Пуська, имить!

Четвертый курс, организационный период после летнего отпуска, который тянется уже третью неделю.
Прошел слух, что старшие курсы будут сегодня в субботу уволены, но время построения на увольнение уже прошло. А построение не объявляют.
Народ собирается в кучки, митингует, а толку никакого.
И в это время по центральной алее, что идет от памятника Ленину к Центральным воротам, идет начальник училища со своей собачкой, болонкой Пуськой.
Адмирал наш жил рядом с училищем и любил вечерком прогулять Пуську по территории, а заодно посмотреть, как, мол и что происходит в Системе.
Начальник училища был замечательный человек, блестящий офицер, Герой Советского Союза. Честно говоря, мы в нем души не чаяли. Золотой дядька!
И вот наблюдается такая картина.
По аллее, руки за спину идет Адмирал, за ним с истерическим лаем мечется Пуська, в некотором отдалении от нее подковой толпа курсантов в гробовом молчании.
Процессия подходит к клубу. И раздается сдавленный голос: «Берем его около клуба».
Около клуба курсантское кольцо смыкается вокруг Адмирала. Пуська в полной истерике!
Адмирал: «Пуська, имить! Тихо!». Потом пауза и вопрос: «Что надо?»
Толпа со стоном: «Увольнение!!!»
Адмирал: «Скажите начальникам факультетов, что я разрешил».
Кольцо немедленно размыкается и Адмирал с Пуськой шествуют на выход.
Кто донес эту информацию до Начфаков - неведомо. Но через пять минут роты уже стояли на плацу и получали увольнительные билеты.

В качестве постскриптума:
У входа в курсантскую столовую стоял памятник Нахимову в его коронной позе: чуть ссутулившись и слегка опустив голову.
А напротив него посреди клумбы стоял Ленин, тоже в коронной позе со вздернутой вперед рукой.
Нахимов смотрел вроде бы как в пол, Ильич смотрел на центральную аллею, которая упиралась в ворота.
Курсанты выходят из столовки и спрашивают: «Пал Степаныч! Что ж так кормят-то хреново?»
«Это не ко мне, а вот к нему» - отвечает Пал Степанович и показывает на Ленина.
А тот, показывая ручкой на ворота, говорит: «Не нааавится? Пожалуйста!»