Служили два офицера в одной и той же части: капитан-лейтенант Козлобоев (фамилия изменена, далее будет понятно почему) и капитан третьего ранга Хашимов (фамилия тоже изменена).Но товарищами они не были. Наоборот Хашимов жил с женой Козлобоева. Пакостность ситуации добавляло то, что все об этом знали, и у обоих были дети, правда Хашимов со своей семьей находился в полу-разведенном состоянии.
Для полноты картины следует сказать, что они были явной противоположностью. С одной стороны Хашимов: представительный под сороковник дядька, машина, приличная должность, определенное место в околокомандирской тусовке. Другое дело Леха Козлобоев, употреблявший жидкость для протирки масок и загубников, как на службе, за что имел букет взысканий, так и в быту, что заканчивалось скандалами. Пришедший с плавмастерской, он занимал должность с низким разрядом, плюс (вернее минус) лишался премий. Может такое нравиться жене? Наверно нет. Но тем не менее, уйти от мужа к другому, с которым он будет сталкиваться каждый день... Нет, я понять не могу. А ребенок!?
Тем временем Леха ушел из свой (или уже не своей семьи) и прибился к какой-то другой тетке. Обиду он спрятал глубоко, не давая пробиваться наружу. В отношениях с товарищами оставался таким же каким и был: не залупастым, отзывчивым, а по службе в целом исполнительным. Большинство можно даже сказать сочувствовало ему. Для нашей истории важно то, что в части никто не знал его нового места проживания.

Часть, в которой они служили, располагалась в небольшом городе, выросшем в годы первых пятилеток. Вся жизнь города была завязана на два оборонных завода, других заметных предприятий не было. Надо ли пояснять, что весной 97г. работники завода, то есть читай весь город, сосали ... лапу. Только один мазок, просто чтобы живописать ситуацию. В счет долга заводским выдавали не зарплату за какой-то месяц, пусть даже прошлого года, а так, 100 т. руб. раз в несколько месяцев (получка лейтенанта в то время составляла около 100 т. с ''северными'' (ОМ), а задержка на тот момент была месяца два). Как только на заводе выдавали эти крохи, в тот же день цены на все товары повышались на 20-30% не только на рынке, но и в стационарных магазинах. Дорожали вещи, казалось бы не подверженные никакой спекуляции: консервы, чай, кондитерские изделия и даже зубная паста. Проходя мимо прилавков, я всегда мысленно язвил: «Ага, типа, сейчас прямо с проходной работяги кинутся на радостях покупать пряники и опосля чистить зубы». При всем том город всю дорогу голосовал за Ельцина в 91г., 93г., 96г., но это к слову.
Наконец проснулись профсоюзники и постановили организовать общегородской митинг с требованиями. Тогда еще не было шахтеров с касками и ''протестные'' сборища проходили более неформально, без рутины. И в этот момент у командования нашего соединения началось брожение умов. Почему они решили, что воинским частям что-то угрожает? Могли быть конечно самые радикальные призывы, но надо же знать наше население.
В результате в частях было объявлено “осадное-засадное” положение. Офицерам и мичманам приказали с вечера дня накануне митинга жить на территории части. Отделение обороны части увеличили вчетверо, у склада вооружений заступил мичманский караул. Суточный наряд состоял из лиц, назначенных в приказе, а также в дополнение к ним дублеров. Ворота подперли «Уралом».
В ряду подобных им поступил приказ подготовить оповестителей. Оповеститель - это срочник, знающий какую то часть города, адреса офицеров и мичманов, живущих там и свой маршрут, пройдя по которому, он обойдет все адреса. По общему сбору оповестителей посылают к тем, кого нельзя оповестить, допустим, по телефону. По мысли командования, решили в части, оповестители могли бы стать проводниками для каких-то спецгрупп, спасающих семьи военнослужащих от мятежной толпы. А как иначе, ведь офицеры с мичманами и так уже находятся в части со вчерашнего дня, согласно другому приказу.
Узнав, что начальник штаба пообещал непременно проверить выполнение своего приказа, пришлось фактически готовить оповестителей по всем маршрутам. И так получилось, что Козлобоев и Хашимов оказались привязаны к одному маршруту и, соответственно к одному и тому же оповестителю. Прибывший в рубку дежурного по части матрос, и не подозревал о сложной взаимосвязи между своими оповещаемыми.
Дежурный начинает:
- Cлушай, военный. На, получай карточку оповестителя, адреса, район ты знаешь. Сначала оповещаешь семью капитана третьего ранга Хашимова. Затем ползешь на адрес капитан-лейтенанта Козлобоева; и его семью оповещаешь, но его самого там не будет. Поэтому ты узнаешь, где он живет в натуре, дуешь и забираешь его одного, потому что там, где он живет, не его семья. Да, и Хашимова тоже не забудь оповестить, само собой. Понятно?
Оповеститель отвечает, что не понятно.
- Ну, что непонятно?! Узнаешь, где живет Козлобоев, так как с семьей он не живет. Но перед тем как скакать к Козлобоеву, оповещаешь там, где он не живет его семью и Хашимова. А к семье Хашимова ты уже до того забегал по адресу. Всосал?
Матрос сопит, моргает и снова выдавливает отрицательный ответ.
- Повторяю последний раз! Семью Хашимова находишь там, где он не живет. И семью Козлобоева забираешь. А где живет Козлобоев, ты не знаешь. Ты узнаешь этот адрес у его семьи, с которой он не живет. Ту семью в которой он живет, забирать не надо. У него другая семья на самом деле, но там живет Хашимов. И хотя это не его семья, ты ее забрал уже.
В этом месте включается дублер дежурного, пытаясь воздействовать невербально, используя метод наглядности.
- Вспоминай, теща Козлобоева работает в части в парикмахерской...
Оповеститель со спокойной деловитостью обреченного человека рожает такой вопрос:
- А этого, того, ну, который с тещей живет, это значит, оповещать или нет?
На этом месте дежурный за прошедшие сутки, издерганный проверками, требованиями доложить о наличии-отсутствии, заинструктированный кучей всяческих начальников, срывается и дает беспрепятственный выход накопившимся усталости и раздражению. Если выделить сухой остаток из его слов, он требует от оповестителя, если тот выйдет на маршрут оповещения, оповещать всех. При этом упоминает : е.арей-перехватчиков, б...де
й-лебедей, птичек, рыбок, кошек и собачек. Его монолог отчетливо слышится в нескольких метрах за пределами рубки дежурного.
Заставило прерваться появление самого Лехи. Взглянув на его красное лицо и сжатые кулаки можно догадаться о том, что он все прекрасно слышал. В его взгляде читалась работа мысли: то ли вытащить дежурного из-за пульта, то ли мочить прямо на месте. Дежурный то ли от неловкости, то ли от неожиданности выдает нечего не значащие фразы: “ Да ты чего ... я же не это самое ... да я разве ж в самом деле ... ты что подумал, что я ...” Но тут дублер, пытаясь свести ситуацию к шутке, преувеличенно серьезно заявляет: “Леха, не боись, мы с тобой, в обиду не дадим, спасем.” А потом неожиданно добавляет: ”И Светку твою тоже спасем”. И от таких слов Леха ломается. Он садится на баночку рассыльного и начинает рыдать. В голос, что называется. Считается, что плачущий мужчина производит жалкое впечатление. Но когда видишь мужика, прослужившего на плавмастерской, где со слишком тонкой и ранимой душой не выживают, мужика 100 кг весом в шинели, становится тяжело и муторно до невозможности.
Я не захотел оставаться в рубке дежурного. Выгнал рассыльного за какой-то ерундой в строевую часть и направился проверять дежурное подразделение.
А сам день забастовки пролетел тихо и незаметно. В городе на площади собрались, послушали еще раз как им хреново и разошлись. Когда все закончилось, «Урал» подпиравший ворота не захотел заводиться, выпускать мусоровозку и впускать хлебовозку. Начальник гаража долго пытался сдернуть машину, но он был племянником командира и ему никто не сочувствовал.

Прошло более семи лет, я даже сейчас не в состоянии решить, что в той ситуации меня царапает больше. То ли то, что офицер у офицера увел жену. То ли то, что люди в погонах прячутся от своего же народа.

(Мыкола прислал мне эту историю, с просьбой доработать её до "литературного" вида. Мне кажется, лучше, чем у автора, её не сделать, оставил как есть. Stroybat.)