КТО ПЬЯН, КТО ПЬЯН...

1. Вместо пролога.
Государственные испытания, ввод крейсера в состав сил постоянной готовности - это Севастополь. Для меня, закончившего лучшее в мире военно-морское училище в Стрелецкой бухте, представлялся шанс встретиться с юностью, и я не имел права не воспользоваться им в полной мере.
Белокаменный принц часто видится в снах,
Где девчонок табун в чудном южном загаре.
Там и я в бескозырке и белых штанах
Рассекаю простор на Приморском бульваре.
Вторжение через забор в родное училище после ужина в "Бригантине" с другом-однокашником Сашей Шевченко в два часа ночи, усугублённое распитием спиртных напитков в общежитии пятого курса с последующим посещением расположения факультета - само собой являлось безответственной детской выходкой. Но вот мы снова кланяемся бронзовому Павлу Степановичу; растворяемся в сошедшей откуда-то атмосфере привычных запахов и звуков; двигаемся с песней по направлению к столовой; находим на пожелтевших факультетских стендах фотографии пятилетней давности с увековеченными в "Униброме" лицами наших однокашников. Дежурная служба нас не сдаёт. Душа до краёв переполняется верой в незыблемость представлений о вечности и незапятнанности курсантско-гусарских ценностей, когда-то здесь поселившихся в нас. И грош цена на моём Флоте тому, кто их не сохранил.
- А может, зайдём, Знамя поцелуем?
- Да нет. Не поймут...
И не знал я, капитан-лейтенант с горящими глазами и пламенным сердцем, что в последний раз в жизни посетил родную Систему, да к тому же, как и подобает верному, но непутёвому её сыну, пришёл и ушёл через забор. Через четырнадцать лет моего училища не станет...

2. "Сибирская" - 0,8 л (45 град.).
Описываемые далее события происходили в те далёкие времена, когда ещё не было пластиковых бутылок, а курсанты и младшие офицеры могли себе позволить в каждый "сход" посетить ресторан в случае острой необходимости.
И вот через пять лет после выпуска снова: "Севастополь", "Бригантина", "Украина", "Нептун". Ты важно и непринуждённо сидишь за столиком со своими новыми сослуживцами и пыжишься изобразить из себя завсегдатая данного интерьера, где ты всех и тебя все знают. А сам в сладкой истоме видишь себя, сопливого и стриженого, зажавшего в кармане вожделённую пятёрку, которую в случае заказывания музыки придётся дополнять закладыванием наручных часов.
Анатолий Филимонов, Жора Меньшиков и я - в "Нептуне". Мы - устойчивое добровольное неформальное объединение офицеров различных специальностей, спаянных узами любви к Флоту, его традициям и истории. Уважительные и открытые отношения стирают некоторые возрастные и служебные различия между нами. Цифры, обозначающие наш возраст, расположены в арифметической прогрессии с d равным трём годам (Анатолий - Жора - я). Это, тем не менее, исключает любые формы проявления "годковщины", и личностное отношение к чужим преклонным или юным годам определяется только воспитанием. Мы - немногие вахтенные офицеры крейсера, которые знают и постоянно совершенствуют свои познания в довольно косноязычных лабиринтах "Командных слов", чем невероятно гордимся.
И надо же было такому случиться, что именно сегодня в меню и в продаже впервые появились два новых сорта водки: "Пшеничная"(40 град.) и "Сибирская"(45 град.). Естественно - по бутылке на "рыло" и - однозначно - "Сибирская"! Откуда нам было знать, что ёмкость этих новых произведений самой бюджето-наполняющей индустрии составляла 0,8 л. Да, а если бы и знали, то что бы это изменило?!
Непринуждённый разговор о судьбах флота, о путях повышения его боевой готовности, обсуждение новых находок в недрах "Командных слов" - всё это внезапно прерывается отвратительной усиленной динамиками фразой: "Оркестр исполняет последнюю песню". Далее было всё, как обычно: счёт, бутылка марочного "Портвея" - с собой, фуражки - из гардероба и - вперёд!

3. Час-полтора до катера.
Впереди была Графская пристань, откуда, вполне возможно, мог уходить наш катер в Северный док, где в это время лечился "крокодил". Путём опроса местных жителей, с трудом улавливающих нашу артикуляцию, было выяснено, что крейсерский катер уже ушёл. То, что заводской пойдёт от Телефонной через час-полтора, радовало. Но чем их занять?
Первым на вопрос: а что бы такое сотворить? - ответил Георгий. С небольшого разбега великолепным опорным прыжком с безупречным приземлением - г-х-ха!!! - он преодолел почти полутораметровый металлический барьер, ограждавший вход на Графскую со стороны площади Нахимова. Может, на этом всё бы и закончилось, кто
знает. Но стайка горячих южных женщин, находившихся на катере в готовности к
убытию на Северную, оценила гимнастическое прошлое офицера, подчёркнутое безупречной военно-морской формой с неслетевшей фуражкой. Аплодисменты, возгласы "браво" побуждали Жору вновь и вновь повторять этот трюк. Уже аплодировали пассажиры нескольких катеров, и каждое новое приземление приближало аккорд всеобщего восторга к звуковому аналогу сопровождения коллективного оргазма.

4. Факир был...
И вот:
"...прост приговор и суров.
Был растерян он или уверен,
Но в опилки, но в опилки
Он пролил отвагу и кровь...“ (В.С. Высоцкий).
Да, в какие там опилки?! Таблом об асфальт с полутора метров! Причём здесь водка? Всему виной лишний неучтённый сантиметр на неуставных остроносых лаковых "корах", зацепившийся за барьер в высшей фазе полёта.
Шмяк!!! - и ни звука.
Всеобщее оцепенение было нарушено стоном. Жора - мужественный воин, и просто так стонать не станет. Мгновение - и я рядом. Путём визуального экспресс-осмотра установил: на видимых открытых поверхностях повреждений не обнаружено.
- Отставить стон. Всё нормально...
Раненый приподнял голову. Земля заколыхалась у меня под ногами, организм противно завибрировал. В том месте, где у акулы находится хлебальник, кожа на Жорином подбородке разошлась на сантиметра полтора на всём его протяжении от угла до угла нижней челюсти.
Что-то необходимо было делать. В то время, когда я поднимал выпавший из рук носовой платок, из внутреннего кармана выскользнула и "дзенькнула" об асфальт бутылка "Портвейна". Молниеносное движение: полная бутылка с ровно отбитым донышком застыла у меня в руке горлом вниз. Запах благородного "Сурожа" заставил снова соображать:
- А ведь Александр Македонский в походах заливал свои раны вином...
Не успел густо смоченный платок прикоснуться к акульей пасти, как звериный рык и попытка правого апперкота из положения лёжа утвердили меня в мысли, что я что-то делаю не так.
- А и действительно: не "Портвейном" же Македонский...

5. Замысел... Его срыв... Промежуточная победа...
Чем ближе катер приближался к Северному доку, тем интенсивнее в наших с Филимоновым мозгах выпячивалась неразрешимая интегрированная проблема: как провести пострадавшего через проходную и пройти самим да при этом не "засветиться", да к тому же всё сделать быстро, чтобы как можно быстрее зашить второй рот, не предусмотренный уставом. У Жоры мыслей не было: он мирно спал.
За свою службу мне пришлось преодолевать не меньше полутора десятков проходных судостроительных и судоремонтных заводов. На уровне слухов до нас доходили сведения, что ВОХРовцам выплачивают премии за определённое количество задержанных воинов с расстройством вестибулярного аппарата или проносящих запрещённые напитки, не делясь с персоналом. Но такой гестаповской системы, как здесь, не было нигде. Бывало блюститель порядка при проверке твоего пропуска тренированным "шнорхелем" захватывал свой же собственный выхлоп, и доказать кому что-либо затем было себе дороже.
Как пройти незамеченными? На катере ровно три пассажира - это мы. Про 0,8л - 45 град. на лицо, надеюсь, вы ещё не запамятовали. От катерного пирса до проходной метров сорок скользкой брусчатки с дифферентом градусов пять на корму, к тому же освещённой, как лыжная трасса в Крылатском. Слева - море, справа - трёхметровый каменный забор.
Вы помните, как в "Кавказской пленнице" герои останавливали автомобиль? Так вот, наша тройка представляла собой более серьёзный монолит. Георгий был намертво зажат между плечами друзей, и мы совершенно сомкнутым строем фронта с интервалом "ноль" двадцатисантиметровыми шажками двигались к заветной цели так, чтобы никто ничего не заметил.
Напряжение нарастало с каждым сантиметром. И вот, выйдя на сфокусированный визуальный контакт с объектом, с которым предстояло разойтись левым бортом, я понял: нам повезло. У дверей стояла сонная бабуля-одуванчик, на лице которой явно отмечалась печать глубокого к нам сострадания и лёгкой зависти.
- Здравствуйте, ребятки. И не спится же...
- Кто пьян, кто пьян?!. Сама ты, дура, пьяная! - заорал в дупель заинструктированный Жора, медленно выскальзывая из обоймы.
Зомбированность здешними порядками мощно пёрла из подкорки, вдребезги разнося здравый смысл. Он терял чувства с глубоким осознанием выполненного долга, потому что дошёл-таки до проходной, как инструктировали, и не подвёл товарищей.
Не сговариваясь и не глядя в сторону друг друга, синхронно гонимые вперёд жуткой догадкой: через мгновение турникет будет поставлен на стопор, - мы подхватили на руки обмякшее шестидесятипятикилограмовое недоразумение и сквозь крики, свистки, собачий лай устремились к цели.
А 0,8 л - 45 град. на "рыло"? Конечно, сами бы мы не успели скрыться в преисподней "Минска". Но есть ещё морское братство, есть! Отреагировали, откликнулись, помогли, затащили. А дальше, как обычно:
- Если бы увидели, задержали бы гадов. Да что вы, наши на такое не способны! Если что узнаем, тут же позвоним.

6. Ноу-хау.
Действовать необходимо было стремительно. Тело, не приходя в чувства, истекало кровью. Первый удар - хирург на побывке в Николаеве. Вид найденного начмеда примирил нас с мыслью, что не его это дело сегодня - зашивать Жору. Тем не менее, начальник - он в любом виде начальник - возглавил дальнейшую кампанию.
Медблок, сонный дежурный санитар матрос Румянцев.
- Где дежурный врач?
Серия лёгких хуков после отсутствия ответа на несколько раз повторенный в различных интерпретациях вопрос вернули дар речи санитару.
- Они велели вам не говорить, где они.
Ничего не оставалось, как продемонстрировать нуждающуюся в помощи плоть. За ужасом в глазах выстрелила скороговорка в режиме СБД*:
- Они прибежали... схватили кислородный прибор "горноспасатель"... убежали в каюту номер сорок девять... не говорите, что это я вам сказал... а то они меня убьют...
А дежурным врачом был стоматолог Вася Баханович, готовый в любую секунду оказать любому больному любую квалифицированную помощь. И координаты свои скрывал он только лишь от начмеда. Они учились в одном классе ещё в школе, и их отношения вполне имели право иногда не вписываться в строгие рамки уставов.
А вот и каюта номер сорок девять на третьей палубе в носу, где жили заводские ИТРовцы.
- Баханович, откройте, я знаю, что вы здесь! - включившийся начмед уже соотнёс кислородный прибор с чьим-то сердечным приступом и, волнуясь, надеялся на лучшее.
Настойчивость и грохот начальника не позволили долго держать дверь закрытой. Пред очами ворвавшихся в каюту предстала тревожная картина: на диване лежал включённый в кислородный прибор "пиджак", два других никаких "пиджака" располагались в непосредственной близости от трёхлитровой стеклянной банки, где ещё находилось определённое количество флотского эквивалента. Несколько сухарей, луковиц, ломтиков чеснока - ну, в общем, как обычно.
- Что с ним? - рука начмеда уже на запястье лежащего.
- Да не волнуйтесь, Олег Алексеевич. Да, если бы что, так я бы сразу... В кои века столько "шила" достали. Уже не могут ребята. А так подышат-подышат и, гляди, ещё по маленькой пропустят.
Такое придумать и так сказать мог только корабельный стоматолог. Но и только он - и никто другой! - мог избавить в эту ночь Жору от неблагоприобретённой акульей пасти.

7. Операция.
Операция состоялась в амбулатории в обстановке открытости и гласности. Разбуженный операционный фельдшер, мичман Качан, в стерильных белых одеждах подавал доктору в блестящем кителе операционные принадлежности.
- Тампон... зажим... шило... тампон...
Слово "шило" заполняло нишу в нарушенной гармонии медблока, вызванной нахождением посторонних лиц в непосредственной близости от операционного поля. Мы с интересом наблюдали за ходом операции, вполголоса обсуждали каждое действие доктора, а иногда, когда это было особенно необходимо, давали советы.
И вот десятка полтора швов зафиксированы морским узлом, недоразумение на харе заклеено.
- (Шёпот). Берём по два человека с каждой стороны... Не разбудите больного... Аккуратнее...
Но мгновение - и весь этот слюнявый балаган прекращён. Последнюю точку в операции поставил больной: прямые ноги на себя, мастерский подъём разгибом с операционного стола на палубу амбулатории в безукоризненную стойку.
- Г-х-ха!!! А вот и Жора!..

8. Вместо эпилога.
За полчаса до подъёма Флага мы с Филимоновым шёпотом просачивались в Жорину каюту с задачей его приободрения. Мы-то знали, что в соответствии с купленным билетом наш тридцатилетний друг через несколько часов должен был мирно покачиваться в поезде, уносящем его к любимой девушке в Ленинград на первую в жизни помолвку.
Георгий стоял перед зеркалом, не обращая никакого внимания на появление друзей с поджатыми хвостами. В отличие от нас, ищущих в подобных ситуациях поутру пистолет с одним патроном, Жора никогда не обращался к файлам, в которых фиксировались вчерашние события. Какая-то мощная неведомая программа удаляла их из его памяти автоматически.
- Придурки...царские опричники... Кто это сделал?!. Что значит - необходимо было?! Что, нельзя было после моего возвращения?.. Придурки..., - всё повторял и повторял обескураженный друг, одновременно пытаясь оторвать наклейку на операционном шве под наши настоятельные рекомендации не делать этого...
А если Георгий скажет, что ничего подобного никогда не происходило? Значит - и вправду - не происходило.
А кто это сможет подтвердить? Мы с Филимоновым? Да, ни в жисть! Баханович? Ищи-свищи его во Владивостоке!
К тому же шрам, я вам скажу, уже и не заметен почти. Двадцать пять лет, всё-таки...
____________________________________________-
Рассказано - к1р Ульянич В.А., помещено без его согласия(ну не обидится старый дружище)- Kor.