ТЮБЕТЕЙКА
(из цикла «Будни АГП»)

Когда я входил утром в часть, настроение у меня всегда было приподнятое - и все благодаря картине, намалеванной на стене в коридоре КПП. По чуткому указанию замполита неизвестный художник изобразил в полстены летящего на взъяренном коне буденовца, грозно размахивающего шашкой. И всадник и конь получились что надо, а вот что касается шашки - то ли не хватило серебристой краски, то ли художник уволился, но мозолистая рука буденовца властно сжимала одну рукоятку, оставляя щемящее ощущение недосказанности. Кто-то не выдержал, и явно не доверяя своим художественным способностям, надписал фломастером над рукояткой: «Шашка». Потом под носом у всадника появилась надпись «Усы», за спиной взвихрился «Плащ», у коня из носа полетели «Сопли», а из-под хвоста «Понос». Новые «дорисовки» появлялись чуть ли не каждый день и почему-то меня ужасно смешили, из-за чего я пересекал порог части с блаженной улыбкой довольного жизнью человека, чем сильно беспокоил своего непосредственного начальника майора Окорочкова.
В тот день, выйдя с толпой офицеров из служебного автобуса, я первым делом осмотрел всадника, обнаружил бегущую у него по щекам и подбородку надпись «Небритые волоса» и двинулся от КПП к штабу, весело насвистывая. Уныло бредущий по бетонке Александр Васильевич Окорочков проводил меня озабоченным взглядом.
От штаба уже орали на всю часть, адресуясь шагающему рядом со мной начальнику четвертого отдела майору Герцену:
- Анатолий Давыдович, ну как у вас, встает?
- Не встает, мать его... - сокрушенно ответствовал Герцен. - И мазями всякими мажу, и жена массирует - ни хрена, как отпустишь - падает и висит!
- Нада народный средства применять, - авторитетно поучал дежурный по штабу старший прапорщик Азизбеков, - операций нада делать! После операций никогда не упадет!
- Да я шрамов на нем не хочу, - пояснял всем заинтересованным бесстыжий Герцен. - Вдруг в конкурсе придется участвовать - забракуют!
Женщины, идущие в штаб, краснели, смущались, тихонько поглядывали на Герцена и усиленно шушукались, гадая насчет конкурса. Они не знали, что у щенка добермана, которого недавно завел Герцен, в положенный срок не встало ухо.
В общем, ничто не предвещало грозы...
Пока после развода командир части полковник Будаев не решил проверить строевую слаженность подразделений и не распорядился, чтобы отделы прошли мимо него с песней. А пел четвертый отдел в те времена две песни - основную и запасную. Основная проходила под названием «Шумел камыш» и начиналась примерно так:

Где дуют ветры круглый год, где глушь со всех сторон,
Там службу трудную несет ракетный гарнизон.

Отдел вышел на исходную позицию, запевала - рядовой Андрущенко - занял свое место в центре коробки, полковник Будаев на трибуне изготовился слушать.
- Отдел! - заорал Герцен. - С места с песней, ШАГОМ...
Однако в тот самый миг, когда он собирался гаркнуть «МАРШ!», Герцена внезапно осенило озарение, что слова «службу трудную» звучат не ахти - вроде как отдел жалуется на службу. Герцен развернулся к отделу и прохрипел:
- Так, внимание! Поем «службу нужную»! Поняли?! Не «трудную», а «нужную»!
Понятное дело, когда после «ШАГОМ...» командир что-то вякает перед строем, то все предполагают только «МАРШ!» - задние шеренги пошли, налезая на передние, которые подумали-подумали - и тоже пошли. Четвертый отдел вразнобой, чертыхаясь и путая ногу, затопал по плацу. Из задних шеренг шипели:
- Что он там сказал? Как поем?
- Хрен его знает, я не расслышал!
- Да поем как обычно, мать его, затрахали уже!
Командир части Василий Иванович Будаев с трибуны вопил:
- Герцен, ваш отдел не умеет ходить! Ногу сбили! Колхоз!
Но уже звенел над плацем чистый голос рядового Андрущенко:
- Где ду-у-уют ветры круглый год, где глу-у-ушь со всех сторон ...
И четвертый отдел дружно подхватил запев:
- Там слу-у-ужбу нужную несет... - орали первые шеренги.
- Там слу-у-ужбу трудную несет... - завывали последние шеренги.
Василию Ивановичу Будаеву с трибуны послышалось, что отдел поет «службу нудную» и он, надсаживаясь, заорал:
- ГЕРЦЕН! Вы хоть послушайте, что ваши люди поют! Я вам покажу «нудную»!
Отдел был отправлен на повторный круг с песней, но ничего хорошего из этого не вышло - уж не везет, так не везет. Герцен от греха подальше приказал петь запасную песню «Взвейтесь соколы орлами», но уже накрутившему себя Будаеву послышалось «козлами» - и что тут началось! Василий Иванович орал минут десять не переставая, всячески нас хулил и объяснял, что он думает о четвертом отделе вообще и о Герцене в частности.
На фоне командирских излияний все явственнее слышалось чье-то хрюканье, через минуту перешедшее во всхлипы еле сдерживаемого смеха. Старший лейтенант Вовка Агапов в третьей шеренге с багровым лицом трясся и зажимал себе рот обеими руками. Обернувшийся Герцен смотрел на него в немом удивлении - Агапов был человеком солидным, из прапорщиков, имел благородную лысину, медаль «За отличие в воинской службе», и в непочтительном отношении к начальству ранее замечен не был.
- Ты что, Агапит, охренел?! - дернул я Вовку за рукав, но это только прорвало плотину - Агапов схватился за живот, обтянутый портупеей, и захохотал в полный голос.
- Тюбетейка, у Иваныча на башке тюбетейка! - сдавленно хрипел он сквозь приступы смеха и показывал пальцем на Будаева.
Василий Иванович, обнаружив, что внимание публики переключилось на другого клоуна, прервал свои тирады, и налившись кровью, заорал с новой силой:
- ТОВАРИЩ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ! ВАМ ВЫГОВОР!
- Тюбетейка! Хрю-хрю...
- АГАПОВ! ВАМ СТРОГИЙ ВЫГОВОР!
- Тюбетейка! Ха-ха-ха!
- ГЕРЦЕН! УСПОКОЙТЕ СВОЕГО ОФИЦЕРА!
И Василий Иванович, сорвав распяленную на массивной голове явно тесную ему новую папаху, чуть не бегом кинулся к штабу. Из-за хлопнувшей двери невнятно донеслось:
- На себя бы посмотрел, лысый пидор!
Потрясенный отдел молча пялился на Агапова. Герцен, обретя голос, хмуро осведомился:
- Ну и что на вас нашло, Владимир Николаевич?
Успокоившийся Агапит еще раз прыснул и жизнерадостно сообщил:
- А Иваныч-то в новой папахе - ну точно чучмек в тюбетейке, еще лопочет, лопочет....
Изнервничавшийся отдел грохнул, бойцы приседали от смеха, сам Герцен весело сверкал золотыми фиксами.
Неделю спустя я был свидетелем того, как делавший разгон в штабе Будаев внезапно прервал свои крики и шустро юркнул в туалет. Из столовой выходил старший лейтенант Агапов.