Деревья умирают стоя

Это про часовых кто-то очень точно сказал. Часовой - это вообще особая форма жизни. Умеет спать с открытыми глазами, спать стоя, спать на ходу. Умеет курить непонятно каким местом, так что даже самый въедливый проверяющий не сможет ничего унюхать. Умеет... Да мало ли что он умеет, когда жизнь заставляет? Не умеет он только одного: строго соблюдать от и до «кровью написанные» положения УГиКС. И хотел бы, но не получается. Правда, ему обычно помогают высшие силы в лице начальника караула и прочих офицеров, устраивающих караулу «веселую жизнь». Вообще, я до сих пор не понимаю этого. Ладно там казарменно-бытовые примочки вроде мытья плаца тряпками без швабры или полировки медных краников толстой ниткой (хотя пасты ГОИ - хоть купайся в ней) - солдат должен быть постоянно при деле, чтобы не задумывался о смысле жизни и прочих ненужных ему вещах. Но караул - это разновидность боевой службы. Здесь нормы Устава должны соблюдаться целиком и полностью. Положено караульному два часа отдыха в «спящую смену» - обеспечь. Увы. Нет, я понимаю еще, когда караул раз за разом, оглушительно топая сапогами, носится по объекту, выполняя команду «в ружье». «В ружье» - святое, ради этой команды, в общем-то и живет караул. И пусть к середине второго года службы все планы и маршруты отработаны до секунды, это понять еще как-то можно. Но когда в два часа ночи весь свободный личный состав с мылом драит караулку, потому что некий толстый боров из комендатуры споткнулся о невидимую без микроскопа пылинку - это-то зачем? Или когда вместо того, чтобы дать отдохнуть тем, кому это положено, НК проводит с караулом занятия по «общественно-государственной» (всю ночь, без перерыва, меняясь с помощником для отдыха) - это как называется? По-моему, «шакализм» - «шакалами» у нас называли самых неуважаемых офицеров. Да и не только у нас, наверное. Результат? Те самые деревья. Которые умирают, а вернее, засыпают стоя. На посту.

«Двенадцатый» был, наверное, самым поганым постом в карауле. Назывался он так не по номеру, а по какой-то забытой традиции, на самом деле его номер был пять. Поганость его заключалась в хитрой конфигурации окружающих зданий, создающих почти круговое движение воздуха. Ветер там дул всегда, не знаю уж, почему. И если летом это было даже хорошо, то зимой... Часовой, бродящий сомнамбулой по маршруту, искал укрытия от него - и не находил. Был там, правда, еще один феномен. Иногда в совершенно произвольных точках попадались «зоны штиля». Там не дуло. Но найти такую зону можно было лишь случайно, так как они менялись, и нельзя было сказать, что вот у столовой можно немного погреться, или у люка продсклада. Найдя такое местечко, часовой против своей воли замирал на месте, стараясь продлить это восхитительное ощущение. И ведь там не было тепло - там всего лишь не дуло... Но организм, измученный искусственной бессонницей, реагировал на эту каплю комфорта мгновенно. Засыпал то есть. А начкар тут как тут. Нормальный просто будил часового крепким пинком в кормовую часть, выдавал пару оплеух «для бодрости» и уходил. Но были такие, которые уносили с поста телефон (старенькую «ташку» ТА-57) или постовую книгу - хорошо хоть разоружить не пытались, видимо был печальный опыт. Но за такую утрату весь караул получал очередную «смену для сна» без сна.

Полтретьего ночи. Это не «собака», но и не самая лучшая смена - в сон тянет чуть слабее, чем утром. Стою на «двенашке», решив передохнуть немного от бесконечного наматывания кругов. Тогда еще не развесили по объекту новомодные видеокамеры - успели уволиться до введения адского изобретения, посочувствовав молодым. На крыше столовой маячит какая-то тень. Вроде бы там должно быть две трубы вытяжной вентиляции, но почему одна из них кажется не такой как обычно? Вглядываюсь. Глаза режет, почти сутки, да какое там - сутки перед этим в наряде выдались тоже ничего себе, не спал. В ушах свист ветра. Соображать не то что не получается - не хочется. Но заставляю себя с усилием проворачивать мозговые шестеренки. Труба. Не такая. Как обычно. Стоп. Еще раз. Труба. А не голова ли это сейчас высунулась из-за нее на миг и снова исчезла? С нашего НК станется забраться на крышу - та еще скотина... Что ж вам не спится, товарищ лейтенант? Или нет там никого, а воспаленный разум рождает чудовищ? Но как проверить? Мысли в голову не приходят. Делаю несколько шагов, не сводя глаз с крыши. Черт! Под ногу попался кусок бетонной плиты, вечно я про него забываю. Отвлекся я на несколько секунд, потирая ушибленную голень, а когда снова поднял взгляд, труба уже имела вполне привычный облик.

Делаю пару кругов по маршруту. Вокруг все тоже самое - темнота и ветер. Конечно, не настоящая темнота - прожектора разбивают ее, разгоняют по углам, но все равно. Ночь. Вяло ворочаются мысли: скорее бы смена. Погреться у батареи. Выпить кружку кипятку. Вряд ли эта скотина (начкар) даст поспать. Ну и... с ним. И в этот момент я попадаю в «зону штиля». Это... это я не знаю, как передать доступно. Как будто впустили замерзающего в теплое помещение. Продувающий куцый бушлат (тулупы выдавались только при минус двадцати восьми и ниже) навылет ветер стих мгновенно. Организм, сволочь, только того и ждал... Я не успел заметить момента перехода «на ту сторону». Да и не заметишь этого. Перед глазами все так же покачивается караульная «тропа», лупят с ограждения прожектора, прыгают из стороны в сторону тени - а на самом деле ты уже спишь. И не чутко спишь, а самым натуральным глубоким сном - к часовому в такой момент может подкрасться штурмовой танк, не разбудив его.

Вот что меня разбудило, до сих пор загадка. Проснулся мгновенно и сразу весь, аж кинуло в пот. Ощущение медленно нависающей над головой очень большой задницы. Быстрый взгляд по сторонам. О-па! Опаньки! А это что? Это... Резкий бросок в сторону постовой будки. Вдавленная кнопка. Сорванная с крепления трубка. И два быстрых шага в сторону от фонаря, в тень. Вскинутый автомат.
- Стой, кто идет?
Начкар уже успел спрыгнуть с невысокого здания столовой, на крыше которой я застал его, присевшего на корточки в моменты счастливого пробуждения, и теперь выбирался из глубокого сугроба. Я не видел его лица, но знал, знал: на нем досада и злость. Не вышло, товарищ лейтенант?
- Начальник караула!
- Стой! Осветить лицо!
Начкар вытащил из нарукавного кармана фонарик. Я прекрасно все видел, но как отказать себе в удовольствии? Я часовой, лицо, как известно, неприкосновенное. У меня автомат наготове. Я могу положить его прямо сейчас лицом в грязный снег. Кроме того, кто я по его мнению? Очередной дятел-срочник с неизвестными науке тараканами в голове? Чего от меня ждать?

За спиной послышался глухой топот - это мчалась резервная группа. Ах да, я ж ничего не сообщил в трубку - оставил ее болтаться так. А это - тоже сигнал. «Нападение на пост». Извините, мужики. Извините. Знаю, я помешал кому-то хоть немного поспать, пользуясь отсутствием НК. Но такова жизнь. Таков, мать его, Устав гарнизонной и караульной, каждый пункт которого написан кровью. И пусть мы не всегда соблюдаем его букву, зато дух его постоянно с нами. И вы это знаете, товарищ лейтенант.