Вот ещё одна история про нянь. Буду рад, если понравится :-)

Генриетта.

Генриетта была немкой, вдовой немецкого коммуниста, работавшего в Коминтерне и сгинувшего в сибирских лагерях задолго до начала Великой Отечественной. Мои родственники решили, что немецкая аккуратность сможет благоприятно воздействовать на трёхлетний неокрепший разум, немецкий язык опять же... Была она дамой высокой, грузной, с усами и вечно исцарапанным бритым подбородком. Генриетта носила по очереди два длинных, почти до щиколоток, чёрно-белых платья с оборками: одно в полосочку и одно в горошек. На голове из каштановых с сединой волос у неё была сооружена причёска домиком. Внутри платья находилось мощное тело с бюстом фантастических размеров. Помню, что голова моя целиком помещалась меж этих циклопических сооружений, когда няня прижимала меня к груди, желая спокойной ночи. Генриетта потрясала своей монументальностью! Наверное, так выглядела Брунгильда, когда по возрасту вышла из валькирий и переквалифицировалась в няни.

Начиналось всё просто замечательно! Наконец-то нашёлся человек, который помогал мне надевать ненавистный лифчик, натягивать бесконечные чулки и пристёгивать их к резинкам, с лифчика свисающим. Я как-то пытался объяснить своим детям, что это такое, но был безуспешен, пока, наконец, не обнаружил подобное одеяние на какой-то девице, запечатлённой в Penthouse. Демонстрируя это сомнительное фото детям, я с восторгом вопил: “Вот, это и есть лифчик! Я тоже носил такой в детстве!” Мои вежливые и политкорректные дети понимающе закивали головами, максимально быстро свернули разговор и больше этой темы не поднимали.

Поверх лифчика и чулок надевалось какое-то невообразимое количество одежды, которое, будучи на меня ещё не одетым, занимало почти всю мою кровать! Закутанный до самых глаз, перевязанный сверху для надёжности пуховым платком, я выходил гулять на улицу. Ходить было трудно, потому что ноги в чулках, рейтузах и штанах и без того сгибались с трудом, а ещё и валенки поднимались чуть выше колена и заставляли идти походкой пеликана. Ну а уж если случалось упасть, то без посторонней помощи подняться на ноги было просто невозможно! Рядом со мной чинно вышагивала Генриетта, одетая в длинную коричневую шубу “Дружба” китайского производства и высокую меховую дамскую шляпу. Вынимая руку из такой же, как и шуба, муфты, она показывала толстым пальцем в нитяной перчатке на деревья, птиц, дома и людей, называя их по-немецки, и требовала, чтобы я повторял за ней. Повторять было нелегко, как, впрочем, и вообще говорить, потому что шарф лез в рот и колол подбородок и щёки, - но я старался, как мог. По возвращении с гуляния меня ждали гренки, вымоченные в молоке с яйцом, поджаренные и посыпанные сверху сахарным песком.
Няня называла это блюдо армриттер и утверждала, что бедные немецкие рыцари только этим и питались и именно поэтому были такими сильными. Позже на уроках истории в школе, вспоминая эти полдники и урча пустым животом, я понимал, что совсем не тяжесть доспехов повлекла на дно Чудского озера псов-рыцарей!

Успехи в немецком языке были несомненными, но неожиданными: ни одного немецкого слова бабушке вынуть из меня не удавалось, зато я немедленно переключился на сильный немецкий акцент. В моём обиходе появились выражения, вроде ”Я легла тарелька шкафу-у-у” и другие, столь же своеобразные. Попытка обучить ребёнка началам немецкого была бабушкой вежливо, но твёрдо остановлена.

В остальном жизнь текла безоблачно и упорядоченно, никоим образом не предвещая ужасной развязки, случившейся вскоре. Надо сказать, что Генриетта была дамой очень твёрдых правил и принципов. Одним из таких правил было бдительное и трепетное отношение к своему здоровью, а принципом - неукоснительное следование всем найденным рецептам и способам поправки оного здоровья. Только несокрушимый немецкий организм, созданный во времена царствования Вильгельма II, был способен без убытка для себя выдержать все самодельные зелья и мази, которые Генриетта бестрепетно принимала внутрь и намазывала на разные части тела! Бабушка несколько заволновалась, подумав, что няня может заняться поправкой и моего здоровья. Было понятно, что хилое городское дитя, рождённое под неуверенными солнечными лучами хрущёвской оттепели, не выдержало бы подобной бури и натиска. Но, слава Богу, Генриетта никогда не порывалась лечить меня самостоятельно, неукоснительно скармливая воспитаннику строго по часам все микстуры, порошки и прочую гадость, которая полагалась по рецептам от официальной медицины.
Единственной зримой болезнью моей немецкой няни было начинающееся варикозное расширение вен, что и неудивительно, если принять во внимание нянину комплекцию. Генриетта постоянно опробовала на себе то одно, то другое замечательное средство, которое должно было излечить её буквально на следующий же день, но почему-то не помогало! И вот однажды няня принесла с собой новый рецепт! По прошествии многих лет мне даже странно, что этот рецепт попал к ней так поздно! Её твёрдый характер и неуклонность в достижении поставленных целей должны были встретиться с подобным негуманным способом излечения гораздо раньше.

Я был ребёнок спокойный и постоянно занятый собственными фантазиями, играми и мыслями. И поэтому не замечал странной атмосферы, окружившей Генриетту. Соседи по коммуналке днём были на работе и тоже ничего особенного не замечали. Первой забеспокоилась бабушка. Она начинала к чему-то принюхиваться в самых неожиданных уголках квартиры, озабоченно качала головой, что-то бормотала про себя... Её волнение и озабоченность росли день ото дня и, наконец, однажды вечером, когда всё семейство, включая Генриетту, собралось за столом с чаем, вареньем и армиттерами, вопрос был задан:

“Кхм,... никто не замечал последнее время какого-то, кхм, запаха?” - вопрос был странным, и даже отец оторвался от своей научной книжки и стал растерянно оглядываться по сторонам. Генриетта сохраняла невозмутимость, совершенно не относя бабушкины слова на свой счёт. Но увидев, что бабушка смотрит прямо на неё, поставила чашку на блюдце и степенно отвечала: “Нитшего не замечаль“, - после чего вновь основательно ухватила чашку за ушко и медленно понесла ко рту. Некоторое время прошло в молчании. Мама тоже начала принюхиваться, и её нос, подобно стрелке компаса, безошибочно поворачивающейся к северу, так же плавно и неотвратимо повернулся к Генриетте. Бабушка в замешательстве молчала, пытаясь подобрать слова для следующего вопроса. Филологи, они же знают много слов, поди выбери нужное! Маме было проще. Со всей прямотой биолога-естествоиспытателя она спросила в лоб: “Генриетта, почему от вас пахнет говном?!” Генриеттина чашка звякнула о блюдце. Тевтонская броня дала трещину! Папа оторвался от книжки и решил добавить свои пять копеек в дискуссию: “Киса, не говори так при ребёнке! “ - потом поёрзал, почесал нос и добавил в задумчивости, тоже поглядывая в сторону няни: “Хм, странно, я тоже чувствую запах каловых масс! “. Мне показалось, что Генриетта не может знать таких слов по-русски, и я решил помочь ей: “ Scheiße, Генриетта, Scheiße riecht!” Это было моим первым и последним выступлением на немецком языке за всю жизнь, и, к сожалению, весьма неудачным. Но дело было сделано, няня уже никак не могла сослаться на плохое знание русского языка.

Знал бы я о той нескончаемой череде нянек, которая ожидала меня вследствие случившегося! Ох, не стал бы я демонстрировать своих познаний! Я любил Генриетту и совсем не хотел причинить ей вред, но сказанного не воротишь. Генриетта, взглянув на меня с немым укором, созналась. Оказывается, лучшим средством против варикозного расширения вен на тот момент являлся кал, который с немецкой добросовестностью Генриетта наносила утром себе на ноги и смывала перед приходом взрослых домой! Естественно, что никакие уговоры бабушки сменить состав мази на что ни будь, обладающее менее интенсивным и вызывающим запахом, ни к чему не привели. Моя няня была тверда на пути улучшения собственного здоровья! Получив расчёт, она удалилась, поцеловав меня на прощанье и немного поцарапав своим подбородком.

Запах держался ещё с месяц, а потом незаметно исчез. Армриттеры и умение говорить с тяжёлым верхнесаксонским акцентом остались со мной до сих пор. Аккуратность и организованность так и не привились. Иногда я думаю, что если бы не этот рецепт... Возможно, я был бы совершенно другим человеком!