Диалог

- Тихо здесь у тебя, спокойно.
Бригаденфюрер поднял бокал и тут же, поморщившись, положил руку на поясницу.
- Опять спина, майн герр?
Оберштурмбанфюрер подвинул поближе высокий стул и участливо поддержал под локоть.
- Опять. Столько работы, совершенно нет времени заняться собой. Ади, мой мальчик, я начинаю чувствовать себя стариком. Не улыбайся Ади, я серьезно. Я стал уставать, уставать не от дел, уставать от мыслей о делах. Первый признак старости.
- Как семья? Как маленькая Труди? - оберштурмбанфюрер помог инспектору опуститься на стул и подкатил маленький столик с бутылкой и лимоном.
- Мне кажется, что тянет ножку, Эльза говорит, что все в порядке, но что они понимают, эти женщины. Вернусь из поездки, отправлю их в Базель. Там есть прекрасная клиника Гесслера. А в остальном неплохо. Чудная девочка, недавно спрашивала про дядю Ади. Я брал ее с собой в кирху. Ту, где орган. Теперь она непременно хочет научиться играть, как дедушка. Когда-то я мечтал стать великим органистом. Конечно не стану, но руки помнят.
- После войны, майн герр, вы будете играть, а я приду слушать ваш концерт.
- Будем надеятся, будем надеятся.- бригаденфюрер поднес к губам бокал - Чудесный коньяк, Ади. А ведь я приехал не инспектировать тебя. Хвалить. Твои эшелоны идут как часы. И никаких эксцессов. Поделишься секретом? Ты сколько уже отправил, тысяч четыреста?
- Четыреста тридцать семь. Только тут нет особой заслуги, и секрета тоже нет. Скорее удачное стечение обстоятельств.
- Рассказывай.
- Когда я получил директиву рейхсфюрера и приехал сюда, то сначала даже несколько опешил. Евреи жили так, как будто войны не существует вовсе. На второй день по приезде, мне доложили о деятельности здесь некоего "Комитета по спасению" при "Сохнуте" и я распорядился доставить мне его руководителя.
- Ты его арестовал?
- Отнюдь, герр бригаденфюрер, отнюдь. Я ознакомил его с директивой рейхсфюрера.
- Ты сделал... что? - бригаденфюрер широко улыбнулся и поставил бокал на столик.
- Именно, майн герр. Я ознакомил его с директивой и сообщил, что все должно пройти тихо. Поинтересовался, чего хочет он лично. Первое, что он потребовал, это разрешения лично ему не носить желтую звезду. Потом гарантий личной безопасности. Потом гарантий безопасности для своих родственников. Которых у него, ни мало, ни много, две тысячи. Я посчитал, что родственников больше пятисот не бывает. Короче, сошлись мы на тысяче двухстах. Никогда не умел торговаться, слишком, наверное, добрый, - оберштурмбанфюрер коротко рассмеялся.
- Наша семейная слабость, излишняя доброта, - поддержал смехом бригаденфюрер. - И что, все тысяча двести родственники?
- Не уверен, но люди весьма состоятельные. Но какая мне, в сущности, разница? Каждый хочет иметь свой маленький гешефт, - последние слова оберштурмфюрер произнес с утрированным характерным акцентом, - я даже не особо интересовался, что он объяснял своим соплеменникам. Но дело он делает. Поэтому пусть не носит звезды, или носит красную русскую или белую американскую - оберштурмбанфюрер опять рассмеялся,- вот собственно и весь секрет. Я ему даже, разумеется, с разрешения рейсхфюрера, выделил деньги на представительство. Мы как раз задержали английского агента, который вез деньги ему же. Так что все по справедливости.
Бригаденфюрер громко расхохотался.
- Ади, мой мальчик, тебе цены нет.
- Теперь, майн герр, удовлетворите мое любопытство. Тут проявляет сильнейшую активность некий секретарь шведского посольства. Раздает евреям шведские паспорта, выкупил несколько домов и назвал их "шведской миссией". Укрывает в них евреев. Между прочим, уже довольно много вывез. Десятки тысяч. Я получил личное распоряжение рейхсфюрера не трогать этого секретаря и открыто ему не препятствовать. В чем смысл, майн герр, если не очень секрет?
- Секрет, конечно, но полагаю, Ади, тебе следует это знать. Сталь, подшипники и грузовики. В первую очередь сталь и подшипники. Мы получаем все это от семьи твоего активиста. Получаем в потребных нам количествах и по такой цене, которая никак не может окупать даже доставку. Взамен, негласно, разумеется, мы не препятствуем некоторым действиям. Думаю, и за границей кто-то имеет свой "маленький гешефт", - инспектор передразнил акцент оберштурмфюрера и оба рассмеялись. - Хотелось бы мне знать, как отреагировали бы русские, попади этот секретарь к ним в руки.
- Он раздает паспорта даже в уже приготовленных к отправке эшелонах. Интересно, что эти евреи с ними делают?
- Могу тебя просветить и на этот счет.- бригаденфюрер отпил коньяк и пожевал дольку лимона. - Я ведь недавно был в Аушвице вместе с Глюке. Туда как раз пришел твой эшелон. Так вот, из толпы вылез какой-то еврей и заявил, что он шведский подданный. И требует, ты слышишь, Ади, требует, чтобы ему обеспечили встречу с шведским консулом. Ты знаешь коменданта Аушвица? Нет? Отличный мужик. Рихард Баер. Вас обязательно надо познакомить, вы друг другу понравитесь. Он дельный офицер и весельчак, каких мало. Так вот, он вполне вежливо поинтересовался, нет ли среди прибывших еще подданных Швеции? Оказалось, есть. Тогда Баер пообещал, что завтра этот вопрос будет решен. Вероятнее всего перед шведскими поддаными ворота будут открыты. Назавтра он велел подданным Швеции, таких набралось где-то пятьдесят, разобраться по алфавиту. Ади, это надо было видеть. Шведский алфавит здорово отличается от венгерского и попытки построиться заняли чуть не полчаса.
Смеялись даже заключенные. .А когда построились, перед ними и вправду открылись ворота, но не лагерные, а в газовую камеру. А сразу за воротами плакат. На немецком и венгерском. "Добро пожаловать в Стокгольм". Ади, ты себе не представляешь, как мы хохотали. Таких юмористов как Баер, я еще не встречал. Положительно вам нужно познакомиться. - бригаденфюрер встал и опять поднес бокал к губам. Потом инспектор повернулся к оберштурмбанфюреру и тот увидел внезапно постаревшие глаза, в которых стояла какая-то тяжелая и мрачная тоска.
- Знаешь, герр оберштурмбанфюрер, я не буду играть на органе, а ты не будешь слушать. Наш концерт, Ади, мы будем играть вместе. Играть его, мой мальчик, мы будем на рояльных струнах, и я думаю, недостатка в аплодисментах не будет. А теперь проводи меня, дружок.