... про дежурство по части и арифметическое открытие.

Только в государственной службе познаешь истину.
Козьма Прутков.


Долго думал, написать «как было» или «от третьего лица»? Если «от третьего лица», то неправда, если «как было», то, наверное, нескромно. Эх, была не была, пусть будет «как было»!
1990 год, апрель. Армения, Эчмиадзин, 117 отдельный танковый батальон. В этом батальоне на тот момент я имел честь проходить службу в должности командира взвода ПЗРК. Согласно Уставу Внутренней Службы и установочного приказа я ходил в наряд дежурным по части. Обычная лямка, которую тянуть приходится всем. А так как взводом я командовал больше трех лет в этом гарнизоне, то и службу правил уверенно и без особого напряжения.
Житуха на тот момент была уже довольно напряженной. Перестройка вступила в фазу активной перестрелки, уже солдат-азербайджанцев в батальоне практически не было. Зимой в КЗакВО на доукомплектование перебросили личный состав из Средней Азии. А кто отправит хорошего солдата? Вот и приехали наркоманы, пьяницы, трудновоспитуемые дебилы и прочий нежелательный элемент, изменив таким образом национальный состав в пользу выходцев из Средней Азии и добавив геморроя всем, кто отвечал за воинскую дисциплину. Плюс ко всему постоянный пресс со стороны местного населения, который видел в частях Советской Армии источник оружия, патронов, бензина и прочих материальных благ. Начальство стало реагировать на вызовы современности «усилением бдительности и укреплением службы войск». Одной из форм усиления бдительности стало назначение помощниками дежурного по части прапорщиков вместо сержантов-срочников.
Как и в любом наряде все шло по уставу и инструкции. Развод, прием оружия, документов, прием доклада и патронов от начальника караула, доклад комбату или начальнику штаба о приеме-сдаче, ужин, вечерняя поверка. Потом обход помещений штаба, казарм, столовой, проверка караула. К часу я должен был вернуться в дежурку и занять место у пульта, помощнику полагалось сваливать на боковую. В общем, армейская рутина.
Рутину разнообразил выпрыгнувший из окна казармы (а все казармы в городке были одноэтажными) подразделений обеспечения боец. Меня он не заметил, поэтому я без проблем проследовал за ним. Боец резво помелся к столовой, но не к задней двери, куда обычно бегали за мясом и жареной картошкой, а к главному входу.
Когда ситуация прояснилась, стало не по себе. Представьте: ночь, аллея, обсаженная примерно десятилетними каштанами, а под каштанами стоят солдатики. У некоторых в руках палки, доски, топоры и лопаты с пожарных щитов. В общем, попал к самому началу разборняка между кавказцами и азиатами. Дружба народов, блин!
Двух решений быть не могло. Я вышел на середину аллеи, достал из кобура пистолет, дослал патрон и сказал такую примерно речь, что, мол, вас тут, братва, до х*я, вы меня в асфальт втопчете без труда. Только первому, кто переступит через бордюр, я успею башку продырявить, вы меня знаете.
Войска меня знали. И как-то сразу поверили. Проверять искренность моих слов не хотелось никому. Получилась картинка, которая в шахматах называется цугцвангом - любой ход ведет к проигрышу. Поэтому с очередным ходом никто не торопился.
Помог Ашот Барсегян, старшина первой роты, заступивший моим помощником. Чего-то забыл он в своей каптерке - настоящий старшина, блин! Не дождавшись меня, он бросил дежурку на дежурного по штабу и побежал в казарму. Я его окликнул: Ашот, поднимай всех, тут разборняк начинается! Он слегка охренел от такого пердимонокля, однако сразу сориентировался и кинулся к телефону.
Стало полегче. Войска поняли, что положение изменилось. Самые умные начали задками разбегаться. Тут вдруг раздалась автоматная очередь. Стало тоскливо. Ну, думаю, песец, караул на разборняк прибежал. Но это был зам комбата по боевой, Виктор Иванович Жбиковский. Он по дороге забежал в караулку и взял там автомат. Войска закаменели - против лома, как говорится, нет приема. А против АКСа - тем более!
Через несколько минут сбежались взводные, ротные, комбат, его замы (благо, все жили рядом), загнали войска в казарму, те попадали в койки. Ну, думаю, кто-нибудь останется, будет легче. Но не тут-то было! Так как завтра (вернее, уже сегодня) ждали приезда нового зам командующего округом, то комбат распорядился всем отдыхать - дежурный справится! И так до подъема пришлось пробегать из казармы в казарму.
С подъема на полную катушку закрутился дристомет. По плану зам командующего с комдивом ждали к десяти часам. Комбат строго-настрого запретил мне ложиться спать - «потом отдохнешь!». Дристомет набирал обороты.
Как всегда, как не понос, так золотуха. Начальник штаба начал проверять работу системы оповещения «Шнур». Во время проверки чего-то в «Шнуре» перемкнуло, динамик хрюкнул и замолчал, из-под пульта повалил дым и завоняло горелой изоляцией.
Пока проветривали штаб, настало время «Ч» - десять часов. Однако начальство задерживалось, и начальник штаба дал команду «блядским связистам» чинить «Шнур». Те разобрали пульт дежурного до состояния первичного хаоса - проводки сгорело прилично!
Ко всем прелестям жизни в военторге случился завоз товара. В духе новых веяний распределением доставшейся нашему батальону части дефицита занялся зампотыл - политорганы из доверия вышли. А если учесть, что под эту категорию попадало очень многое, то сами понимаете: мероприятие должно было выйти весьма драматическим.
К пятнадцати часам к штабу начали подтягиваться жены офицеров и прапорщиков, так как зампотыл по простоте душевной стащил весь дефицит к себе в кабинет. Начальство все никак не могло доехать, дристомет устал вращаться и остановился, связисты, матерясь, продолжали менять проводку в пульте. Я смотрел на происходящее как Диоген из своей бочки. Мозг отказался смарщиваться напрочь.
Зам.командующего с комдивом появились ровно в шестнадцать. Не заходя в штаб, генерал-майор и полковник двинулись осматривать городок. Начальник штаба со связистом перевели дух: может, до пульта дело не дойдет?
Не угадали. Зазвонил телефон и оперативный штаба дивизии перепуганно сообщил, что километрах в десяти от нас перевернулся КамАЗ со снарядами к «семьдесят двойке». Жертв и тяжелых травм вроде нет, но снаряды и КамАЗ надо вытаскивать. Я с «радостью в сердце» побежал докладывать комдиву.
Дежурка мгновенно превратилась в штаб по ликвидации последствий ЧП. Надо сказать, что высокое начальство отнеслось к ремонтным работам на пульте вполне мирно: ну сгорело и сгорело! Главное - КамАЗ, вернее, люди, боеприпасы и оружие.
Но тут заволновалась общественность - судя по всему, раздача дефицита откладывалась! Пришлось уговаривать женщин разойтись.
Наконец-то пришел новый наряд! Я выдал ему оружие, патроны новому караулу. Развеселые сутки подходили к концу. После развода пришел новый дежурный, начали передавать документы и оружие.
И тут очередной пердимонокль. Пистолетов на выдаче было много - и по карточкам-заменителям, и по книге выдачи. Любой выезд на машине за пределы части - с пистолетом, после разбойного нападения на квартиру офицера в артполку была дана команда пистолеты держать дома и обучить стрелять из них жен. Потом дали команду пистолеты сдать, но народ их сдавать не особенно торопился. После окончательного подсчета я складываю шестьдесят два и четыре, и у меня получается шестьдесят четыре. Пистолетов же должно быть всего шестьдесят шесть! Два потерялось! При этом я почувствовал, что дошел до предела - если начну искать ошибку в подсчете и пытаться задумываться, то крышу сорвет к свиньям. Начали считать с новым дежурным, но от начпрода-начвеща проку было мало. К его чести надо сказать, что трезвым он был только в наряде, остальное время он был «до синевы пьян и слегка выбрит», как настоящий советский офицер. С формулой «62+4=64» он вполне соглашался.
Пришлось просить помощи у начальника службы РАВ батальона. Мишка быстро все посчитал и от моего арифметического открытия, что 62+4=64, как сегодня говорится, впал в КД. Потом достал из кармана калькулятор и начал опровергать мое арифметическое открытие и убеждать меня, что все пистолеты на месте. После чего я с легкой душой пошел на доклад к начальнику штаба и снял с левой руки осточертевшую за сутки повязку.
Но непередаваемое ощущение предельной психологической (или психической - не знаю как правильно) усталости осталось на всю жизнь. Кстати, после этих веселых суток я стал замечать, что стала хуже память, иногда забывал самые обычные названия, имена. А может, это все-таки возраст?

...про настоящего азербайджанского танкиста.

В феврале 1988 года в третий батальон нашего танкового полка на должность командира девятой роты прибыл старший лейтенант Али Алиев, уроженец субтропической Ленкорани. Надо сказать, что личный состав танковых подразделений процентов на девяносто состоял из земляков Алиева. Али первым делом попросил комбата укомплектовать роту азербайджанцами на сто процентов. Просьбу его выполнили.
Али сразу взял роту в ежовые рукавицы. Всех бойцов-азербайджанцев, обращавшихся к нему по-азербайджански в рамках службы, лупил нещадно. Замполиту батальона, который решил проявить педагогический талант и попытался сделать ему внушение по поводу очередной битой физиономии, Али ответил примерно так: «Товарищ майор, я азербайджанец, и мне лучше знать, как моих земляков заставить работать. Они и туалет у меня моют. Если хотите, попробуйте заставить их делать это сами. Сможете? Тогда не мешайте»
Через короткое время рота стала лучшей в батальоне, а по итогам периода рота стала лучшей в полку. Однажды во время погрузки на эшелон я стал свидетелем процесса воспитания личного состава в роте. Один из механиков, выезжая на рампу, зацепил другой танк и покурочил подкрылок. Али немедленно построил роту прямо на рампе и дал неожиданную команду: «Рядовой Гусейнов, для зачитки бортового номера выйти из строя! Бортовой номер зачитать!»
Рядовой Гусейнов строевым шагом подошел к своему танку, снял панаму и со всей силы ударил лбом лобовой лист танка. «Не слышно!» - угрожающе сказал ротный. Несчастный Гусейнов второй раз треснулся об танк. «Плохо слышу!» - повысил голос ротный. Гусейнов третий раз боднул танк, да так, что разбил лоб до крови. «Теперь слышу», - удовлетворенно сказал Али, после чего дал команду «по местам» и начал загонять «пятьдесят пятку» на платформу.
Али уехал в Азербайджан в восемьдесят девятом. В девяносто втором кто-то узнал, что Али командовал батальоном в Нагорном Карабахе и сгорел в танке...