Один воин в чистом поле...

В народе принято считать, что первую в Советском Союзе искру национальной розни и пренебрежения, если не сказать грубее, к народам-соседям распалили страны Прибалтики (Латвия или Литва) и союзные республики Закавказья. Конкретно Армения и Азербайджан, начавшие «решать» национальный вопрос резней в Сумгаите.
Более осведомленные упоминают о конфликтах на почве межнациональной розни в знаменитой Ошской долине Узбекистана и в Казахстане, где в Алма-Ате прошел целый ряд студенческих волнений.
Но возьму на себя смелость утверждать, что по сути раньше всех принялись разжигать огонь вражды среди народов бывшего Союза крымские татары, выселенные с полуострова и проживающие на тот момент в республике Узбекистан. Вражда обладала всеми классическими атрибутами, обычно присущими проблеме, и подпитывалась политикой властей. То там, то здесь вспыхивали народные волнения, демонстрации, манифестации, вооруженные столкновения, разгоны как мирных, так и весьма агрессивно настроенных демонстрантов...
Великая страна постепенно превращалась в учебный полигон по развалу самое себя, а затем и в поле брани.
Те времена коснулись и меня. Я пишу о событиях, в которых был вынужден участвовать лично.

«Жандармы Узбекистана» при полном параде!

Итак, 1988 год, я учащийся 4 курса Ташкентского высшего танкового командного училища имени П.С. Рыбалко. Шестая рота, четвертый взвод. Курсантов нашего танкового училища в простонародье называли жандармами Узбекистана. По аналогии с выражением «Царская Россия - жандарм Европы».
А к курсачам нашего взвода в батальоне прицепилось прозвище «китайцы». Китайцы - потому что взвод, сформированный по остаточному принципу, являлся самым многочисленным во всем батальоне.
Отгремел парад, посвященный 70-летию Советской власти в городе Ташкенте. Грандиозность и торжественность происходящего, масштабность самой подготовки к участию в параде имели поистине былинный характер, и меня, совсем еще мальчишку, завораживали, приводили в неописуемый восторг и трепет.
В период праздничной подготовки мы выгружались в Ташкенте из грузовых автомобилей и выдвигались строевыми колоннами на главную площадь союзной республики.
Радостно приветствовали друг друга, выкрикивая самопальные лозунги, курсанты парадных коробок высших военных училищ: Ташкентского мотострелкового имени Ленина, Самарского автомобильного; курсанты-пограничники, солдаты воздушно-десантных войск...
- Привет, траки!.. Салют, мазута!
- Здорово, помидоры! - беззаботно неслось в ответ («помидоры» по цвету красных погон).
- О, траки катят!
- Эй, баллоны, резиной не воняй! - весело звучало в адрес автомобилистов.
Сурово и молча стояли солдаты погранвойск, с неспешной солидностью пропускали проходящий строй воины-десантники. Чеканили шаг погранвойска. Сверкали на солнце начищенные форменные пряжки. До сих пор вспоминаю, и мурашки бегут.
Величие, слава, мощь страны чувствовались тогда не только в Москве, но и на далеких ее окраинах. Все, и стар и млад, испытывали искреннюю гордость за свое могучее государство.
В ином свете понималась курсантская мудрость «мы - болтики и гаечки в боевом щите нашей страны». Мы - не просто «болтики» и не просто «гаечки». Мы - основа великой державы, то есть - очень важные «болтики» и «гаечки»!

Отрезанные головы в «подарок»

Ликование по поводу парада омрачали недоброжелательные, мягко говоря, действия крымских татар (якобы, неизвестные нам) по отношению к русским и советским.
Первое, что приходит на память из наглых заявлений крымчаков - обещание к 70-летию Советской власти «подарить» семьдесят отрезанных голов.
Старшекурсники младшим пересказывали факт, как в 60-х годах крымские татары подняли бучу, были раненые и вроде как убитые. Вконец обнаглев, крымчаки однажды попытались устроить побоище прямо возле училища. А дальше пошел неуправляемый процесс. Курсанты выпрыгивали в окна, перелетали через заборы, неслись защищать и мстить за своих. Тогда в городе Чирчике произошла настоящая бойня. Крымские татары не ожидали столь дружного выступления именно от юнцов-курсантов. Тогда волна негодования быстро затихла, а власти замяли историю.
С 1987 по 1988 год мы частенько ложились в казармах спать с автоматами или с саперными лопатками, чтоб быть по максимуму готовыми, так как постоянно ожидали убытия то в Алма-Ату на разгон студентов, то в Ошскую долину, то на утихомиривание беспорядков и разгон демонстраций крымских татар по Узбекистану. Сами понимаете, вследствие всего этого крымские татары не пользовались нашим уважением, а их лютая ненависть выражалась в периодических избиениях курсантов и офицеров.

«Рашида Максудовна, выполняй обещание!»

Помню одну демонстрацию, устроенную татарами.
Нас выгнали в оцепление. Оснастили автоматами и рожками, но не дали боеприпасов. Нам никогда не выдавали боеприпасов, и крымчаки это хорошо знали.
Татары издевались над нами, дергали за автоматы и, мерзко ухмыляясь, кричали: «И что ты с нами сделаешь? Тебе твоя родина даже патронов не дала, и в руках у тебя палка!» Естественно, иногда курсанты не выдерживали, и у «палки» появлялся вдруг приклад.
Власти мечутся, сами не зная, что поделать с протестующими, - либо все пустить на самотек, либо каким-то образом реагировать. Да один залп - и все, народ бы успокоился, однако «вышние силы» самоустраняются, предпочитая закрыться в раковину.
Частенько встречались плакаты со словами: «Рашида Максудовна, ты нам обещала!» «Рашида Максудовна» - это Раиса Максимовна. Типичные лозунги, адресованные непосредственно Горбачеву и его жене. Они вызывали недоумение.
Я думал: а кто вообще-то правит страной?

Философия от крымчаков

У сбившихся в отряды крымчаков явно прослеживалась иерархическая структура:
1 - «знающие» (идеологи, философы);
2 - командиры-руководители;
3 - бойцы.
«Идеологи» и «философы» старались мирно, беззлобно и «ласково» беседовать с нами, декларируя опорные тезисы своей платформы и настойчиво убеждая в правоте действий земляков и правильности «святой миссии» по освобождению своего народа.
Интеллигентная прослойка крымских татар демонстрировала необычайно высокие знания истории государства и КПСС, обладала колоссальными знаниями о философских системах, мировых религиях и течениях. Мы-то в науке были не сильны, поэтому кругозор крымских идеологов действительно впечатлял. Зато мы идеологически подкованы - дай бог! Поэтому их «проповеди», рьяные наставления на путь истинный и прочие старания по вразумлению нас приносили мало толку.

Советские или русские?

Под грифом «Изъято из библиотеки и уничтожено» по училищу вовсю гуляла запрещенная советской цензурой прелюбопытнейшая книга мемуаров командира партизанского отряда, в 1941-43 годах дислоцировавшегося в Крыму. Называлась «Крымский дневник».
Не буду пересказывать, советую найти и прочитать, если получится. Один лишь момент прокомментирую: подход к крымским татарам гитлеровские идеологи нашли через мусульманское духовенство, которое и подняло народ на войну против русских гяуров.
Обратите внимание: не «советских», а именно «русских» гяуров (то бишь неверных). Советское и извне и изнутри всегда отождествлялось с русским. Факт.
На тему «кто есть кто» есть хороший анекдот. Этот анекдот в СССР передавали шепотом. Представьте, что я его вам тоже шепотом рассказываю.
Фашисты подбили советский танк. Стучат прикладами по броне и крикливо велят: «Рус, сдавайся!» В ответ - тишина.
«Рус, сдавайся! А то будем жечь!»
Открывается люк, появляется советский танкист и говорит: «Рус нету, казах можна?»
Запад никогда не называл жителей союзных республик советскими. Люди, населяющие многонациональную державу, всегда оставались для зарубежья «рашен» или «рус».
И никаких тут националистических настроений, простая констатация факта.

«Два курсанта, нет гранаты, автоматы без патронов...»

Весна в Чирчике - это почти лето. Благодатный край! Воткни в землю сухой сучок - и сучок расцветет, даже если не поливать.
Я в соответствии с боевым расчетом числился основным посыльным за командиром взвода. Запасной посыльный - узбек Бахром.
Вечером роту вооружили. Ребята собирались спать с автоматами, впрочем, как всегда. Мы уже размечтались с наслаждением отдохнуть, и тут старшина Зайцев вдруг скомандовал: «Посыльным - к офицерам! Строиться перед канцелярией командира роты! Форма одежды свободная». Как снег на голову!
Нас ждал внеплановый инструктаж комроты. Ну и, само собой, распределение задач. Так мы решили.
Я и Бахром оказались в очереди на аудиенцию у командира 6 курсантской роты последними. Срок ожидания растянулся, потому что капитан в первый раз за четыре года беседовал с каждым курсантом-посыльным лично, тет-а-тет! Выходящие из канцелярии отмахивались от любопытных: «Потерпи, сам узнаешь». И с напряженно-озадаченными физиономиями брели чистить оружие. Дошла очередь и до меня.
И, конечно, я был уверен, что речь пойдет об очередном важном поручении. Честно говоря, я этого опасался - у меня в колене был выбит мениск, и я сильно хромал. Устраивать ранним утром кросс не было абсолютно никакого желания. Да еще с автоматом, вещмешком, подсумком - в полной амуниции!
И вот, припадая на одну ногу, но с бравым видом вхожу к капитану Владимиру Ивановичу Горелейченко по прозвищу Гуга.
- Товарищ капитан! Курсант Калугин по вашему приказанию прибыл!
- Значит так, курсант, - капитан прятал глаза, - завтра ожидается чрезвычайно серьезное событие. Возможны провокации. Посыльных могут отлавливать, будьте наготове. Товарища Шмычкова (командира 4 взвода) вы должны доставить в указанное время. Побежите вдвоем с напарником.
«Упс, - подумал я. - Почему посылают на пару, интересно? Всегда бегал в одиночку. Запасной посыльный - исключительно на случай болезни, наряда, командировки... Попробую отмазаться - куда я с больной ногой?»
- Товарищ капитан, у меня мениск выбит, я не могу быстро бежать. Разрешите не бежать?
- Боевой расчет менять никто не будет. Побежите вдвоем.
Время и действия курсанта по боевому расчету расписывались поминутно. Действительно, налаженную систему изменить проблематично.
- Товарищ капитан, разрешите получить боеприпасы!
- Нет.
О как!
- Разрешите тогда не брать автоматы с собой.
2,5 кило веса минус.
- Нет. Побежите с автоматами.
- Товарищ капитан, а если нарвемся на толпу, что мы будем делать с этими палками?
- Выполняйте приказ.
- Есть.

Что в заначке у толкового курсанта

Я потянулся рукой к ручке двери.
Что за абсурд? Мы должны охранять порядок, а никаких прав и возможностей его охранять у нас нет.
- Подожди, курсант, - неожиданно тепло, что не свойственно было нашему Гуге, остановил он меня. И выдал фразу, которая, видно, и приводила в замешательство остальных:
- У любого толкового курсанта в нычке есть не только холостые патроны.
Вопрос, откуда он это знал, был бы глупым - Горелейченко сам выпускник Ташкентского танкового.
Следующим к Гуге зашел Бахром.
По окончании встречи мы с Бахромом делили патроны. Предупрежден, значит, вооружен, причем в буквальном смысле. Два холостых узбеку - два холостых мне, пять боевых ему - семь боевых мне. В такой очередности и вбили в рожки. Сначала холостые, потом боевые.
Раз в году и палка стреляет.
Как ни готовились, но команда «Подъем! Боевая тревога!» прозвучала, как обычно, неожиданно. Еще не успела догореть спичка (45 секунд), как старшина распорядился:
- Посыльным убыть за офицерским составом!
Мы с Бахромом выскочили в окно туалета, перелезли через ближайший забор и рванули в направлении места жительства командира взвода Шмычкова. Шинели, вещмешки и прочую поклажу оставили ребятам. Мы не бежали по центральной дороге, бежали кустами - береженого бог бережет. Боль в ноге то и дело давала о себе знать. Представляю, как со стороны смешно было наблюдать за бегущим вприпрыжку хромающим курсантиком! Надо было постараться удачно выскочить на главную дорогу, к участку с примыкающей широкой стежкой, ведущей из частного сектора.
Не успели мы туда вылететь, как нас заметила толпа местных молодчиков. На нас угрожающе уставились пар двадцать злобных глаз. Соображая, что с хромым далеко не убежать, даю быструю команду Бахрому:
- Беги! Я задержу! Беги, я сказал!
Бахром:
- Олег, держи, - и бросил мне свой магазин.

«Один воин в чистом поле...»

Ну а дальше такая картина маслом.
Частный сектор. Местные выламывают колья из забора. Похоже, капец. Их двадцать или пятьдесят? Много! Посреди дороги в сапогах, галифе, фуражке с черным кантом хромоногий советский курсант переводит автомат в боевое положение. Холостой патрон дослан в патронник. Мысленно очерчена линия, за которую нельзя допустить толпу. Команда часового: «Стой! Назад!.. Стой, стрелять буду!»
Хохочет в ответ оголтелая орава, молодчики уверены - у меня нет патронов, а в руках не автомат, а «палка».
Выстрел холостым. Досылаю второй патрон. Выстрел. Пауза. Парни стоят, как ни в чем не бывало. Они тоже не дураки, видать. Опытные ребятки, их не проведешь. Знают, что перезаряжать приходится только после холостых. Медленно, как в тумане, осознаю, что мне крышка. Кто-то орет: «У него холостые!»
Толпа двинулась на меня. Но, правда, нерешительно. Оставалось метров десять-пятнадцать. Ближе подпускать нельзя. Ребятки не спешили - курсачу же некуда деваться. В руках колья, дубинки, металлические прутья. Рожи, перекошенные от злости...
Быть избитым и покалеченным - это одно, а вот потерять автомат - уголовное дело.

Раз в году и палка стреляет

«Прощай, офицерские погоны!»
Или пан или пропал. Вот такая альтернатива.
Вскидываю автомат, да провались все к чертям! Щелкает затвор. Жму курок.
Протрещала очередь боевых патронов, «султанчики» от разрывов заскакали по асфальту и песку. Секундный ступор толпы... Лихие мальчонки аж рты поразевали!
Рожок из автомата долой! На фиг два холостых патрона! Рожок уже подсоединен к автомату. Действия отработаны и отточены до автоматизма за четыре года учебы. Взглядываю на враждебную толпу из-под козырька фуражки.
Хм... А толпы-то нету... Лишь удаляющиеся спины, скрывающиеся за забором, за поворотом, и вопли: «Курсантам дали боеприпасы!»
Проворно собираю разлетевшиеся по траве и песку гильзы - и в кусты!
Добежал до самых густых зарослей. Сел, отдышаться не могу, нога дико болит, руки трясутся. Лихорадочно размышляю: теперь точно посадят! Скандал! Советский курсант воспользовался боевыми патронами и распугал мирное население!
Так, заметаем следы. У хорошего курсанта всегда найдется старый подворотничок. Пойдет на тряпку. Быстро разбираю автомат. Масленка, шомпол - все на месте. Никогда я с таким усердием не чистил автомат, настолько быстро и качественно! Закопал стреляные гильзы.
Откуда эти навыки? Закон самосохранения? Страх за судьбу? Боязнь так и не наполнить смыслом «бесцельно прожитые годы»?..

«Кто стрелял - тот молодец!»

Прихромал в казарму. Бахром бочком подошел, шепчет:
- Ты живой? Слава богу.
- Отойди, ничего не было. Молчи, - прошипел я.
Старшина командует: всем приступить к чистке оружия. Я в отличие от других старательно произвел полную разборку автомата.
Среди курсантов пошел слух - кто-то стрелял боевыми. Товарищи, смутно догадываясь о «виновнике торжества», помогли мне как следует почистить автомат.
- Сдать оружие! Построение на завтрак!
После еды построились на плацу военного училища. Стоим, ждем, долго ждем. Наконец на трибуну проследовали начальник училища и важные гражданские лица.
Генерал:
- Бла-бла-бла... крымчаки, выступления, манифестации... кто-то стрелял боевыми... Кто стрелял - тот молодец!.. Три шага вперед!
«Ага, разбежался! Нашел дурака!»
Меня пацаны подталкивают:
- Николаич, не ты стрелял?
- Делать мне больше нечего. Откуда у меня боеприпасы?..
- Ну-ну.
С трибуны разнеслись по плацу слова генерала, случайно сказанные вблизи микрофона и адресованные начальству в штатском:
- Видите, никто не сознался. Я же сказал, что это стреляли не мои.
Слова генерала не предназначались для наших ушей, просто ветер неудачно подул. И микрофон нечаянно включился.
Идем на лекцию об устройстве боевых машин. Прибегает дневальный и вызывает в роту старшину. Объясняет причину вызова с занятия преподавателю:
- Проверяют оружие во всем училище!
Шесть часов лекций сижу как на иголках. Ничего не происходит. Занятия окончены, и роты повзводно стекаются в батальон к казарме, где курсантов встречает старшина. Кто-то задает ему вопрос:
- Что случилось, что искали?
- Искали автомат с нагаром, из которого недавно стреляли боевыми патронами.
- Нашли?
Я напрягся и слухом и телом.
- Не, не нашли. Самые чистые, правда, оказались в 4 взводе. Странно, не правда ли?
Я как раз мимо старшины направлялся в казарму, всем своим видом демонстративно подчеркивая свою незаинтересованность темой.
Старшина:
- Слышь, Калугин, а самый-то чистый твой!
Я пожал плечами.
Многие догадывались! Многие! Но никто не выдал.
Вечером в канцелярию вызвал командир роты Горелейченко.
- Ответь чисто для меня, по-честному, ты стрелял?
- Куда стрелял, товарищ капитан? Нет, что вы! Я законы Советского Союза чту. В людей стрелять нельзя. Стрелять можно только часовым на посту.
- Именно эти выстрелы враз прекратили все выступления татар. Кто это сделал - молодец. Ладно. Идите.
Гуга хорошо знал ТТХ своих подчиненных.
Было это или не было, правда это или ложь, никто уже не разберется. Написал от первого лица - захотел минуты славы. Но ведь кто-то стрелял? Это факт. Такой же факт, как и прекращение волнений аж до самого моего выпуска в июле 1988 года. Что было потом, мне неведомо.
Вручая предписание на убытие к новому месту службы, уже новый командир роты напутствовал молодого лейтенанта-танкиста:
- Поедешь в Закавказье. Теперь там будешь защищать Советскую власть.
Помолчал и добавил, прищурившись:
- Так же, как в Узбекистане. Опыт уже имеешь.
- Вы о чем, товарищ капитан?
Хлопал я глазами, глядя ротному прямо в лицо, всем своим видом выражая полное непонимание намеков.
- Иди уже... - махнул рукой капитан.