- Так вот, товарищи, - сказал нам зам на вечерней поверке, и лицо его торжественно сияло. - В связи с ВЫБОРАМИ, - он так и произнес, каждую букву заглавной, - завтрашний день объявлен праздничным.
Зам выдержал паузу. Чуть ли не МХАТовскую. Он что, аплодисментов дожидался?
Строй равнодушно молчал. Двумстам матросам завтрашние выборы были как взрыв сверхновой на другом конце галактики.
- Поэтому, - продолжил, так и не дождавшийся аплодисментов зам, - подъем завтра не производится.
Аплодисменты, не аплодисменты, но одобрительного гула зам дождался. Выборы выборами, но если начальство клятвенно заверяет, что завтра даже будить не будет, мы согласны полюбить даже советскую власть. Тоже завтра.
- Единственное, что вы завтра должны сделать, - со слащавой улыбкой продолжал зам, - это проголосовать. Голосование будет в клубе, - он указал на сопку, - агитпункт откроется в...
- Ладно, проголосуем, - дружно перебили зама из строя. - Раз такое дело, то... да. В клубе? Сходим.
- Разойдись, - отмахнулся зам.
Воодушевленные и обрадованные обещанием завтрашнего рая, мы еще долго не ложились спать. А чего? Если завтра... подъем... не производится.
И ровно в шесть утра нас сдернули с коек торопливые звонки.
Оркестр, надрывающийся по случаю постигшего нас внезапно праздника, хором взял фальшивую ноту, когда к нему, из темноты, строем в колонну по четыре выскочили двести озверевших с недосыпу... избирателей и улыбающийся зам в качестве бесплатного приложения.
Вот так мы... избирали... рекомендованного члена. Вот такой вот выходной... получился.
А подъем-то ведь и в самом деле не объявляли. Вместо него сыграли тревогу.