ПРОЛИВНАЯ ЗОНА.

5 марта 1975 года. Прощай, Балтика! Прощай гостеприимная Лиепая - почти что заграница. Завтра через балтийские проливы “Адмирал Исаченков“ выйдет в Северное море, а там и до Североморска, как говорится, два лаптя по карте. За полтора года: Cевастополь - Владивосток - Ленинград - Кронштадт - Лиепая - Балтийск - Ленинград - Балтийск - Лиепая - явный перебор. Хотелось скорей в Североморск, где можно перевести дух, воссоединиться с молодой женой и поближе познакомиться с десятимесячной дочуркой.
Всё это, а также предстоящая близость земель, где витает тень отца принца датского, создавали настроение, которым хотелось поделиться. Спустился в кубрик, рассказал своим матросам вкратце о том, что нам завтра предстоит увидеть.
Вспомнилось, как четыре года назад мы, курсанты третьего курса, проходили пролив Босфор на крейсере “Дзержинский”. Все свободные от вахты были построены на рострах. Наш преподаватель-политработник совершенно замечательно комментировал виденное нами, виртуозно интегрируя географию с историей и политикой. Перед моими глазами проносились взлёты и падения Византии, воображение рисовало страдающие лики святых на осквернённых православных святынях, и навеянные дыханием истории впечатления распирали душу.
Я уже знал, о чём буду говорить личному составу завтра.

Несмотря на то, что отстоял “собаку“, проснулся рано. Корабль, по всей видимости, уже втягивался в Фемарн-Бельт. Открыв затемнённый иллюминатор, выходящий на шкафут правого борта, увидел ствол автомата, направленный прямо в лицо.
- Та-а-щ лэйтэнант, закройтэ! - матрос был из моей боевой части.
- ???
- Закройтэ, стрэлят буду!
По выражению лица и блеску глаз понял: этот стрельнёт. Закрыв иллюминатор - против лома нет приёма - вышел в коридор. Застопоренные пеньковыми тросами задраечные устройства дверей внешнего контура с висящими на них табличками “Не выходить, жизнеопасно!“ - подводили к мысли: корабль захвачен, как “Сторожевой“. Из секундного оцепенения вывел голос большого зама, сталью звеневший из динамиков “боевой трансляции“, и стало понятно, что всё значительно проще и трагичнее:
- Равняйсь! Смирно! Пограничным нарядам приказываю заступить на защиту священных рубежей нашей Родины - Союза Советских Социалистических Республик!
В самом узком месте Большого Бельта между островами Фюн и Зеландия - шесть миль. Видимость - не более пяти-шести кабельтовых. Температура воды - плюс пять градусов по Цельсию.
- Стоп! - сам себе, - что-то не наблюдаются в пределах видимости лодьи с мрачными норманнами, держащими наперевес абордажные крючья! И что же получается? Пограничные наряды держат границу “на замке“ изнутри. Защищают её от внутреннего врага. От меня, то есть! От блестящего флотского офицера, наследника славы Ушакова и Нахимова!
От сделанного открытия ноги и мысли подкосились, сделались ватными. Хотелось плакать. В раненой голове сам собой сочинился гениальный план освобождения корабля от заблудших коммунистов и комсомольцев. Жутко хотелось прямо здесь же на палубе доложить его замполиту и особисту с пистолетом.
Итак, план:
1. Команда по трансляции: “Коммунистам и комсомольцам, желающим убыть в Данию, построиться на правом шкафуте!“;
2. Построение, напутственные слова, рукопожатия командиров и политработников.
3. “Славянка“.
4. Команда: “Убывающим, по боевым частям и службам, за борт шагом марш!”
5. (Через пять-семь минут). “Венки и цветы на воду!“

Как у любой корабельной истории, у этой тоже был достойный финал. Наша 17-я шестиместная каюта, которую в обиходе называли лейтенантской кают-компанией, приняла нас в свои объятия, разделила с нами наш своеобразный протест. А с задраенными иллюминаторами даже как-то уютнее было.
А песня родилась в тот же день. Спасибо замполиту Запесочному!

* * *
Разрезая воду штевнем острым,
Мчим сквозь непогоду к WESTу с OSTа.
На кранах “Дона“ что маячит? -
Проливная зона - не иначе.

Горизонт наполнен тучами,
Бак и ют - людьми дремучими.
Часовые бродят тучами,
Вдаль направив взгляд.
Парни смелые и строгие
На волну глядят с тревогою.
Сбережёт идеологию
Пограничный наряд.

Заму всё не спится, Зам проверит:
На замке ль граница, люки, двери.
Не увидеть звёзды и планеты:
Иностранный воздух под запретом.

Не взглянуть и мельком - всё закрыто.
Проплываем Бельтом, как в корыте.
А пролив - вот ужас! - слишком узкий.
А туман, к тому же, весь не русский.

И сомненья злою раною:
Здесь вода, к тому же, странная,
Вся до грунта - иностранная.
Ну, какой тут смех?
Как отвлечь людей внимание,
Ведь плывёт за бортом Дания?
Сексуальные страдания
Заразят здесь всех.

На экранах “Дона“ скрылась суша.
Проливная зона въелась в души.
Правда, мозг остался непорочный.
Знать, не зря старался Запесочный!

P.S. Через полгода, уже на Севере, у кого-то хватило ума поставить кнопку магнитофона на запись во время расслабления на стыке суток.
У пригласившего к себе в каюту замполита Запесочного настроение было игривым. Под несущиеся из магнитофона мои аккорды он ласковым голосом лисы перед потрошением курицы философствовал:
- Думаешь, я расстроился, что в песне моя фамилия упоминается? Отнюдь, я даже польщён. Но она упоминается всего один раз, а слово “идеология ” - в каждом припеве. Не теми словами шутишь, парень!
Вскорости я, как “лучший из лучших” загремел на вторую новостройку подряд - такр “Минск”.
Автор стихотворения “На смерть поэта” был сослан из Питера на Кавказские Минеральные Воды. А скромный флотский офицер - из Североморска транзитом через Николаев, Севастополь, Луанду, Аден - на Дальний Восток.
Так что, Михаил Юрич отдыхают!