Если царапать только о прыжках, получается уж очень однобоко.
Проведенные за защитой и сбережением легких планеты годы действительно слились во что-то такое зеленое, однотонное и однообразное. Но бывает кое-что выделяющееся из общей мути.
Первый прыжок! Первый поцелуй. Первый производственный! Первая любовь. Вторая любовь. Третья... Как их забыть!
Где-то в этом же ряду и первое зависание.

Наша группа Шквал 49 высаживалась на помощь коллегам Шквалу 50. А площадка была не марь, а самый настоящий пятак. Вытянутый, неровный эллипс.
Конечно, мы, трое двадцатилетних, уже были не совсем молодыми салагами. Район у нас такой, что горит всегда хорошо. Не один уже пожар был за плечами.
И вот в самолете, когда по устоявшейся традиции мы потянулись за костюмами, наш инструктор Петрович отрицательно махнул рукой! Что означало - без этого самого костюма.
А когда Жека, еще не совсем въезжая в случившееся, попытался зацепить ранец ЗСПП под З-5, Петрович просто вырвал кирпич у него из рук. Рявкнув что-то совсем нецензурное про каких то неадекватно воспринимающих действительность чуваков. И, чуть подостыв, добавил, что поляна позволяет высадить роту в один заход. А троицу обкурившихся травы, пьющих молоко самки детенышей, навсегда потерявших чувство меры, уж и подавно. Это в нем так время от времени прорывалось дурное воспитание, полученное в Могочинской десантно-штурмовой бригаде.

Втроем мы вышли налегке, и я был последний. И, как в тот раз оказалось, самый глупый. (Действительно неадекватно воспринимающий действительность, пьющий молоко самки детеныш).
На тренировках нам всегда вкладывали в извилины четкий алгоритм.
Поспешайте медленно, оцените обстановку, возьмите клеванты на уровень груди (в нейтральное положение), определите скорость сноса, на всякий случай постойте 10 секунд против ветра. Парусность ПТЛа большая. Бойтесь, ребятки, перелета. Ваш парашют инертен, и это хорошо для вас же. Меньше суетитесь, точнее попадаете. А масла в голове у вас все равно еще нет.
Я тогда был что тот курсант из анекдота. Он, если вы помните, садился на торчащий из сидения гвоздь и боязливо думал, что так, наверное, и надо.
А что тут, спрашивается, думать? Раз все уже давно придумано! Клеванты взял, против ветра развернулся, до десяти досчитал. Снова развернулся и четко оценил - все! Не дойду!
Нет, конечно же, я не впал в депрессию и меланхолию! Я, конечно же, лихорадочно вытягивал передние концы и, конечно же, надеялся, что, может, ветер чуть усилится и мне повезет. Но вонзающиеся в небо сосны уже отчетливо затянули на высокой ноте: «Врешь, не уйдешь!»
Вдруг - оп! С высоты 100 м мне открылся малюсенький шанс. Проскочить по ветру между двух крайних сосен, и я воткнусь в край площадки, а глубокий мох смягчит удар.
Решено! Легкий кивок головы и маска, соскользнув с упоров, закрыла мое лицо с вытаращенными от безрассудства глазами...
План удался лишь отчасти. Тело-то проскочило, но купол площадью в семьдесят квадратов надежно хапнул обе вершины.
УХХ! Это мои ноги, обутые в сапоги 42 размера, взлетели в небо. И ощутимое: Дын! Дын! Дын! Это я, скача, падая ранцем вниз, собрал все ветви.
И повис. И под кронами и меж стволами очень артистично раскачиваясь по инерции...
Ах же ты, честная давалка! Ах же ты, лось, просто лось! Ах же ты...
Инструктор команды Т. как раз стоял и смотрел на меня, несколько очумев и даже оцепенев от такого зрелища. «Ты живой!» закричал он с ясно различимыми плачущими нотками в голосе. Когда дела не очень, у него всегда появляются такие нотки, и об этом чуть позже.
Живой?! Цел? Отвечай! - вразнобой полетело со всех сторон.
Да живой я и цел! Вот только ранца у меня того...
Ах, у тебя нет ранца!!! Плачущие нотки мгновенно сменились на сталь... Сталь 40... Легированную ... 40ХГС...
Ах ты, неадекватно воспринимающий действительность, пьющий молоко самки детеныш, навсегда потерявший чувство меры! Ну, повиси... Повиси теперь и подумай! ... Это в Т. так проявлялось дурное воспитание, полученное в Ашхабадском военно-строительном батальоне.
Висеть пришлось долго. Т. решил в воспитательных целях дождаться, пока сам Петрович не приземлится и не достанет из груза наш ранец из комплекта защитного снаряжения парашютиста-пожарного. Но Петрович был несколько самоуверен и ранца не взял. Коллеги из братской группы стали усиленно припоминать, брали ли они нынче кирпич, и если брали, то куда положили...
А между тем подо мной разгоралось веселое пламя. Дело в том, что оставшийся кашеварить опытный перец Заглотов решил поставить лагерь, или говоря человеческим языком, затабориться именно под этими соснами. И пока он пробирался через чащу в поисках воды, оставленный им костерок превратился в пожарчик. А пожарчик, как говорится, убежал.
Именно поэтому нежданно-негаданно мужики и запросили помощь.
Вместо сытного обеда они как раз дружно махали лопатами, закругляя кромку и между делом объясняя Заглотову, какое он неразумное существо, навсегда потерявшее контроль над действительностью.
Но само-то пожарище только-только разгоралось. Так что немного погодя про меня вполне уже можно было сказать: парашютист холодного копчения. А в недалекой перспективе и горячего.
Чтобы этой перспективы не случилось, Заглотов той самой водой, с трудом добытой в непроходимой чаще, горестно вздыхая и охая, опрыскивал тлеющий мох. Понятны были его переживания. Товарищи остались и без первого и без второго и без третьего исключительно по непозволительной для такого матерого волка беспечности.
Да ладно, и Акелла ведь тоже однажды промахнулся.
Время от времени Заглотов поднимал голову и снизу вверх сообщал мне что-то типа: «Ну, ты и летел». Что означали его слова, мне было не совсем понятно. Ведь свои выкрутасы мне увидеть не пришлось.
Время шло, и дым становился плотнее и плотнее. Не торопясь, инструктор полсотого Н. на лазах поднялся на мой уровень и перебросил ранец ЗСПП. Я зацепился за кольца свободных концов, выдернул подушку отцепки и добрался до земли.
Отдышался. Размял сильно опухшее от ножных обхватов чудо и полез наверх, снимать парашют.
Пришлось действовать очень аккуратно. Угли-то внизу были жаркие...

(с)Голод http://forum.sukhoi.ru
публикуется с разрешения автора