Дождь

Дождь.
Сколько же он льет? Неделю? Десять дней? Больше? Потерян счет времени этого дождя.
Все пропиталось влагой. Белье, одежда, матрасы, спальники, дрова и оружие. Лица - и те кажутся отсыревшими, серыми и безжизненными.
Дорогой итальянский кирпич, из которого сложен забор, под которым мы сидим на корточках, от воды кажется лакированным. Рука скользит по мокрой пластмассовой рукоятке автомата, и я постоянно вытираю ее о брезент «горки», но это не помогает, ведь и «горка», кажется, сделана наполовину из дождя.
Ноги затекли, в кроссовках мерзко чавкает глинистая жижа. Молоденький ППС-ник, скрючившийся рядом, поерзав, садится прямо в лужу, с наслаждением вытягивая ноги. Не решаясь последовать его примеру, прислоняю автомат к забору и пытаюсь массировать ноги. Невысок забор, в полный рост не выпрямиться, не потянуть с наслаждением поясницу.
Саныч, съежившийся под полиэтиленовой накидкой, гипнотизирует взглядом лежащую на коленях рацию. Сейчас пройдет сигнал, и «Урал» кованым бампером высадит ворота и калитку. Мы вбежим во двор, посыплемся через забор, и что нас ждет внутри? Визгливое фальшивоголосое верещание толстых неопрятных женщин, притворно раздирающих на себе одежды и волосы, и обжигающе ненавидящие взгляды мужчин? Выстрелы в упор из окон? «Растяжки» на воротах?
Дай бог, и нам повезет, и мы все же возьмем сегодня этого радиста, который каждую ночь выходит в эфир. Несется его каркающий голос над этими чужими, темными предгорьями проклятого края, и после этого рвутся фугасы на дорогах, «зеленка» топорщится колючками выстрелов, а в Россию летят и едут цинки. Дай бог, нам все же повезет.
Мокрый нос бродячей псины тычется мне в руку, умные, понимающие глаза уставились в лицо. Иди, бедолага, иди отсюда поскорее. Не до тебя сейчас, затопчем. Приходи позже на блок, мы дадим тебе вкусного теплого супа, навалим гречки с мясом. А сейчас уходи.
Из-за забора тянет чем-то острым и пряным, там готовят еду, и от этого запаха почему-то бешено хочется курить. Достаю сигарету и, поймав бешеный взгляд Саныча, подмигиваю ему и сую ее табаком в рот. Сосу ее, жамкаю, вдыхая необыкновенно ароматную вирджинскую крошку. Струйка воды с забора льется на шлем, и сигарета, превратившись в кашицу, падает на колени.
Рация всхрапнула, Саныч дает отмашку. Из-за угла вылетает «Урал», бьет мордой в ворота.
Пошли.
Пошли.