Старший прапорщик Жбанов был образцовым воякой. В свои 50 лет он был начальником радиомастерской, имел несколько складов с цветными металлами в своем подчинении, которые были мечтой любого солдата в части и пометку «невроз» в медицинской карте. Пометка эта появилась после того, как его ебнуло 380 вольт. После этого у «страшного прапорщика» сами собой закрывались и открывались глаза, как у филина, и дергались пальцы на правой руке, как будто он теребил невидимый клитор у невидимой женщины. В остальном старший прапорщик был образцом для части. Отутюженная форма без единой складки, выправка военного и выбритый до синевы подбородок могли бы послужить наглядным пособием нерадивым офицерам, которым выпала большая честь служить за одним забором с таким героем своего времени. Месяц назад в часть поступило молодое пополнение, и один из солдат был завербован Жбановым к нему в мастерскую. В данный момент старший прапорщик наблюдал, как этот молодой «зольдат» разговаривал с кем-то по облезлому ТА-57. Ну, позвонили юнцу откуда-то, оно и понятно, еще молоко на губах не обсохло. Зато в мечтах Жбанова вместо этого солдата уже грезился такой же как и он, отутюженый, гладко выбритый, запросто орудующий паяльником ефрейтор.
- Да, Андрюха, служится пока нормально. Никто не обижает. Да прям. Мы тут все знаем друг друга. Часть-то маленькая, всего-то 120 человек.
Старший прапорщик настороженно поднял брови. Эх, не то говорит малец, нельзя это... Хотя, после развала Советского Союза вряд ли это стало быть военной тайной. Прапор погрузился в свои невеселые мысли о безвременно канувших в лету временах, когда все было ясно, все было по уставу и ничто не нарушало образцовый порядок в голове его.
- Да я сам еще толком запомнить не могу, где наша часть. Какой-то херагач. Понял только одно, что в 50-ти километрах от Алматы мы стоим. Ладно, Андрюха, ты звони, если что... Сам понимаешь - мне до тебя никогда не дозвониться. Пока.
- Ну солдат, рассказывай, кто звонил тебе?
Жбановский голос был таким же образцовым, ничем не выделялся и очень шел своему хозяину.
- Да друг позвонил с Америки. Беспокоится.
Следующим звуком был стук упавшей челюсти на обитый плиткой ПХВ пол. Прапор понял, что сейчас, с его телефона была выдана военная тайна части, а точнее расположение и количество личного состава. Да еще кому! Самому заклятому вероятному противнику нашей Родины!
Дав солдату невиданных звездюлей, начальник мастерской понемногу стал успокаиваться и казалось, что ничего не может нарушить его покой и трясущиеся руки. Прошло несколько месяцев, и тот солнечный летний день не предвещал ничего плохого. Сердце екнуло в самый последний момент, когда в мастерскую въехал сначала высоко поднятый к небу околыш офицерской фуражки, а потом и ее обрадатель - майор «особист».
- Что же такое, товарищ старший прапорщик. В самом сердце части, где столько передающей аппаратуры, затаился враг? Вы знаете, что ваш солдат ведет переписку с гражданином Соединенных Штатов Америки?
Вытянутое лицо прапора приняло цвет его кителя, как будто он хотел спрятаться от сидевшего напротив майора. Наклонившись к тумбочке солдата, которая стояла неподалеку и открыв дверцу его попеременно мигающие, как у филина ушастого, глаза узрели кучку конвертов с красивыми марками и надписями на «вражеском» языке. Выпавшие из одного из конвертов фотографии заставили двигаться Жбановские пальцы с такой скоростью, как будто он хотел довести невидимую женщину до супероргазма. «Враг» с моста «Golden Gate» смотрел с ухмылкой в бесцветные прапорские глаза с кривой ухмылкой. Или это только показалось? Следующая фотография, где «враг» был на фоне тюрьмы «Алькатрас» - тюрьмы из которой невозможно убежать, показалась старшему прапорщику предзнаменованием того, что его ждет в ближайшие Н-цать лет. Фотографии выпали из обессилевших рук и красиво устлали чисто вымытый пол. Это был конец.