КУЛЬТПОХОД

Заборы бывают разные. Деревянные, каменные, даже из бутылок некоторые делают. Но это те, кто по бедности, жадности или по тому и другому желают попасть в Самую Большую Книгу Дурацких Рекордов.
Говорят даже, что тем, кого туда впишут, еще и американских денег дают.
Армейские же заборы выглядят совершенно обыкновенно, и о них ничего не пишут в разных книгах, даже обидно как-то.
Даже слов, без которых и забор - вроде и не забор вовсе, и те на военных заборах почему-то не пишут.
Наверно потому, что бесполезно это, все равно ведь закрасят в кратчайшие сроки.
Возможно, военная эстетика не допускает созерцания письменной банальности, приевшейся в разговорной речи, и хочется всем «чего-то более».
Поскольку же содержание и формулировка этого «более» нигде в уставах и директивах не оговорена, то приходится оградительным конструкциям быть немыми...
Или эти стены имеют уши и потому их лишили языка, чтобы не разболтали чего из Военной Тайны, случайно услышанной от личного состава, заключенного в их периметре?
А услышать можно многое: ненормативную лексику из уст армейских маргиналов, пытающихся преодолеть преграду в общении с внешним миром изнутри, и влекущий полушепот представительниц противоположного пола, стремящихся через нее в обратном направлении по вполне понятным физическим причинам...
Архитектурно-строительный рубеж вокруг части нагоняет тоску и уныние.
Что, вероятно, предусмотрено программой полноценного воспитания и здорового функционирования психики солдата, который по расчетам военных педагогов должен мечтать исключительно о своем повышении по службе вплоть до генерала.
По той же причине в разумении солдата этот рубеж должен быть преодолен. И, в идеале, преодолеваем. Желательно - регулярно.
Цели, мотивы и результаты выходов в «открытый космос» у каждого свои: кто «по матери» (в хорошем смысле этого устойчивого выражения) соскучился, кто (из более половозрелых) - по совсем чужой ему женщине, а кто просто так погулять вышел.
Одним из наиболее распространенных случаев такой разновидности неуставного поведения военнослужащих младших призывов является «культпоход» в относительно гражданскую зону городка по велению старших и страшных товарищей (многие из которых, между нами, вовсе им никакие и не товарищи, а даже наоборот).
Зачем их посылают? О, это - русские народные сказки в переложении Пушкина, Ершова и других корифеев на прозу жизни.
Действительно, зачем только не посылают: сигарет там заморских найти за тридевять земель; чудищ - куда ж без этой потребности организма? - «пола женского» (как же они еще, многострадалицы гарнизонные, выглядеть могут, после многократного-то и интенсивного потребления поколениями служивых?); а то - и за водой огненной.
В особо располагающих к тому местах дислокации могут и за травой волшебной послать, но не всем так везет.
Одним словом, все для человека и во имя кайфа этого человека (или группы человеков, это уж кто как любит).
И уже видится утомленный, иногда спросонья, несчастный и покорный судьбе молодой посыльный, «судьбою злою гонимый»...
А вот фигушки!
Культпоходы в гражданский мир, взлелеянный в казарменных снах под тихий аккомпанемент стекающей на подушку слюнки, урчание животов и кое-какие менее аппетитные звуки (и запахи, запахи...!) делились частичкой кайфа со своими непосредственными участниками.
Когда еще молодому и зеленому добру молодцу увольняшка на законных основаниях светит? Не дураки немцы, что на вратах ада издевательски провозгласили: «Труд делает свободным!»
В том смысле, что, мол, ты потрудись, болезный, и может, из тебя чего путное выйдет со временем. А Великие Армейские Умы (ВАУ!) вогнали этот процесс в четкие временные рамки: стать из обезьяны более-менее человеком с помощью интенсивной трудотерапии можно уже через 365 дней.
Некоторые, правда, так и не становятся, но это сейчас неважно.
Важно, что за трудами да заботами любая возможность пережить «веселья час» приобретает особенную ценность.
Сколько вкушено гражданских яств и проспано солдато-минут (сознаемся, и часов!) в укромных зарослях лопухов и бурьяна в частном секторе, где ютились фазенды «сверчков» и прапорщиков!
И уже не так тоскливо было возращение под боевые знамена, в расположение, внешним видом, наверняка, давшее жизнь высказыванию «так чисто, что аж противно»...
Но это по возвращении.
Бывало и наоборот: воровато оглядываясь и судорожно сжимая в руке авоську или пакет, всем существом выделяя адреналин, молодой солдат лезет через кирпичный забор.
Возведенный, об этом можно говорить уверенно, солдатами старыми, очень старыми, такими, что столько и не служат, по этикету «дембельского аккорда» и припадка деятельности какого-нибудь ст. пр-ка Свинаренко.
Вследствие чего кирпичи, скрепленные неизвестным науке составом, в момент нахождения беглеца на пике подъема, предательски быстро и по-военному слаженно всей лавиной вываливаются, влекомые схватившейся рукой, на неожидавшего такой коварности скалолаза.
И лежит он, погребенный под красивым покрывалом известки и орнамента из кирпичей на своей груди, не думая уже ни о чем.
Мысли его где-то далеко, как и ощущение собственного тела с временно отшибленной спиной и всем, что пониже (под которым, кстати, тоже кирпичи. И как они только там оказались?)
Лежит он и радостно улыбался, глядя в зеленую листву приветливо машущих ветками деревьев.
Свою порцию кайфа на сегодня он уже получил.
А культпоход еще и начался, требовал продолжения и, главное, результатов.
Ведь те, кто его инициировал, тоже хотят получить удовольствие. Очень.