«О прикладной лингвистике и сексе на боевой службе»

В Советском Союзе он был. Секс. Я это знаю точно.
...
Жители Риеки ломились на барказы, которыми их возили на крейсер как... даже не знаю с чем сравнить.... Наверное, и не с чем даже. Барказы, в которые по всем законам больше двадцати человек сажать было нельзя, принимали на борт по шестьдесят, и погрузившись от этого в воду почти по планширь, ползали между кораблем и набережной. А довольные собой югославы, попавшие на корабль, расползались по его палубам, коридорам... Да кто его знает, куда могли попасть любопытные, хоть и стояли везде у дверей, чтобы не сбились они с «маршрута» установленного заранее, вахтенные матросы, и все же, все же...
Все же вечером «большой зам», собрав в своей каюте политрабочих, выхватил из сейфа пачку журналов фривольного по нынешним временам содержания. Так, опять же по-нынешнему, - легкой эротики... Но времена-то были... Ах, какие были времена...
Так вот, произнеся с пеной у рта прочувственную речь о том, что подчиненные его ни черта не делают, чтобы предотвратить распространение буржуазной морали во вверенных им подразделениях, и нацелив их на углубленную работу в этом идеологическом направлении, зам так-таки убрал журналы обратно в сейф, закрыл его и опечатал личной печатью...
В тот же вечер «низа» офицерских и мичманских кают глухо гудели...
А на следующий день был сход на берег. Пятерками. Офицер - мичман - три матроса.
Пройдясь туда-сюда по паре заслуживающих внимание улиц и отметив пару кабачков, в которые, на наш взгляд, можно будет перед самым возвращением заглянуть, мы остановились перекурить.
И тут мичман мой и сообщил, что прямо-таки на самой центральной улице напротив городского собора приметил он вполне себе уличный ларек, в котором и узрел массу «этих самых» книг и журналов. Конечно же, тут же решено было проверить справедливость этого утверждения. И вот, спустя минут пятнадцать, снова мы оказались на центральной площади... И ларек там действительно был... И что там лежало напоказ... Моряков, дабы не развращать неокрепшие умы, мы отогнали за спину продавца, и сказали покурить... А сами предались рассматриванию...
Не знаю, что сподвигло меня оторваться от этого увлекательного процесса и мельком посмотреть на стоящих за спиной продавца в аккурат напротив нас моряков. Не знаю. Но то, что читалось на их лицах, можно было видимо охарактеризовать как смесь дикого ужаса с полным ступором вкупе.
Опять же, не знаю почему, увидев это, я вдруг начал в голос строить мичмана своего, говоря, что нечего тут смотреть, и что все это не соответствует, и мы должны гордо нести честь, и не поддаваться на провокации... И почему мичман не послал меня сразу, а тоже посмотрел на моряков, с трудом оторвавшись от пролистывания симпатичной книжечки, полной фотографий пары - мужчины и женщины - в самых разнообразных позах. Но почему-то он вдруг решительно захлопнул книжку, положил ее на прилавок, сказал что-то типа: «фу, какая гадость» и после этого мы повернулись.
В аккурат перед нами стояла офицерская «тройка» - старпом, зам и особист. Стояли и ухмылялись... Нам осталось только бодро отдать воинскую честь и смыться...
Но книжка мичману понравилась, и, сами понимаете, что найти подобный же уличный киоск и с соблюдением мер предосторожности и маскировки приобрести не составило труда.
Дня через три-четыре, гася все эти дни нетерпение, я все же решил зайти к мичману, чтобы потратить личное время с пользой.
Конечно, как лицу сопричастному к процессу обретения запретного плода, в просмотре мне не было отказано. При этом посетовано было, что понять, что же написано в сопровождающем тексте, к сожалению невозможно, так как хоть и родственный язык, но...
И тут, листая книгу, к удивлению прежде самого себя, да и в не меньшей степени и окружающих, я начал вдруг переводить отдельные слова, которые складывались во вполне понимаемые фразы...
Оказалось, что зачатки знания польского, полученные во время училищного увлечения «Скальдами» да «Но то цо», не прошли даром...
Не прошла мне даром и эта поверхностная попытка перевода.
В тот же день, вернее уже вечер, решением офицерско-мичманского состава ракетно-артиллерийской боевой части я был отстранен от всех вахт, корабельных работ и занятий и посажен под домашний арест в собственной каюте.
Срок ареста был не определен - «переведешь все - выпустим». Впрочем, все сказанное было, конечно, сказано в шутку, и на палубу и в кают-компанию я конечно ходил, и более того, мне даже для улучшения работы головного мозга притащили небольшую бутылочку вонючей сливовицы.
Конечно, перевод, может быть, и не очень дословно-литературный, но, тем не менее, вполне вменяемый был осуществлен в кратчайшие сроки. И ведь, честно сказать, почему бы в конце концов и нет - самому было жутко интересно.
Кроме перевода пришлось параллельно поработать и «по специальности» - так как по должности я отвечал за контрольно-записывающую аппаратуру, а в ее состав входил совершенно великолепный фотоаппарат «Зенит», то думаю, ни у кого не возникает сомнений, что книга была полностью отфотографирована и размножена в необходимом количестве экземпляров.
Радость и благоденствие, впрочем, продолжалось недолго.
Политработники - такие же люди, и ничто, как говорится. Одним из тех, кому было совсем даже не чуждо, был освобожденный секретарь парткома корабля...
И вот в один из вечеров, когда весь экипаж дружно смотрел на палубе фильм, было осуществлено проникновение в каюту «большого зама», вскрытие его сейфа, доставка в нашу каюту тех самых пресловутых журналов, их фотографирование и печать необходимого числа фотографий.
Так что по возвращению с боевой службы «у нас с собой было»...

Так что был он, был...
Завозился в страну помимо всяких таможен и границ...

P.S. Если оценивать с современной точки зрения, то ничего «такого» в этих книгах и журналах не было. Так, невинная эротика, скорее учебного плана, которую сейчас, наверное, в школьных киосках можно встретить...

PPS От всего хорватского языка в памяти почему-то осталось: «narocito duboko prodiranje»...
Молодость....