому же Д. искренне, но несколько наивно полагал, что и мичман Н. находится в положенном месте и занимается своими обязанностями в БЧ.

Похмелившись все тем же бальзамом, мичман Н. полез на палубу, сам не зная зачем: то ли проветриться, то ли поблевать с борта, выражая этим свою позицию к идеям сослуживцев. Выбравшись наверх, Н. обнаружил, что крейсер с приличной скоростью куда-то чешет в кромешной тьме. Впрочем, кромешной она была только до определенного места, откуда начинались какие-то огни. Приглядевшись, Н. опознал Таллин. "Таллин проходим", - флегматично отметил мичман, оглядываясь в поисках того, кто бы ему пояснил, куда это они так резво идут. На беду Н. в это время мимо пробегал Д., спешащий куда-то по своим кап-лейским делам.

- А ТЫ что здесь делаешь?! - возмутился Д., опознав в слонявшейся вдоль борта фигуре старого друга Н.
- Провожу разведку обстановки, - немедленно отозвался Н., стараясь дышать в сторону и через раз. Тем не менее кап-лей, подойдя ближе, опознал запах своего честно заныканного для ленинградских друзей бальзама.
- Где взял?! - взревел Д., уже догадываясь - где.
- Купил... - мичман Н. против воли вытянулся по струнке.
- Ты-ы-ы-ы?! Купи-и-и-ил?! Да ты не просыхал!!!

От мордобития Н. спасло только то, что Д. неожиданно вспомнил о своих кап-лейских делах и, прошипев: "потом я с тобой поговорю", умчался.

Н. снова устремил взгляд на проплывающие мимо огни Таллина. "Допился я, что ли?" - удивленно подумал он, понимая, что Таллина на траверзе быть не должно.

Когда Д. пробегал тем же маршрутом обратно, то снова увидел на палубе Н., изумленно пялившегося в сторону берега.
- И что ты там надеешься разглядеть? - спросил Д., решивший оставить разбор полетов на более позднее и спокойное время.
- Таллин, - Н. ткнул пальцем в сторону берега.
- Ну?
- Куда мы идем?
- Как куда?! В Питер, как и было решено на офицерском собрании!
- А что говорит Таллин? И, главное, что говорим ему МЫ?!
- Таллин запрашивает, а мы молчим, - Д. пожал плечами. - Что мы ему сказать можем в такой ситуации? "Гуд бай, беби, мне было хорошо с тобой"?
Н. потрясенно вытаращился на кап-лея, а тот, махнув рукой и досадливо выматерившись, ушел. В голове Н., слегка прояснившейся на холодном балтийском ветерке, остекленело застыла только одна мысль: "Что с нами будет?!" А тут он вспомнил еще и о Хельсинках, так же изумленно наблюдавших за молчаливым походом флота. Подсчитав на пальцах, что в случае чего он все равно не доплывет ни до Эстонии, ни до Финляндии, Н. горестно вздохнул и решил вернуться к уже почти родному ящику кап-лейского бальзама.

****

Пока мичман Н. при посредничестве и ходатайстве эстонского бальзама пытался сменить свое официальное звание на не менее гордое, но неофициальное звание "недвижимого флотского имущества", старшие офицеры флагмана решали, что делать дальше. Эйфория и мандраж от сознания величины кражи уже спали и, учитывая опыт изрядно перенервничавшего и обогатившего лексикон мореманов несколькими интересными идиомами Таллина, надо было определиться, кто и что будет говорить Кронштадту. То, что этой морской крепости надо хотя бы "здрастье" сказать, не подвергалось сомнению. Выработка решения по данному вопросу затягивалась.

- Так, Выборг нас уже точно видит, - сообщил капитан флагмана, когда ему в очередной раз доложили о местонахождении сводной банды Балтфлота. - Ну, товарищи офицеры, надо решать.
- Мы флагман, нам и объяснять, ЧТО они видят, - вздохнул старпом.

Капитан понимал это, наверное, лучше своих офицеров, но также он понимал и то, что сейчас ему и отольются слезы Военного Коменданта. Быть "крайним" страшно не хотелось.

- Вот ты с ними и поговори, а я пойду... карты посмотрю, - объявил капитан обалдевшему старпому и решительно направился в свою каюту, где его ждала бутылочка коньяка. Быть трезвым по прибытии в Кронштадт он явно не собирался.

Старпом оглядел оставшихся офицеров, выискивая взглядом на кого бы свалить ответственность.
- Ты, - он ткнул пальцем в неосторожно умно выглядящего кап-два, - вот ты с Кронштадтом и поговоришь.
Старпом ушел, а кап-два оглядел оставшихся...

Когда кап-лея Д. вызвали на связь и сообщили, что ему вот прямо сейчас объяснять Кронштадту кто, куда и зачем идет, Д. несколько прихренел.
- А где остальные офицеры? - поинтересовался Д. у оставшегося на связи матросика. - Почему это я должен с Кронштадтом разговаривать?
- Нету больше никого, - матросик весело посмотрел на удивленного и несколько озадаченного кап-лея. - Ушли.

Д. понял, что его-то и сделали крайним. Почесав в затылке, он вздохнул и решил все-таки принять стакан перед связью, благо времени, особенно, если задуманное провернуть бегом, хватало.

Домчавшись до своей каюты, Д. вломился в помещение и застыл в позе, идеально подходящей для ваяния скульптуры "Капитан-лейтенант Балтфлота в состоянии крайнего охуения". К сожалению ваятеля, оценившего бы всю экспрессивность и тонкость позы Д., рядом не оказалось, потому, придя в себя, кап-лей вышел из неподвижности и с размаху залепил мирно спящему на койке мичману Н. кулаком в глаз. Пустая бутылка из-под бальзама со стуком вывалилась из объятий Н. на пол, а сам мичман впечатался в стену.
- Ты что?! - завопил Н., стараясь прикрыть голову от последующих карательных мер Д.
- ТЫ!!! ВЫПИЛ!!! ПОЛОВИНУ!!! ЯЩИКА!!! МОЕГО!!! БАЛЬЗАМА!!! И!!! СПРАШИВАЕШЬ?!! - реву оскорбленного в лучших чувствах Д. внимала половина крейсера. - Я!!! ТЕБЯ!!! УТОПЛЮ!!! СЕЙЧАС ЖЕ!!!

Мичман Н. пытался защитить себя если не физически, то хотя бы морально, но, похожий на укушенного крокодилом гиппопотама, Д. не желал слышать никаких оправданий, находясь перед неоспоримым фактом наличия в каюте пустой тары из-под припасенного в Палдиски бальзама.

Разборки между Н. и Д. продолжались достаточное время, чтобы банда грабителей из Эстонии подошла к Кронштадту вплотную. Остальные корабли слушали эфир, но сообщения от флагмана не дождались по той простой причине, что матросик на связи не дождался назначенного "крайним" кап-лея Д., а сам срочник брать на себя ответственность честно отказался.

****

В Кронштадте дежурный с изумлением смотрел на экран локатора, где одна за другой возникали отметки кораблей.
- Слушай, - обратился дежурный к помощнику, отставляя в сторону стакан с чаем, - ты тоже ЭТО видишь? - Помощник молча кивнул. - Проверь график учений.

Помощник проверил. Учений не намечалось, да и должны были бы о них предупредить. Дежурный попытался вызвать по связи кого-нибудь из приближающихся кораблей, ответом ему было гробовое молчание: капитан флагмана допивал заветную бутылочку коньяка, ожидая доклада о связи, остальные старшие офицеры занимались примерно тем же, а ответственный за приветственную речь кап-лей Д. вопил в попу укушенным слоном на мичмана Н. Флот молчал.

Дежурный, решив, что для "белочки" вроде как рановато и по причине малой пока что выслуге лет, и по причине финансового кризиса, решил позвать третьего. Третьим оказался старший дежурной смены, в этот момент мирно дрыхнувший и ничего не подозревающий. Когда помощник его разбудил и обрисовал ситуацию, старший ломанулся к экрану с приличной даже для пограничного катера скоростью.

- Так, - резюмировал старший под результатом наблюдений.
- Согласен, - дежурный кивком подтвердил правильность резюме.
- Не отвечают?
- Не отвечают...

Старший лихорадочно пытался придумать объяснение феномену на экране локатора, параллельно решая: объявлять общую тревогу или нет? Если это не какие-то хитровымудренные и секретные даже от самих участников учения, то... Впрочем, о войне тоже было бы хоть какое-никакое сообщение. Хотя бы в форме приветственной стрельбы или авиационных бомбежек.

- Может, это локатор допился? - выдал здравую идею помощник, понимавший, что у трех взрослых и трезвых людей в различных званиях и с разной выслугой лет "белочка" в один и тот же момент времени начаться не может.
- Так... Пойдем проводить визуальные наблюдения, - решил старший и смена в полном составе рванула на выход.

Над Финским заливом занимался рассвет. Волнение было таким незначительным, что в ней вполне можно было разглядеть отражения мелких облачков на розовеющем небе, глупых чаек, носившихся по своим птичьим делам... А еще очень хорошо был виден подходящий к Кронштадту Краснознаменный Балтийский Флот.

И когда корабли уже становились на рейд, в эфире раздалось долгожданное "здрасьте!", произнесенное так и не дождавшимся доклада капитаном флагмана.

P.S. В результате этой крупной кражи Ленинградский порт долго не мог восстановить работоспособность, а командование и матросы торгового флота все это время недоумевали, почему в их родной гавани торчат вполне себе военные корабли.

P.P.S. Ни мичман Н., ни кап-лей Д. не пострадали, если не считать фингала Н. и обломавшихся насчет бальзама друзей Д.