ТВОЙ ВЫХОД, КУРСАНТ

Пятница. Вечер. Любимое время у курсанта. Только что сходили в баню, смыли с себя всю грязь и пот, въевшиеся за неделю лагерной жизни. Завтра после обеда - увольнение. Можно будет сходить в город. Или просто поспать. А сейчас - сидим в клубе. Смотрим кино. Уже близок конец, но сюжет закручен так, что еще ничего не ясно. Пятьсот молодых загоревших ребят смотрят, затаив дыхание - что будет?
- Четвертый курс, на выход!
Нет, дежурного по клубу, прокричавшего эту фразу, убивать не хочется. Он ни при чем. Он просто рупор. Железка. Как матюгальник на столбе. Выходим. Остающиеся сочувственно молчат и провожают взглядами, ни одного смешка или шуточки - завтра на нашем месте может быть любой. Команда строиться. Становимся. Перед строем - начальник курса, подполковник Евсеев. 78 пар глаз - глаза в глаза - ненависть. Нет, не так - НЕНАВИСТЬ. Как только асфальт под ним не плавится? Не понимаю.
Командует тихо, еле слышно. Напра... во. Бего-о-о-м... арш. Знает, что его голос услышат все, даже Мячиков - самый маленький, последний курсант на фланге. Не посмеют не услышать. Бежим к палаткам, надеваем снаряжение. Снова строимся. Евсеев проверяет вещмешки. Подходит к Кольке. Брезгливо смотрит на маленький обмылок в его мыльнице. Еще вчера Колька гордился своей хитростью - положил обмылок, и мешок стал на 100 грамм легче. Сейчас, похоже, он об этом уже жалеет.
- Товарищ курсант, вы бы еще надувное мыло себе положили, - подполковник подходит к Кольке и снимает у него с пояса саперную лопатку. Через секунду колькин мешок становится тяжелее на два килограмма жирной болотной питерской глины. Сыплет прямо сверху, на чистое белье, подворотнички... Вот, так лучше. Вес снова нормальный. Лопатку отдает, отходит. - Напра... во. Бего-о-о-м... Арш.
Колькину спину узнаю из тысяч. Изучил каждую черточку. Выше он был на полсантиметра, и мое место было следом за ним. Видел ее и на параде в наглаженном чистом кителе, вижу и сейчас. Вижу, как постепенно появляется маленькое темное пятнышко. Больше, больше. Темное пятно во всю спину, от шеи до ремня. Потом оно высохнет, и останутся только причудливые разводы белой соли. Но это потом. А сейчас - вперед, вперед, вперед...
Уже потом, после выпуска, мне довелось увидеть Евсеева и спросить - зачем? Ответ был очень прост. Вот он, этот ответ - Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ В СВОЕЙ ЖИЗНИ НИЧЕМУ НЕ УДИВЛЯЛИСЬ И НИЧТО НИКОГДА НЕ МОГЛО ВАС СЛОМАТЬ. Насколько он был прав, я понял уже очень скоро. А тогда, глядя ему в глаза, я даже не мог себе представить, как я буду благодарен этому человеку через несколько лет.