Телеграмма

- В общем так, Иванов, в отпуск не поедешь.
- Но, товарищ капи... - вот так номер, а я считал нашего капитана человеком слова, да что я - весь батальон считал, что нашей роте повезло.
- Не поедешь, я сказал! - ротный, отвернувшись к окну умывальника, курил, пуская клубы дыма в открытую форточку. - Извини, но народу и так мало. А у меня уже один «отпускник» нарисовался, мать его...
- А кто, не скажете, товарищ капитан?
- Да Кощеев из второго взвода! Телеграмма ему пришла - отец при смерти. Понял?
Чего тут непонятного... Вот это номер - Серега Кощеев по прозвищу Кощей был из тех неунывающих хитрозадых парней, которым служба дается легче других. Что они умеют, так это «косить» и «забивать», но при этом не просто ложась в санчасть или устраивая себе «тапочный режим» искусственными мозолями, а изобретательно, так, что при этом еще и числятся на хорошем счету у командиров. Да и товарищи - даром что им приходится выполнять работу за себя и за таких хитрованов - обычно не обижаются, потому что такие, как Серега, всегда душа компании, помнят наизусть массу баек и анекдотов, виртуозят на гитаре и т.д. Кощей исключением не был - он знал множество неплохих «дворовых» песен и частенько их исполнял, когда подворачивался случай. Никто и никогда не видел Серегу недовольным или расстроенным. И вот - отец...
Мне очень хотелось поехать в отпуск, тем более, был и повод, и вроде бы, ротный уже дал обещание, и дома ждали, но... Тут оставалось только развести руками. Телеграмма из дома - дело такое. Некоторые, помню, под впечатлением первых трудностей, начинали вслух мечтать: вот, дескать, заболел бы кто-нибудь дома, вызов бы прислали... Таких одергивали - не ровен час, услышит «дедушка», он тебе такой вызов покажет, мало не будет. На самом деле получить такую телеграмму не хотел бы никто. Родители в армии - это святое. Твоя девушка может тебя бросить и выйти замуж за твоего друга, а родители ждут тебя всегда.
Очевидно, ротный уже сообщил Кощею новость, потому что прежнего весельчака словно подменили. Глаза погасли, куда-то подевалась восхищавшая начштаба строевая выправка. На обед Серега плелся так, что на него натыкались задние ряды, сбивал ногу, но ротный, против обыкновения, даже ни разу не остановил колонну, чтобы «поправить кривоногого». Узнали - армейское радио действует со скоростью звука - и ребята из других взводов. Нет, к нему не лезли с утешениями, но общая атмосфера сочувствия ощущалась за версту. Даже вредный замкомвзвода-2 сержант Гречко, уставник и любитель «докладов» начальству, предпочел сделать вид, что не заметил потускневшей бляхи на кощеевом ремне, хотя в другое время непременно бы отчитал подчиненного.
После самоподготовки я добыл из-под матраса пачку «Золотой Явы» - на тот момент модных армейских сигарет. Надо отметить, что выдавали табачные изделия регулярно (не знаю, как в других частях), но была это воняющая керосином елецкая «Прима», хуже которой пахла только курская «Стрела». Так что хорошие сигареты были в дефиците и на виду их не оставляли. С целью добавить в организм немного никотина я направился в санблок - типичный армейский умывальник, совмещенный с туалетом. Но по пути что-то заставило меня остановиться у сушилки.
Что такое сушилка? Это такая отдельная комната, где установлены ТЭНы, а над ними есть решетка наподобие гигантского гриля. На эту решетку ставится промокшая обувь. А еще в сушилке есть большие вешала как в универмаге, на которые, соответственно, развешиваются различные предметы форменной одежды для просушки. Кто служил, тот знает - сушилка представляет собой еще и теплое место отдыха, где, накрывшись шинелями, можно подремать... если повезет и не дотянется карающая рука старшины роты.
Так вот, из-за неплотно прикрытой двери сушилки доносились голоса. Потом я услышал смех, и вот этот-то смех заставил меня остановиться. Смеялся Кощей. В следующую минуту я опознал и его собеседника - ротного каптера.
- И что, вот так просто взяли и сделали?
- Ну так я и говорю, мамка у меня все может, она в нашем городишке не последний человек! Легко! А этот-то, этот... ха-ха-ха.... Не могу... Глаза опускает, и типа того: «Крепись, Кощеев...» Психолог типа, решил постепенно подготовить к «страшному известию».
- Ну ты молоток, Серый! А ты чего?
- Да главное было не заржать тут же на месте! Ну ничего, сдержался. Даже слезу выдавил, правда, больше от смеха, ага...
«Да, вот так вот...» - подумал я, замерев возле сушилки и ничего не замечая вокруг: «Свой в доску Кощей, душа компании... Узнают ребята - убьют». Вспомнилось вдруг почему-то, что полученные из дому посылки Серега всегда передавал на хранение каптеру, а не распределял их содержимое во взводе, как это делали другие. Закон коллектива ведь какой? Хоть по крохе - но всем. Нет, можно и ночью под подушкой, но уважать просто не станут. Так вот, в кощеевых посылках никогда не было ни сала, ни колбасы, ни чеснока - того, что в армии является дефицитом. Пряники, печенье, конфетки-леденцы были, и делились вроде по справедливости, но... Да и в нарядах он всегда отлынивал, предпочитая постоять на «тумбе» то время, пока другие драят полы в казарме. «Телеграмма. Отец при смерти... Они же его убьют, дурака!» - мелькали в голове мысли.
Внезапно я ощутил за спиной чье-то присутствие и резко обернулся. Рядом с сушилкой, криво улыбаясь, стоял ротный. Какой черт принес его в казарму так поздно? В этот момент из-за двери снова раздался взрыв хохота, и Кощей сказал:
- Да привезу я твоему старшине окорок, что я, не понимаю, что ли? И тебе домашней наливочки привезу. Смотри только, чтобы этот старый дурак не пронюхал, а то...
Ротный коротким пинком отворил дверь сушилки и шагнул внутрь.
Как сказал классик, «опустим завесу жалости над финалом этой печальной сцены».