Остров обмана
Или люди плыли за бобрами

Не знаю, почему уже давно хочу написать об этом месте. Оно не одно из тех, куда бы хотелось возвратиться, чтобы съесть глазами буйство красок, как на Гаваях, вдохнуть душою красивую и щемящую боль, вплетенную в венок, брошенный в Цусиму, или услышать сердцем горловое пение камчатских вулканов. Это место лишь немногим лучше грязно-серого булыжника в Беринге, острова Святого Лаврентия, на котором, по преданию алеутов и юитов, находится Ад. Оно - тоже камень в вододерже Северной Тихоокеании, который сами поселенцы зовут просто - «Скалой». И скрашивают скалу лишь озорно звучащие острова Атту и Киска, сжимающие ее в алеутском ожерелье слева и справа, да островок Агатту, подобно подушечке из ягельного бархата подложенный с юга под сию черную жемчужину. Когда-то сюда пришли те, кто говорил на очень странном языке, блаженно окая: «Люди исполать исповедати, китовраси истовы в сим глухомории корабельщиков кощеют, кудеса крычати, еже находник пороздный околот ристати!» Это они, вологодцы, ведомые Витусом Берингом, и их последователи, купцы с нанятыми козаками, плывшие за золотым руном, подобно Язону, во времена «изыскания неизвестных мест» нанизали в алеутское ожерелье бусинки с названиями мыс Судак, Крыска, Круглый, острова Боброва, Давыдова, Горелый. Благодаря им морской бобер стал золотым руном. Из-за шкуры да хвоста своего, называемых «мягкой рухлядью», был бобер бит, гоним по всей длине «ящерова хвоста» Алеутии вплоть до Аляксы, где, удрученный сим несчастным приключением, утомленный борьбою с обезумевшими от царской прибыли козаками и пролитой кровью зверей и людей, направил свой усатый нос на юг, в Калифорнию, и там нашел покой. На время, конечно - вскоре его погнали обратно, но уже другие, те, кто картавил, произнося букву «р» и шипел межзубными звуками подобно змее. А пока все новые находники пороздные, прельщаясь успехами товарищей своих, оставляли настоящие занятия и плыли-плыли за бобрами да песцами разными, лисами красными да чернобурыми, росомахами да кашалотами...
Но необитаемость и серость этих мест не давали пищи воображению путешественников, отчаявшихся найти «китоврасей истовых» вместо моржей и тюленей, кошлаков, медведков и, конечно же, их, вожделенных, но быстро исчезающих бобров. Поэтому, оставив на «Скале» разбитый о камни корабль «Петр и Павел» да могилы соплеменников, лишенных жизни руками алеутов, возмущенных вторжением в свой вековой уклад, они проследовали дальше, позволив острову и впредь носить тайну, соответствующую его самобытному самоедскому названию. Зря - теперь здесь обитают чуждые славянскому сказанию летающие коровы, на которых путешествуют Али-Баба и сорок разбойников, гоняющиеся за газовыми лампами в небе. Тут, на берегу залива Алкан, когда-то бегала собака по кличке «Пьянь» и стояла, изогнувшись в спине, Большая Алиса. А одноглазая кобра до сих пор шипит в серое небо, отпугивая все пролетающее и проплывающее мимо. Они и есть «китовраси истовы»...
Остров сей в гряде, которую Витус Беринг именовал «Островами Обмана», зовется Шемией. Покрытый с северной стороны плюшем ягеля, цепляющегося за невысокий обрыв, и ограненный белоснежными бурунами морозной воды, разбивающейся о клыки прибрежных подводных камней, он лежит, вытянувшись на четыре мили, подставив почти плоскую спину вялому приполярному солнцу. Шемия - один из островов-авианосцев, которые так любят американские военные. Его ближайший брат-близнец лежит в тысячах миль к югу, отделенный от единокровного сородича вулканического происхождения Гавайскими островами. Они, Шемия и Джонстон, - две половинки паззла, когда-то разъединенные разъезжающейся корой Земли. И оба когда-то пережили вторжение японцев, от чего их современные карты испещрены местами захоронения кораблей и неразорвавшихся бомб. Тогда, в сороковые годы, спину Шемии обезобразил первый шрам - взлетная полоса для самолетов полковника Эриксона, летавших бомбить интервентов, установивших флаг с красным солнцем на острове Атту. От тех времен сохранились лишь останки разбитых «Лайтнингов», да название современной авиабазы ВВС США Эриксон, новая трехкилометровая полоса которой разрезала этот плавающий авианосец надвое с юго-востока на северо-запад в направлении залива Алкан, на обрывистом берегу которого и стоит шипящая РЛС «Кобра Дейн». Когда-то мы приплыли сюда исключительно ради нее, чтобы увидеть и сфотографировать этот огромный квадратный «капюшон вставшей в боевую стойку кобры», в центре которого зияет двадцатиметровый черный глаз станции слежения за космосом и предупреждения о советских ракетных пусках. Он настолько зряч, что способен увидеть теннисный мяч, пролетающий в двадцати тысячах километров от Земли. Но главная цель «Кобры Дейн» - следить за всеми испытательными пусками русских баллистических ракет, запущенных из любой точки СССР - от Плесецка до Байконура. Поэтому и шипит она непрерывно своими полутора тысяч мегагерц с огромной мощностью, заставляя нас чувствовать себя неуютно даже в ее боковом лепестке. Я слышал ее «голос», похожий на гудение высоковольтной линии, для чего приходилось максимально загрублять чувствительность аппаратуры. Когда-то ее работой занималась другая станция - «Большая Алиса», две тридцатиметровые ажурные параболы которой до сих пор являются частью серого пейзажа Шемии, делая его немного футуристическим. «Алиса» тоже смотрела на нас в два глаза, в случае необходимости посылая к Камчатке ревущих коров с Али-Бабой и сорока разбойниками на борту. Именно так называли себя экипажи этих самолетов. Они взлетали на своих разведывательных RC-135 и мчались к Карагинскому заливу Камчатки, включив аппаратуру радио и оптической разведки. И когда боеголовка советской МБР входила в плотные слои атмосферы, один из сорока «разбойников», сидящий в стеклянной турели на спине самолета, кричал «Газовая лампа!» и включал мощную кинокамеру, которой позавидовал бы Голливуд. «Gas lamp!» - такой была команда об обнаружении падающих головок. А потом Али-Баба, командир самолета, разворачивал его и вел обратно к Шемии, чтобы совершить всегда трудную и опасную из-за сложных метеоусловий посадку. Здесь разбилось много самолетов. Три из них - разведчики RC-135. Чаще всего они скользили по обледеневшей полосе, не имея возможности затормозить, влетая в овраг у залива Алкан. Остовы двух из них до сих пор там. Третий пропал без вести, упав в воду после взлета. Но когда посадка происходила успешно, в ангаре сорок разбойников всегда ждал лохматый пес Пьянь, любимец и талисман всей авиабазы Эриксон. Этот веселый кобель был настолько любим здесь, что, когда он умер, его хоронили с военными почестями. А памятник ему до сих пор стоит у штабного здания в центре острова. Иногда же ревущие коровы летели на юг, к острову-авианосцу Джонстон, где в раю тропиков отогревались перед возвращением в тундру, попутно следя за советскими головками, падающими южнее Гавайев.
Я не знаю, почему написал о Шемии. Наверное потому, что он так и остался для меня непонятым островом обмана, заселенным «китоврасями истовыми, в глухомории корабельщиков кощеющими» и влекущим своей неземной суровостью, ждущими, когда с него наконец уйдут приносящие войну и страдания белые люди и возвратятся долгожданные морские бобры. И тогда воцарятся тишина и покой...