Быть дедом не так легко, как думают. Особенно, когда ты один такой на сто человек, а вокруг тебя восемнадцатилетние сопляки в очках, а дело происходит под Ленинградом, вернее, Волховом. Апрель, сырость, дикий холод, железная дорога, которую надо по болоту вести и ремонтировать заодно. К тому же если еще все эти сопляки оказались городскими, а ты мало того что деревенский, да еще и сирота с тринадцати лет. Тебе палатки на болоте - ничего, а вот молодые просто загибаются. Вот хоть ты и дед, а дрючит тебя командир, потому что знает, что ты успел на железке поработать до службы. Чуть что - вперед, и с песней. И не колышет никого, что ты дед, и что помоложе тебя есть, и что вообще без всякого сна-отдыха. Жрать нечего, не помыться, курева вообще нет. А чуть что, дергают именно тебя, деда. Вот и сейчас заглянул в палатку лейтенант. Так и есть , кто-нибудь один, пойдете в NN за шнуром. Ну мать твою! Только пригрелись, уставшие, грязные. А в NN через болото час пехом туда, а потом обратно. И смотрят эти восемнадцатилетние с такой тоской на тебя, что встаешь, молча собираешься и выходишь. А все мысли - о палатке. Час туда. Все мысли о палатке. Час обратно. Все мысли о палатке. Пришел, наконец. Все мысли о палатке. И о том, где она и где же все. И почему не осталось ничего, кроме воронки. И почему ты не слышал налета. И лишь потом - как тебе повезло.

Его всегда называли Дедом. В том апрелe 1943 года ему исполнилось целых 30 лет.