Шельма

Придя из армии Студент вернулся к своей гражданской профессии, причем достиг определенных результатов в карьерном росте, поднялся до проверяющего средней руки и стал Михалычем в свои неполные тридцать лет.
Однажды с группой товарищей он был направлен для проведения очередной проверки на станцию Кумандук. Прибыв на место, быстренько выявив десяток другой дежурных замечаний, вышеозначенная группа затосковала, многозначительно переводя взгляд с часов на начальника станции и начала негромко рассуждать о том, что было бы неплохо проверить и личные нормативы ДС (начальник станции по телеграфному шифру). На что тот среагировал несколько запоздало, но довольно оперативно:
- А не желаете ли в баньку, уважаемые ревизоры?
Как ни странно, но «уважаемые ревизоры» в баньку возжелали. Погрузившись на дежурную машину локомотивного депо, предварительно заехав в магазин, они поспешно были доставлены в ..., ну не то чтобы баню, а, так сказать, в место где моются......
Что ж - какие ревизоры - такая и баня, скажете Вы, и будете, наверно, правы: расколотый кафель ржавой душевой, темные подгнившие доски парной, пара веников в углу и пар, идущий изо рта, только подтверждали это. Начальник станции весь как-то сник, пробормотав, что натопить еще не успели, но так как машину уже отпустили, а в те благословенные времена такси и сотовых телефонов в этом богом забытом месте не было, решили ужинать здесь, тем более что стол был. После нескольких бутылок стало не впример теплее, и один из молодых ревизоров стал просить Михалыча его попарить, мотивируя тем, что лучше него в отделе никто парить не умеет, что отчасти было правдой, так как остальные в баню ходили только с комиссиями, да и то не всегда раздевались. Нудел он долго и упорно, не внимая увещеваниям что они уже пьяные и веников нет, да и холодно в парной. Последней каплей стала фраза:
- Начальство паришь, а меня боевого товарища в падлу?
- Что ж, ты сам этого хотел, - прорычал бывший Студент и, грозно повернувшись, пошел раздеваться, не выпив крайнюю стопку водки - это был плохой знак, но юный ревизорчик воспринял это как победу и, весело подпрыгивая, бросился догонять Михалыча.
Тем не менее, парная была уже немного прогрета и веники нашлись - это были два заслуженных ветерана, стоявших в углу предбанника, и напоминали не атрибут банного церемониала, а скорее пару курьих ног с длинными и голыми пальцами. Можно было предположить, что 2-3 последних года их употребляли только как чилижные, но Диму это не остановило:
- Михалыч, веники! - радостно орал он, указывая на эти орудия средневековых пыток.
- Ага! - не менее радостно ответил Михалыч, с громким треском разминая кисти рук.
К удивлению Студента камни лениво, но зашипели от вылитого на них трехлитрового ковша воды с небольшой добавкой пива, густой и влажный пар окутал тела парильщиков.
- Михалыч, дай! - забился в экстазе глупый Дима.
И Михалыч «дал», он «дал» так, как давно уже не «давал», водка, раздражение и вместе с тем появившийся, как всегда бывало в бане, азарт сделали свое дело. Внахлест, к потолку и вдоль спины, двумя сразу и поочереди, да еще воды в дальний угол каменки, где погорячее, да снова по ногам, спине, бокам.
- Не больно?
- Давай, у меня кожа толстая, еще давай!!!!!!
А с протяжечкой, да по пяткам, а вениками навстречу, а теперь пропеллером и не касаясь, а теперь да со всего маху, ух, ах, да чтоб тябя....
После окончания этой банной камасутры, они долго пили водку, запивая ее пивом, и благодарный Дима все приговаривал:
- Ну Михалыч, ну спец, ну прям как заново родился!
Он кажется так и заснул, бубня и пуская слюни на казенную подушку....
Студент проснулся от нестерпимо громкого крика:
- Мама, роди меня обратно!
Осторожно открыв по очереди глаза и сразу прекратив отрыв головы от подушки как невозможный в принципе, он увидел скачущего с приспущенными трусами Диму у комнатного зеркала, пытавшегося рассмотреть там свою спину и ниже. Спина была вся располосована вдоль и поперек характерными полосами, которые остаются от ночи проведенной с очень темпераментной дамой. Судя по Диминой спине, эта была испанка, причем задрал он ее наверно до смерти. С трудом прокручивая несмазанное колесо памяти, Студент не вытащил из этих разрозненных осколков воспоминаний о наличии прекрасной половины на вчерашней попойке, но чтобы не выдать этот досадный провал в памяти медленно произнес:
- Нехило она тебя!
- Какая она! - забился в истерике товарищ, - Это же ты, гад!!!
Студент от неожиданности сел на кровати:
- Я!?
- Да, ты, в банееееее! - почти плача ответил сосед.
- Фу, ты, - упал на подушку Студент, кривясь от полученного сотрясения мозга.
Картина вчерашнего вечера восстановилась полностью. Полосы, как вы догадались, остались от тех самых куриных лап, которые еще вчера Дима называл вениками, причем они, по какой то невероятной случайности, сложились по 4-5 шутк рядом, и отличить их от женских ногтей было невозможно.
Провожали товарища домой как в последний путь, пили, не чокаясь, зная скверный характер и повышенную ревность его половины. Дима сидел понурив голову и не пил даже пива, боясь усугубить свою вину по приезду, безразлично слушая советы бывалых и с трудом сдерживающих смех коллег. И действительно там дошло чуть не до развода, Михалыча больше попарить никто не просил, и даже когда он предлагал сам, то все поспешно отсаживались на другую сторону стола, суеверно крестясь. Дима был грустен, и всякий раз встречаясь с ним, Студент испытывал неловкость от того случая, но только до того момента, пока он пройдя по головам своих товарищей не стал их проверяющим, причем вредным и бестолковым. И когда в бане очередной раз вспомнили этот случай, то Студент заявил, что это сделал не он, а на крик Димы:
- А кто?
Ответил, многозначительно подняв палец к потолку:
- Бог, шельму метит!